Пятиборец - Сергей Антонов

—Глупое простонародье называет моих экзекуторов Стальными сутанами! — гневно воскликнул Иеффай Беверидж. — О нет! Скорее уж соломенные сутаны, которых может обидеть даже ребенок.

Получив разнос от Великого Экзекутора, Гилфорд низко опустил перевязанную полоской белой материи голову. На подбородке у него краснел след от удара факелом, который в этот момент стал почти незаметен из-за румянца стыда, залившего лицо капитана.

—Я дам тебе свой лучший бальзам от ран, Гилберт, — проворчал Беверидж, не сбавляя шага. — А взамен желаю услышать, когда сбежавшие преступники будут водворены в свои камеры.

—Я велел закрыть все городские ворота, ваше милосердие. Изменники все еще в городе, и мы обязательно их...

—Это вопрос государственной устойчивости, Гилберт, — раздраженно перебил капитана Беверидж. — Личности, подобные Брюсу, во сто крат опаснее обыкновенных еретиков. Они не зовут к бунту открыто, не чернокнижествуют, но способны своими фантазиями и небылицами смутить слабые умы, а таковых, уверяю тебя, в Ноулдоне большинство.

—Я найду Брюса, ваше милосердие, и доставлю его к вам, даже если он сбежит в преисподнюю к самому Круциферу!

—Сомневаюсь, — мрачно вымолвил Беверидж. — Но у тебя есть возможность все исправить. Даю тебе сутки.

Уязвленный до глубины души упреками Великого Экзекутора, Гилфорд отвесил почтительно низкий поклон и двинулся через заполненную горожанами площадь к поджидавшим его всадникам на белых конях. Его душили злоба и ненависть к Эндрю Брюсу. Какой-то бедно одетый простолюдин не успел уступить капитану дороги и был сметен с его пути зубодробительным ударом кулака. Гилфорд продел ногу в стремя, тяжело взгромоздился в седло, взял лошадь в шенкеля и поднял ее с места в галоп. Гулкая площадь огласилась перезвоном подков удалявшейся кавалькады.

Проводив всадников взглядом, Беверидж, прихрамывая, направился к упавшему горожанину, который никак не мог прийти в себя после встречи с Гилфордом. Наклонился над ним и помог встать. Затем достал монету, чтобы подать ее пострадавшему, но в последний момент заметил, что держит в руке гольден Брюса, неведомо каким путем оказавшийся в его кошельке. Это обстоятельство так поразило архиепископа, что он забыл о своем благородном намерении. Машинально зажав монету в кулаке, Беверидж направился к главному входу в собор, размышляя о возможных причинах этого события. Он был весьма суеверен и везде искал закономерности, особенно там, где их не могло быть.

На паперти церкви шла бойкая торговля мощевиками, оберегами против гирудов и медальонами сизображением Плата Пречистой Маргариты. Глядя на медальоны, Беверидж почувствовал укол совести: он только что отчитал за оплошность бедного Гилберта, тогда как сам был виноват гораздо больше, чем тот.

Стараясь не привлекать к себе внимания министрантов и клириков, Беверидж пересек длинный трехнефный зал с более высоким средним нефом и подошел к украшенной геральдическими щитами исповедальне, которая изнутри выглядела, как деревянная конурка, разделенная на две половины решетчатой перегородкой. Едва он успел опуститься на узкую скамью, как в соседней половине послышался шорох шелкового платья, и за решеткой мелькнул силуэт дамы в украшенной цветами кокетливой шляпке.

—Да славится Пречистая Дева Маргарита, — произнесла она молодым и нежным голосом.

—Во веки веков, амен, — ответил Беверидж, осеняя себя знаком овала.

—Могу я узнать, что подвигло ваше милосердие принять меня в королевской исповедальне?

—Уж конечно, не для того я пригласил вас, леди Бомонт, чтобы исповедовать или отпускать несуществующие грехи, — произнес Беверидж немного насмешливым и почти отеческим тоном. — У столь юного создания, как вы, не должно быть тяжких прегрешений.

—По сравнению с Пречистой Маргаритой все мы причастники греха, — скромно потупилась дама. — Мой духовный отец учил меня, что жизнь затем и дарована людям, чтобы грешить и каяться.

—Свое отпущение грехов вы уже заслужили делами во благо Церкви. В прошлом вы не раз совершали невозможное, и мне вновь понадобились ваши ум ипроницательность. Зная ваше бескорыстие, я теряюсь в догадках, смогу ли расплатиться с вами за помощь в уловлении одного отъявленного негодяя?

—Вам надо знать, где он находится?

—Никогда не встречал никого сообразительнее вас, леди Фиона! Именно так. Его зовут Эндрю Брюс. Злодей настолько изворотлив, что сумел бежать из Трибунала Священной Экзекуции. Для нас это не просто оскорбление, это позор, который может быть смыт лишь...

—Кровью еретика, — подхватила дама. — Нижайшая просьба даже не вспоминать об оплате. Для меня нет награды выше, чем ваша благосклонность. Вы знаете, что я служу Священной Экзекуции не из корыстных побуждений, а по воле сердца. Прошу сообщить особые приметы преступника.

—Достаточно одной: у него на правой ладони шрам от ожога в виде зигзага.

—Я дам вам знать, как только появятся новости, через нашего друга Гилфорда. Благословите меня, ваше милосердие.

Беверидж очертил через решетку голову дамы овалом Девы, для чего ему пришлось переложить гольден из правой руки в левую. Оказалось, что он так и сидел с зажатой в ладони монетой. Раздался шорох шелкового кринолина, и противоположная половина исповедальни опустела. Об ушедшей даме напоминало лишь едва различимое благоухание, витавшее в воздухе. Духи леди Фионы были так же необычны, как сама она. Иеффай Беверидж никак не мог понять, что именно они ему напоминают. Это была странная, пробуждающая смутные воспоминания смесь запаха осенних листьев и увядающих роз.

Великий Экзекутор ничуть не кривил душой, когда говорил, что виконтесса Бомонт доказала свою преданность Церкви Девы. Она появилась в поле зрения Священной Экзекуции два года назад, когда прислала донос на отца и братьев, обвиняя их в занятиях черной магией и связях с чадами Тьмы. В практике Бевериджа не так уж часто случались доносы на самых близких родственников, поэтому он всерьез заинтересовался Фионой Бомонт.

Выяснилось, что знатный, но обедневший род, к которому принадлежала юная правдоискательница, пришел в упадок из-за того, что земли Бомонтов граничили с Империей гирудов. Крестьяне, измученные постоянным ожиданием напастей, один за другим убегали в поисках спокойной жизни в более отдаленные от границы местности. Некому стало сеять, пахать, пасти скот и даже защищать замок. В итоге старый виконт де Бомонт оказался разорен окончательно и бесповоротно.

Молодая леди Бомонт утверждала, что ее отец и брат постановили любой ценой вернуть свои богатства и поэтому призвали на помощь силы Тьмы. Она поведала о черных мессах, проходивших в подвалах обветшавшего замка, о еретических обрядах, в которых ее принуждали участвовать ближайшие родственники, об убитых с ритуальными целями крестьянских младенцах и других еще более страшных и мерзких деяниях.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});