Часы любви - Меган Маккинни

– Милорд, я отвергла бы вас не из-за возраста, – Равенна с ненавистью поглядела на графа, – а из-за тонкого ума.

Ниалл расхохотался. Равенна подумала, что граф отпустит ее. Однако, напротив, еще крепче сжимая ее в объятиях, он прошептал:

– Если бы ты ответила по-другому, я мог бы и не захотеть этого. – Тревельян опустил голову и, дохнув на нее теплом, пробормотал: – На этот раз ты не принимала опий. И теперь будешь знать, кого целуешь.

Равенна попыталась отдернуть голову и высвободиться, но рука, удерживавшая ее затылок, была так сильна. Рот его прижался к ее губам, требуя покорности. Равенна не сдавалась, сопротивляясь поцелую всеми силами, но тем не менее граф побеждал. Губы его припали к ее губам в жарком и горячем лобзанье, и хватка Тревельяна начала понемногу ослабевать, ибо власть соблазна уже овладевала ею, постепенно сдававшейся страсти.

Поцелуи Малахии не имели этого вкуса. Расчетливые движения Тревельяна наполняли ее восторгом. Отрывистые ласки Малахии, как ни отрицай, все равно отдавали случкой животных, Тревельян же завоевывал ее так мягко, так нежно. В слепой покорности Равенна была готова на все. Искусный, он опутывал ее словно паутиной и с каждым новым движением губ уже, казалось, не оставлял ей возможности для спасения.

В конце концов решение было сделано не ею. Тревельян отодвинулся столь же неторопливо, как и начинал поцелуй, предоставив ей возможность осознать все те странные чувства, которые пробудил в ней. Пальцы его словно бальзам прикоснулись к опаленным поцелуем губам Равенны. А ей хотелось плюнуть на него, дать пощечину, сделать что-нибудь такое, чтобы и он почувствовал себя таким же несчастным и смущенным, какой была она в этот момент. Однако Равенна воздержалась от возмездия. Все, что могла она сделать, все равно показалось бы детской выходкой. Он только осмеет ее и тем лишь усилит унижение. В Лире Тревельян был королем, более того – всевластным богом. Он здесь и магистрат. У нее нет власти над ним, она может лишь отвергнуть его. И она отвергнет Тревельяна, отвергнет, потому что презирает его. И более подходящего случая ей не представится.

– Я послал Гранье записку с известием о твоем приключении, – сказал Тревельян негромко. – Врач велел тебе провести неделю в постели. Бабушка знает обо всем этом и ждет тебя по выздоровлении.

Равенна внезапно обрадовалась. Тревельян заставил ее забыть о головной боли. Но теперь комната вдруг закружилась.

– Уверяю вас, так долго я не выдержу вашего гостеприимства. – Открыв глаза, она оглядела комнату, чтобы отыскать взглядом одежду. И тут лишь вспомнила снова, что, когда граф подобрал ее, на ней была только ночная рубашка. Совершенно несчастная, она упала на подушки и проговорила: – Не будете ли вы добры попросить Гранью прислать мне какую-нибудь одежду…

– Она пришлет платье, когда врач разрешит тебе встать. А пока ты мне кажешься чересчур бледной. Лучше будет, если ты уснешь. – Он встал и направился к двери. – И моли Бога за душу Малахии Маккумхала.

Равенна одарила Ниалла яростным взглядом и, подобно фехтовальщику, который всегда стремится нанести удар последним, сказала:

– Вам, милорд, следовало бы позаботиться о собственной душе. Возможно, вам придется предстать перед собственным Творцом скорее, чем вы предполагаете. – Она вытерла рот тыльной стороной ладони, словно там осталось нечто дурное. – В особенности если вы попытаетесь снова поцеловать меня.

Губы его искривила злая улыбка.

– Не нравится мне этот гейс. – И взглядом обладателя, собственника он посмотрел на ее губы. – Нет, по-моему, лучше подождать… И в следующий раз целовать меня будешь ты сама.

С этими словами Тревельян повернулся и вышел.

* * *

Неровный сон овладел Равенной. В опочивальню явился Гривс вместе с другим слугой, который принес целое блюдо всякой еды. Яства тем не менее остались нетронутыми. Равенна дремала под балдахином огромной постели, лишь темнота приносила облегчение ее измученной голове.

Когда она, наконец, проснулась, была ночь. Огоньки свечей, приплясывавшие в канделябрах на каминной доске, бросали вокруг длинные тени; стекла огромных окон покрылись влагой от тепла, распространявшегося из камина. Слуга принес чайничек с горячим чаем на подносе, покрытом безупречной полотняной салфеткой, а заново взбитые подушки в должном порядке были устроены под больной головой.

Равенне захотелось выбраться из постели, потянуть ноющие мышцы. С удовольствием – и смятением – она обнаружила в ногах своей постели один из кашмирских халатов Тревельяна, оставленный на случай необходимости.

– Тьфу! – буркнула она, потянувшись к этому одеянию. Необыкновенно мягкая ткань удивила Равенну, а завернувшись в халат, она еще более возмутилась – оттого, что он слабо пах ветивериевым мылом и чем-то еще – а скорее кем-то.

Закатав тяжелые изумрудно-зеленые атласные рукава, она прикоснулась босыми ногами к каменному полу. Толстые рубиновые ковры покрывали пол. Словно по камням Равенна перебралась по ним в прихожую, где в очаге уже теплился огонь, а стол возле кресла был завален старинными, зачитанными томами.

Налив себе чашку чая, она устроилась в одном из кресел. По привычке брать из двух предложенных кусков меньший, приобретенной, наверно, в английской школе, Равенна сперва заняла потертое, видавшее виды кресло, преднамеренно избегая более нового. Тем не менее, как она ни старалась, как ни усаживалась, удобно не становилось. Но кресло просто обязано было предоставить ей уют, ибо, невзирая на возраст, вещь эту делали умелые руки; однако, по необъяснимым причинам оно служило для Равенны источником муки. Не в силах более сносить эту пытку, она оставила кресло и устроилась в более новом, соседнем. Опустившись в него, Равенна вздохнула – на сей раз с удовольствием. Здесь все было как надо.

Когда мысли ее возвратились к создавшейся ситуации, Равенна забилась в самые недра кресла и принялась осматривать комнату. Вне сомнения, собственное достоинство можно было спасти, немедленно открыв дверь и убежав к Гранье, однако лоб до сих пор ужасно болел, и Равенна не могла собраться с мыслями, чтобы продумать план бегства. Если не считать украденного поцелуя, Тревельян был более чем гостеприимен. Он вызвал врача и предоставил ей самую роскошную комнату во всем замке. Жаловаться было не на что – если не считать некоторой невоспитанности хозяина, – а Тревельян, похоже, не намеревался часто посещать ее. Пожалуй, разумнее остаться здесь на несколько дней. Пешая прогулка до дома, наверно, может повредить ей. Голова еще жутко болела, и на виске, – куда ее ударила лошадь копытом, – вздулась мягкая красная шишка.

Утопая в кресле, Равенна решила смириться со своим временным обиталищем. Через несколько дней она придет в себя и сумеет возвратиться домой самостоятельно. Ну, а пока следует отдохнуть, стараясь вовсе не думать о Тревельяне, от одной мысли о котором голова ее начинала пульсировать все злее.

Попивая чай, она долго глядела в камин и наконец ощутила, что ее вновь тянет ко сну; не желая вставать, Равенна потянулась к одной из книг, лежавших возле нее. Выпал белый лист чистой бумаги, которым Тревельян заложил страницу. Не слишком усердно попытавшись найти страницу и вернуть листок на прежнее место, Равенна – из вредности – закрыла книгу и положила ее на столик, оставив закладку в руке. Ей вдруг захотелось писать, и радуясь удаче, девушка обнаружила поблизости на рабочем столе Тревельяна и чернильницу, и стеклянную венецианскую ручку. Свернувшись в кресле, она принялась записывать новое приключение Скии.

* * *

Шли годы. Война с соседями продолжалась. Сестры Скии сделались женщинами, и Грейс[45], самая младшая и упрямая, первой спросила о судьбе Скии.

– Папа, а я помню дракона, – сказала она однажды, когда отец ее, король, разговаривал со своим военным министром.

– Очень хорошо, моя прекрасная дочь… Отлично. А теперь продолжим, – в рассеянности отвечал король. – Прошел год с исчезновения принца Эйдана, король Турое только что прислал нам ноту, угрожая страшной местью, если мы не возвратим ему сына.

– Так почему же нам не возвратить его, отец? – с логикой невинного младенца спросила Грейс.

– У нас его нет, моя милая. Мы даже не знаем, куда он отправился. Принц Эйдан мог погибнуть в одном из своих странствий, однако отец его, король Турое, полагает, что мы держим его наследника в плену. Боюсь, что он поверит нам лишь тогда, когда возьмет штурмом замок и лично убедится в том, что принца здесь нет.

– А мы уже послали гонца с этой вестью к королю Турое?

Король в разочаровании потер бородку.

– Дорогая моя, все не так просто. Я посылал гонцов. Я целый год делал это, однако на войне не всегда верят правде. Принца Эйдана в последний раз видели к северу от нашего королевства, и люди Турое решили, что принц попал в плен и находится в нашем замке. Мы способны только обороняться от новых нападений. А теперь ты видишь, что папа занят, поэтому будь хорошей девочкой и…