Я вернусь! Неудачные каникулы - Наталья Парыгина

— Да вот, — сказала Юлька, шагая рядом с тётей по дороге между высокими снежными отвалами, — приехала. У нас в школе есть кабинет боевой славы. Мы разыскиваем героев Великой Отечественной войны, фотографии их, расспрашиваем о подвигах. В Дубовске много бывших фронтовиков… А перед каникулами Марк говорит: давайте поедем в сёла. А Олег узнал и предложил на лыжах.

— Ребята из вашего класса, что ли?

— Да. Марк со мной учится. А Олег — преподаватель.

— Как же ты его так запросто, Олегом-то?

— Да он молодой, — сказала Юлька. — В глаза, конечно, величаем… Но я не захотела с ними идти на лыжах. Думаю: поеду лучше к тёте. В Хмелёве хватит места на лыжах покататься.

— Ещё бы! — гордо проговорила Анна Николаевна. — Вон они, поля-то… А хочешь — в лесу катайся. Да наше Хмелёво…

— Конечно, — перебила Юлька. — И герои войны у вас, наверное, есть.

— Чтобы со звёздочкой — таких нету. А с орденами — много. И Петренко, и у Кукушкина вся грудь в орденах да медалях, как в праздник нацепит — так аж позванивают, и Васин награждённый. Твоего боевого кабинета не хватит, если всех наших фронтовиков туда собрать. Отец-то с матерью как живут? — спросила тётя, уже поднявшись на крыльцо и открывая замок.

— Хорошо, — сказала Юлька. — А как вы?

— Ты мне «вы» не говори. Я тебе родня. Учителя по имени зовёшь, тётку по отчеству готова величать… Что это придумала?

— Ладно, тётя, — снисходительно улыбнулась Юлька. — Ты не шуми.

— А вот шуметь буду, — возразила тётка. — Всю жизнь шумлю, теперь уж не отучишь.

В домике у тётки было очень тепло и чисто. В просторной кухне Юлька увидала побелённую плиту, стол, накрытый голубой клеёнкой, шкафчик на стене. Две крашеные табуретки стояли у стола. Тут же, у дверей, была вешалка. Всё было так, как тогда, три года назад…

— Раздевайся, — сказала тётя. — Грейся да хозяйничай. Мне обратно на работу надо.

— Строгий у вас доктор? — спросила Юлька.

— Порядок любит, — уклончиво заметила тётя. — Мария Захаровна тоже, бывало… Ты помнишь Марию Захаровну?

— Помню.

— Она ведь…

— Я знаю. Ты писала папе.

— Андрей Ильич приехал — она ещё жива была. Помогала ему… Молодой, трудно. Вот тут, в шкафчике, — хлеб, молоко, сало. Ты поешь, Юля. Вечером щей наварим, каши гречневой. А то картошки напечём. Любишь печёную картошку?

— Люблю. Я селёдки привезла копчёной — мама гостинцы послала.

— Хороший гостинец, — обрадовалась Анна Николаевна.

— Нравится ему здесь? Не скучно?

— Кому?

— Ну, доктору…

— Скучать некогда — один на всю больницу. Замотался на работе — с утра до ночи, с утра до ночи… Скоро полегче будет. Ещё врач приедет — невеста его. В одном институте учились, только он раньше кончил. А она нынче кончает. Ждёт он её не дождётся… Ну, побегу я, Юля.

— Беги, беги…

— Дрова в сарае, если чай захочешь вскипятить.

— Найду, — сказала Юлька.

Анна Николаевна ушла, плотно прихлопнув тяжёлую дверь. Юлька осталась одна. Она прошла в комнату. Вся комната была застелена простиранными старыми половичками. Лежанку у печи узнала Юлька. И стол под вязаной скатертью. И диван… Только обивка на диване была другая — зелёная, с жёлтыми цветочками. А раньше диван был коричневый. Юлька хорошо его запомнила — она спала на этом диване. Тётя на лежанке спала, Юлька на диване, а отец с матерью уходили на сеновал — им нравилось спать на сеновале. У тёти тогда была коза, и для козы она запасала сено.

«Ну вот, — подумала Юлька, — вот и я приехала в деревню». Она почувствовала, что хочет есть, и вернулась в кухню. Достала из шкафчика хлеб. Отрезала от толстого куска ломоть жёлтого сала. Налила в кружку молока. И отлично поела. Никогда, казалось Юльке, она не обедала дома так вкусно.

Идти на улицу Юльке не хотелось — надроглась в автобусе. В комнате на подоконнике она нашла старую книгу с растрёпанными страницами и с библиотечным штампом. Писемский. «Тысяча душ». Юлька устроилась на тётиной лежанке. Удобная была эта лежанка, широкая, накрытая чистым домотканым рядном. Юлька прижалась спиной к тёплой печке и принялась читать.

Она нехотя взялась за роман, с недоверием оценивая тётин литературный вкус. И с первых страниц не понравилась ей книга — Юлька предпочитала современные, чтобы знакомая описывалась в них жизнь. Но постепенно история Настеньки захватила Юльку. Она читала страницу за страницей, лишь изредка отрываясь от книги, чтобы поудобнее устроиться на лежанке либо взглянуть на минуту на небольшие, доверху разрисованные морозом стёкла. И лишь когда начало темнеть, Юлька отложила книгу. Вспомнила, что скоро придёт тётя с работы — надо бы приготовить обед.

Юлька и дома иногда готовила по поручению матери. Ей нравилось возиться в кухне. Нравился огонь в плите, и запах закипающего супа, нравилось резать картошку острым ножом. А теперь ко всему этому примешивалось ещё и тщеславное желание удивить тётю своей заботливостью и своими кулинарными способностями.

Юлька сходила в кладовую, принесла мяса. Сбегала в сарай за дровами — захватила кстати и свой рюкзак, про который совсем забыла. Слазила в подполье за картошкой. Всё у ней спорилось, и, когда на крыльце послышались тяжёлые тётины шаги, щи были уже почти готовы.

Анна Николаевна широко распахнула дверь и не вошла, а вбежала прямо на середину кухни.

— Не поздоровался! — возмущённо и громко проговорила она. — Проскочил мимо на машине, ровно я ему столб, а не человек. Хоть бы головой мотнул! И головой не мотнул!

Юлька улыбалась, отвернувшись к плите. Кто-то там с ней не поздоровался, так она готова полдня кричать на весь дом.

— Кто это с тобой не поздоровался?

— «Кто, кто»! — раздражённо передразнила тётя, словно Юлька тоже была в чём-то виновата перед ней. — Степан Ивин со мной не поздоровался, вот кто.

Юлька помнила эту фамилию.

— Директор совхоза? — спросила она.

Она совсем развеселилась. Ну, тётя! Директор совхоза непременно должен с ней раскланиваться! Не заметил, ну и какая беда?

— Директор! — ворчливо проговорила тётя. — Был бы он директором, кабы не я.

— Так это ты его назначила директором? — насмешливо спросила Юлька.

— Директором я его не назначала, — разматывая с головы тёплый платок, объяснила тётя. — А кабы не я, был бы он ещё в войну покойник. Не довелось бы ему теперь директорствовать.

Тётя Аня платок сняла, положила на полочку над вешалкой, а пальто забыла снять, так в пальто и села на табурет возле стола.

— Пальто сними, — сказала Юлька. — В кухне вон как жарко.

— Эх, люди, люди! — со вздохом проговорила обиженная Анна Николаевна.

Однако послушалась Юльку — сняла пальто. И даже заинтересовалась обедом:

— Чего это ты наготовила?

— Щи, — сказала Юлька. — И селёдка с картошкой. Садись, будем обедать.

Она проворно накрывала на стол. Ей понравилась роль хозяйки. Она только переживала, одобрит ли тётя её щи. Но тётя, осторожно схлебнув с дымящейся ложки, похвалила Юльку.

— Вкусно, — сказала она. — Спасибо тебе. Не привыкла я, чтоб обо мне заботились. Одна да одна.

— Плохо одной? — спросила Юлька.

— Что хорошего! — вздохнула тётя. — Война у меня всех забрала. И отец на фронте погиб. И брата в войну убили. И парень, жених мой, косточки сложил в Белоруссии. Так и осталась одна.

Юльке стало жаль тётю.

— Ты не обижайся на директора, — сказала она. — Может, просто задумался человек.

— Может, и задумался, — согласилась тётя.

— А как ты ему жизнь спасла?

— Было такое дело, — вяло, словно бы не желая рассказывать, сказала Анна Николаевна.

Юлька догадалась, что надо хорошенько попросить, чтоб рассказала. Тётя не хотела рассказывать просто так, ради разговора. Другое дело, если Юльке очень интересно…

— Мне очень интересно, тётечка. Я же после войны родилась, я же не знаю, как это всё происходило, — горячо проговорила Юлька.

— Ты книжки читаешь про войну, — ещё сопротивлялась Анна Николаевна.

— То книжки, а то живые люди…

И тётя сдалась.

— Ну ладно уж, расскажу… Поедим только сначала, а после обеда я тебе и расскажу.

11

— Немец-то обошёл наше Хмелёво. Стороной обошёл. Мы все сидим, приказу ждём, когда нам эвакуироваться. Я и тогда в больнице работала. Мария Захаровна ещё молодая была, а я — вовсе девчонка, восемнадцать исполнилось.

Больных которых домой отправили, самых тяжёлых в областную больницу отвезли. Пусто, тихо… Две лошади у нас при больнице было. Лошади наготове стояли, имущество всё больничное упаковано, только команды нету. Слышно — орудия бухают, близко уж, а всё не едем. Наш председатель сельсовета всё одно твердит: отгонят немца да отгонят немца. Не сдадут, мол, наше Хмелёво.