Принцессы Романовы: царские дочери - Прокофьева Елена Владимировна Dolorosa

Великая княжна Анна Павловна была единственной из дочерей императора Павла, искренне любившей отца и сохранившей о нем теплые воспоминания. Пожалуй, можно даже сказать, она одна из всех детей его любила. Старшие успели натерпеться от его страшного и вздорного характера, младшие его практически не помнили, Анне же было шесть лет, когда отца убили, и она от него видела только добро и ласку. Много лет спустя Анна вспоминала: «Мой отец любил общаться с младшими детьми и нас, Николая, Михаила и меня приводили поиграть в покоях отца, пока ему делали прическу. Это были последние в его жизни часы, из тех немногих, которые он мог нам уделять. Он был так нежен и добр с нами, что мы любили бывать у него. Он говорил, что его отдалили от любимых детей, отобрав их с самого рождения, и что он теперь хотел быть рядом с младшими, чтобы их узнать».

* * *

В 1809 году имя великой княжны Анны Павловны появляется в переписке французских дипломатов. Ей едва исполнилось четырнадцать, но она уже оказалась в эпицентре матримониально-политических интриг, ибо отказ, полученный от великой княжны Екатерины Павловны, не охладил желания Наполеона Бонапарта породниться с Российским царствующим домом. Когда Наполеон сватался к Екатерине Павловне, Анне было двенадцать и ее в расчет не принимали. Но теперь, когда вздорная и своенравная Екатерина уже была замужем, а Анна подросла и, по утверждениям французских дипломатов, отличалась красотою, физическим здоровьем и более «счастливым», чем у ее старшей сестры, характером, Наполеон ею заинтересовался.

В 1809 году граф де Коленкур, посол Франции в России, получил от своего императора шифрованную депешу, написанную лично Наполеоном, но отправленную от имени министра иностранных дел Шампаньи: «Его величеству было угодно, чтобы Вы просто и откровенно объяснились с императором Александром. Вы можете сказать ему: „Ваше величество, у меня есть основания думать, что император, внимая желанию всей Франции, готовится развестись. Могу ли я известить его, чтобы он рассчитывал на Вашу сестру?“»

Но главный вопрос из этой тайной депеши адресовывался не русскому императору, а самому Коленкуру: «Вы напишете мне, какими качествами обладает Великая княжна и, главное, когда именно она будет в состоянии стать матерью, так как для моих соображений это очень важно…»

Собственно говоря, для соображений Бонапарта только это и было важно: он расторг брак с любимой, но немолодой Жозефиной из-за того, что она не могла дать ему детей. Ему нужна была не жена – ему нужно было чрево, которое выносило бы для него наследника. Оптимальным же представлялось, чтобы будущая мать наследника Французской империи была бы еще и представительницей одного из древнейших правящих родов. Романовы в этом отношении подходили идеально! О том, что они могут не желать такого унизительного для них родства, самоуверенный «корсиканский выскочка» (как пренебрежительно называли Наполеона большинство европейских государей) и не догадывался. Он, кажется, и на момент сватовства к Анне Павловне не подозревал, что причиной отказа со стороны Екатерины Павловны стали не только ее вздорный характер и желание остаться в России, но еще и презрение к нему, мелкому корсиканскому дворянину, «выбившемуся» в императоры. Пожалуй, из всей семьи только Александр I испытывал к Наполеону симпатию и уважение. Но даже он не хотел отдавать за него своих сестер, дипломатически объясняя это своей покорностью материнской воле.

Граф де Коленкур ответил на последний вопрос депеши подробно и обстоятельно: «Она высока ростом для своих лет, у нее прекрасные глаза, нежное выражение лица, любезная и приятная наружность, и, хотя она не красавица, но взор ее полон доброты. Нрав ее тих и, говорят, очень скромен. Доброте ее отдают предпочтение перед умом. В этом отношении она совершенно отличается от своей сестры Екатерины, слывшей несколько высокомерной и решительной. Она уже умеет держать себя, как подобает взрослой принцессе, и обладает тактом и уверенностью, столь необходимыми при большом дворе. По словам лиц, посещающих двор ее матери, она физически сформировалась вот уже целых пять месяцев. Великая княжна Анна походит на мать, и все в ней обещает, что она унаследует ее стать и формы. Известно, что императрица Мария и поныне, несмотря на свои пятьдесят лет, представляет из себя готовую форму для отливки детей…»

Джордж Доу. Портрет великой княгини Анны Павловны, наследной принцессы Оранской (1824–1825 гг.)

Как видно из этого описания, великая княжна Анна Павловна являла собой идеальный вариант. И Наполеон пообещал русской царевне в случае, если она примет его предложение, не только титул императрицы Франции, но еще и выгодное соглашение по польскому вопросу в качестве свадебного подарка. Вопрос этот был тем более важен для России, что зависимое от Бонапарта герцогство Варшавское, созданное из части польских территорий, принадлежавших ранее Австрии и Пруссии, обеспечивало прекрасный плацдарм для войны с Россией. По сути дела, император Наполеон предлагал императору Александру сделку: Польшу в обмен на его младшую сестру. Но Александр к тому моменту уже сомневался, что они с корсиканцем долго пробудут союзниками… И вряд ли супругу его, кем бы она ни оказалась, ожидает спокойная и счастливая жизнь. Ведь ее брали не просто как жену, а как мать потенциального наследника. А если она не сможет родить? А если России придется воевать с Францией? А если Наполеон все же будет свергнут и к власти придут законные наследники французской короны? Все эти рассуждения не позволяли императору Александру принять предложение Наполеона.

Об этом же писала императрица-мать Мария Федоровна своей старшей дочери Екатерине Павловне, герцогине Ольденбургской и первой несостоявшейся невесте Бонапарта: «Не вызывает сомнения, что Наполеон, завидуя нашему могуществу, нашей славе, не может желать нам добра, и его политика будет направлена против нас, как только кончится испанская война. Пока он нанес нам величайший вред, подорвав нашу торговлю и союз с Англией. Оскорбленный отказом, он будет еще более недоволен и раздражен против нас до тех пор, пока не сможет объявить нам войну… Что касается бедной Анны, то на нее пришлось бы смотреть как на жертву, принесенную ради блага государства: ибо какое несчастье было бы для этого ребенка, если бы она вышла замуж за такого изверга, для которого нет ничего святого и который не знает никакой узды, так как не верит даже в Бога? Принесла ли бы эта тяжкая жертва благо России? На что бы было обречено мое дитя? Интересы государства с одной стороны, счастье моего ребенка – с другой. Прибавьте к этому еще и огорчения и испытания, которые в случае отказа могут обрушиться на Александра, как на монарха…»

Сыну своему Александру I Мария Федоровна высказала свое отношение к ситуации так: «Если у нее не будет в первый год ребенка, ей придется много претерпеть. Либо он разведется с нею, либо он захочет иметь детей ценою ее чести и добродетели. Все это заставляет меня содрогаться! Интересы государства с одной стороны, счастье моего ребенка – с другой… Согласиться – значит погубить мою дочь, но одному Богу известно, удастся ли даже этой ценою избегнуть бедствий для нашего государства. Положение поистине ужасное! Неужели я, ее мать, буду виной ее несчастья!»

И сам император писал своей любимой сестре Екатерине Павловне, как всегда откровенно изливая ей все свои сомнения и метания: «Наполеон разводится и имеет виды на Анну. На этот раз это совершенно серьезно. Как поступить в данном случае, решить трудно… Я сказал матушке, что ей, конечно, одной принадлежит право располагать судьбой моей сестры, и что я подчинюсь ее решению…»

В придачу ко всему одним из условий брачного договора с французским императором было непременно принять католичество. А ведь прежде о смене веры для русских цесаревен не могло идти и речи, Екатерина Великая из-за этого пункта в брачном договоре разорвала помолвку Александры Павловны со шведским королем! И согласиться на такое нарушение незыблемых законов ради «корсиканского выскочки»?!