Комментарии к материалистическому пониманию истории - Дмитрий Евгеньевич Краснянский

точки зрения.

В итоге нам остается лишь сказать наше слово. Тот, кто может его услышать, пусть услышит: яростную дискуссию с коммунистами мы оставим на потом. Мы готовы в нее вступить лишь после того, как коммунисты «вразумят» христиан. По крайней мере, тогда у нас будет надежда на положительный исход подобной дискуссии.

2. Даже если всеобщий кризис капитализма состоится и завершится мировой пролетарской революцией, это вовсе не означает возникновения в итоге коммунистической формации. Конечно, с точки зрения марксова провиденциализма и прогрессизма всё должно произойти именно так – всё, что происходит, происходит не само по себе, а как реализация всемирно-исторической логики развития человечества. Выше мы уже показали, что провиденциализм и прогрессизм являются метафизическими, спекулятивными теориями, несовместимыми с позитивной наукой. С позиции же этой науки, возможны, как минимум, еще два варианта: гибель мирового социального организма и воспроизведение после катастрофы прежних структур. Подобные сюжеты известны истории из прошлого. Впрочем, иногда марксисты допускают и эти два варианта. На этот случай у них имеется два адхока.

Первый. Они вздыхают и с грустью говорят о том, что капитал действительно может погубить человечество. Но это признание есть, по сути, манипуляция: хотите выжить – присоединяйтесь к пролетарскому делу.

Второй. Марксисты говорят, что подобное может произойти, если пролетариат окажется недостаточно политически организованным, сознательным и не явит необходимую волю к победе.

Здесь мы сталкиваемся с очень любопытной особенностью марксизма, неоднократно отмеченной немарксистскими исследователями. Как научная теория, марксизм является объективистской концепцией, ставящей субъективный фактор в тотальную зависимость от социальных макроструктур. Как политическая же теория, марксизм оказывается субъективистской концепцией волюнтаристского типа – ход мировой истории, оказывается, непосредственно зависим от способности класса осознать свою историческую задачу.

Немарксисты лишь удивляются подобной эклектике. Мы же, как марксисты, пусть и реформированного типа, не можем этому удивляться. Мы возмущены и требуем приведения политических суждений марксизма в соответствие его социальной концепции. Ход мировой истории не может зависеть от способности класса осознать свою историческую задачу. Да и само понятие «исторической задачи» абсурдно с точки зрения позитивного, естественноисторического понимания общества. Оно допустимо лишь как образное выражение, но, к сожалению, Маркс и марксисты постоянно забывают об этом.

3. Пролетарская революция.

А) До сих пор, мы не имеем ни одного примера успешной пролетарской революции. Революция 1917 г. в России также таковой не является. Она произошла в стране, где пролетариат был подавляющим меньшинством. И с первого же месяца так называемая пролетарская власть большевиков приступила к подавлению пролетариата: борьба с Викжелем, разгоны рабочих демонстраций в защиту Учредительного собрания, парализация профсоюзов, уничтожение рабочего контроля на производстве, введение деспотических форм управления производством, расстрелы бастующих и демонстрирующих рабочих, подавление рабочих волнений в Петрограде и ликвидация Кронштадтского мятежа, создание чудовищного рабочего законодательства, фактически превращающего рабочего в крепостного. Лишь предельный миссионизм и виртуозная диалектика позволяют многим политическим интеллектуалам называть всё это истинным воплощением пролетарской власти.

Б) Если бы пролетарская революция всё же осуществилась, то это означало чудовищное кровопролитие. Мы вновь открываем «Манифест коммунистической партии». Маркс пишет:

«Однако в наиболее передовых странах могут быть почти повсеместно применены следующие меры:

1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.

2. Высокий прогрессивный налог.

3. Отмена права наследования.

4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.

5. Централизация кредита в руках государства, посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

6. Централизация всего транспорта в руках государства.

7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.

8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.

9……………

10…………..…»110

Вполне понятно, что подобные меры пролетарской власти вызвали бы взрыв возмущения и яростное сопротивление (например, крестьян). На той же странице Маркс пишет о том, что пролетариат в качестве господствующего класса должен силой упразднить старые производственные отношения. Это означает ожесточенную гражданскую войну между пролетариатом и непролетарскими классами. Ситуация становится еще более пугающей если мы вспомним, что в XIX в. пролетариат в структуре населения составлял от 20 до 50 % в зависимости от степени развитости страны. Подобная гражданская война означала бы подавление пролетарским меньшинством, непролетарского большинства. Более того, в этой ситуации сам пролетариат оказался бы расколот. Учреждение промышленных и земледельческих армий означало бы для него еще худшее рабство, чем капиталистическое. Кроме того, сам Маркс пишет, что эти мероприятия «экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, (курсив наш) но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всём способе производства»111 Что имеет в виду Маркс, говоря о необходимых, но экономически недостаточных и несостоятельных мерах? Теперь мы знаем об этом на опыте тех стран, в которых эти меры были проведены. Речь идет о чудовищном экономическом хаосе, разрухе, упадке производства, стремительном падении жизненного уровня, одичании и ожесточении населения. Неизбежно, что пролетариат в своей части или в целом откажется в такой ситуации следовать за своими вождями.

Таким образом, пролетарская революция как революция большинства против меньшинства, на деле оказывается кровавым подавлением политическим меньшинством большинства. В этой ситуации кровавой, яростной и длительной борьбы, на первый план неизбежно выступят государственные органы подавления, которые в какой-то момент станут представлять лишь самих себя, и будут шагом к будущей бюрократической диктатуре. Всё так и произошло в многочисленных «пролетарских» революциях XX в. Мог ли Маркс предвидеть это? Мог. Перед его глазами был пример якобинской диктатуры времен Великой Французской революции. Провозглашая идеалы социального равенства, свободы, братства, эта диктатура за год выродилась в диктатуру пары конвентских комитетов и их комиссаров, так что соратники Робеспьера замирали от ужаса на заседаниях Конвента, гадая о том, кого ныне объявят «врагом народа».

Лишь одурманенное абстрактными идеалами сознание не может видеть всей дикости и извращенности подобной ситуации. Лишь такое сознание может успокаивать совесть, записывая все эти факты в несущественные, прискорбные «эксцессы».

В каждом настоящем коммунисте скрыт мученик и… будущий кровавый тиран. Если коммунисту не удается стать мучеником, то он превращается в деспота.

4. Поскольку пролетарская революция на деле оказывается кровавым подавлением политическим меньшинством большинства, постольку остро встает проблема демократии при движении к социализму.

Многие коммунисты признают пагубность для дела социализма массовых репрессий, осуществлявшихся коммунистическими режимами. При этом они рассматривают эти репрессии как привходящий момент, не вытекающий с закономерностью из сущности пролетарской революции. Эти репрессии они объясняют ситуативным отсутствием демократии. Этот аргумент не представляется нам адекватным.

Во-первых, как мы показали выше, пролетарская революция означает, мягко говоря, весьма болезненный перелом в положении и образе жизни большинства населения. Соответственно, сохранение демократии во время революции есть прямой путь к её гибели. Не случайно Маркс говорил именно о диктатуре пролетариата. Но всякая диктатура довольно скоро вырождается в тиранию бюрократических институтов, представляющих лишь самих себя. Действие этого