Повесть о заколдованных шакалах. Древние тамильские легенды. - Автор Неизвестен

его золотым цветком и дал титул «этти», что значит «лучший из вайшьев». В благоденствии прожил он до шестидесяти лет, когда явился к нему в дом один старый брахман и сказал:

— Слушай, почему ты живешь неженатым? Сколь бы добродетелен ты ни был, холостяком в мир богов[263] тебе не попасть. Я думаю, следует тебе без промедленья возвратиться в родной город.

Быстро устроил Дхармадатта все свои дела в стране Пандиев в вернулся в Кавэрипумпаттинам, где не был столько лет. Узнав о его приезде, Висакха, теперь уже пожилая женщина, могла без стыда и стеснения покинуть обитель отшельниц. Явившись к Дхармадатте, она сказала:

Скажи, почему не влечет нас больше друг к другу?

Куда красота наша делась, скажи?

Тебе шестьдесят, и я уж совсем седая,

И нет у нас любви, и влечения больше нет!

В рожденье этом соединиться нам не пришлось,

Быть может, сведут нас грядущие наши рожденья,

А пока — исчезает молодость и умирает тело.

А золото и богатства? Их смысл только в одном:

Их можно всегда отдать, и золото и богатства![264]

Тогда купец показал ей все богатства, скопленные за долгую жизнь, и они вместе стали раздавать их беднякам города. А надо сказать тебе, о царь, что задолго до этого шла эта Висакха раз по улице и случилось, что увидел ее шедший в окружении толпы друзей старший сын царя Какандана. Тотчас же запенилась похоть в теле его. Сняв с головы своей гирлянду цветов, он надел ее на шею девушке и стал жадно ласкать ее нежную кожу. Еле вырвавшись, Висакха в ужасе убежала в свою обитель. Когда горожане рассказали о случившемся Какандану, тот, сколь ему ни было тяжко, и старшего сына убил своими руками».

14. О том, как царица пыталась погубить Манимехалей

— Эй, довольно, — прервал эти речи царь. — Ведь все это было в далеком прошлом. Что же такое случилось теперь из-за чего все вы явились ко мне? Говори скорее!

— Знай же, о царь, — отвечал старец, — что в столице твоей живет юная отшельница Манимехалей дочь танцовщицы Мадави, рожденная ею от несчастного Ковалана, которого по ложному доносу зарезали в Мадуре. Долгое время сын твой, Удаякумаран, не в силах обуздать свою страсть, неотступно преследовал эту девушку. Наконец, чтобы избежать его домогательств, она привяла облик Кайячандихей, жены одного видьядхары. Принц оставил ее, но потом заподозрил, что девушка владеет силой волшебных превращений. Тайно покинул он свой дворец и ночью пробрался в храм Кандирпавей, где Манимехалей обычно оставалась до утра. Несчастный принц не знал, что в это же время в храме скрывался сгорающий от ревности Канчана, муж Кайячандихей, подозревавший принца в том, что он — любовник его жены. Увы! Едва ступив на порог храмового зала, принц пал от кинжала ревнивого видьядхары.

Молча, не прерывая старейшину, выслушал царь весть о гибели сына. Потом взглянул на министра своего Чоликавенади и сказал:

— Сына моего за его царственные грехи лишь я имел право наказать, а не видьядхара какой-то. Да, один предок мой раздавил своего сына, проехав по нему на колеснице, за то, что он мучил корову[265]. Повелеваю тебе скорее убрать прочь тело сына моего, чтобы никто впредь не слышал о грязном распутнике. А дочь жалкой плюхи, за которой он увивался, повелеваю немедля заточить в темницу.

А царица, узнав о смерти сына, предалась тоске и горю. Однако она никому не выказала своих чувств и, глубоко запрятав желанье мести, пришла к супругу своему.

— О славящийся справедливостью своею царь! — начала она. — Бедный наш сын вследствие неведения истины и полного затемнения сознания не был бы достоин править страной, не так ли? А посмотри теперь на Манимехалей, что по веленью твоему томится в заточении. Какой, даже умудренный жизненным опытом, человек сравнится с этой девушкой в силе разума, и ясности сознанья? О царь, пристала ль ей тюрьма? Не грех ли великий держать ее в тюрьме?

— Коли она тебе так нужна, возьми ее себе, — отмахнулся от жены разгневанный царь.

Царица привела девушку к себе во дворец и дала ей напиться. Но при этом подсыпала в воду одуряющего зелья. Затем она заперла девушку в комнате и позвала к себе одного из телохранителей — парня совсем никудышного, без всякого соображенья. Вот что она сказала ему:

— Здесь в одном месте спрятана девушка. Она без сознанья, можешь делать с ней все, что тебе захочется. А потом отнесешь ее обнаженную куда-нибудь на площадь, позовешь побольше народа и крикнешь: «Вот она, эта отшельница, святая, благодетельница ваша Манимехалей. Она сама мне отдалась, безумная. Надо эту распутницу выставить напоказ всему городу и избить как следует!». Сделай все, как я говорю, и вот тебе за это горсть золотых монет.

Парень согласился. Но только переступил он порог комнаты, Манимехалей увидела его и сразу же разгадала коварный умысел царицы; она произнесла соответствующее заклинанье и тут же приняла внешность мужчины. Парень прямо опешил. «Мужчина во внутренних покоях царицы! — в ужасе подумал он. — Не знал я, что царица способна на такое!» Не сказав ни слова, он убежал прочь из дворца. Совсем разъярилась царица. «Нет, эта проклятая девка, погубившая моего мальчика, не уйдет отсюда живой!» — и она повелела запереть Манимехалей в комнате без окон и отдушин и не давать ей ни воды, ни пищи. Но девушка произнесла заклинанье, заменяющее пищу и питье, и, словно насытившись, спокойно предалась своим размышлениям. А царица ожидавшая увидеть в той комнате изможденный труп, оказалась перед живой ясноликой отшельницей. Тут затрепетала она, предчувствуя расплату за все свои дурные дела и помыслы, бросилась в ноги девушке, стала умолять простить ее:

— Пойми меня, святая девушка, все мерзости, содеянные мной, это лишь проступки матери, что потеряла единственного сына!

— О царица, — грустно отвечала девушка, — ведь не видьядхара и не я — причина смерти твоего сына, а только деяния его в рожденьях прошлых!

И она рассказала царице, что приключилось с ее сыном в его прежней жизни.

— Разве могу я не простить, царица? — закончила свой рассказ Манимехалей. — Тебя, которая в этом рожденье была матерью бедному супругу моему? А теперь должна далеко улететь я. Тебе же пора подумать о вступлении на тот благой путь, где нет ни страстей, ни желаний, где нет пороков, неотступно следующих за страстями и желаниями…

Когда бабка Манимехалей, старая Читрапати, узнала о гибели