Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda"

И он же сам говорил, что жалеет, что хотел всё красиво сделать. Красиво…

Выкупить. Спасти из лап Крокодила — это очень благородно и «красиво». За такое, блядь, «спасибой» не рассчитаешься. За такое всю жизнь «благодарить» спасителя будешь. Только сперва нужно глупую пташку поймать и напугать.

Реально «красивый» такой ход. И абсолютно в духе Крокодила.

Бля-адь!

Вся и без того хуёвая ситуация резко разворачивается ещё более ебанутым углом и начинает вонять настоящим дерьмом.

Ладно, я могу ещё понять ситуацию, когда я, чёртов уебан, вписался в тачку крутого и грозного мафиози, и тот, в силу своей грозности и крутости, вкатил мне непомерный долг и заставил жопой отрабатывать. Я, блядь, никто и звать меня никак. Он так любого нагнёт, кто ему под руку подвернётся. И да, я могу допустить, что потом он в меня с какого-то перепуга… ну… типа, влюбился, бля. И затеял этот, ебать, цирк с выкупом. Хотя нет — не понимаю. Не понимаю — чё так сложно? Что, нельзя было просто отпустить? Нет?

Ну, видать, нет. Ок. Там свои крокодильи тараканы. Но это я хоть примерно могу понять! Но вот это… это дерьмо, когда специально загоняют в ловушку, специально подставляют нищебродского пацана, чтобы…

Блядь. Не могу. Не могу об этом думать. От своих мыслей тошнит.

Закрываю глаза и откидываюсь на спинку дивана.

Не думать об этой хуете. Не думать, не накручивать себя. Всё это слишком мерзко и как-то сложно. Не бывает так.

А вдруг бывает? Вдруг именно так оно и бывает?

Ай! Да что ж за дерьмо такое?

Зажмуриваю глаза с силой и даже прикрываю их ладонью. Темнота становится плотнее и отчего-то дёргается, будто бы я иду сквозь неё наугад, иду непонятно куда, в пустоту. Иду и слышу далёкую мелодию, мою мелодию. Мелодию недописанной песни. И я иду к ней, приближаюсь шаг за шагом, и образы, ощущения неожиданно складываются в слова:

…Ты идёшь в темноте, наугад, в пустоту.

Сотни тысяч дорог — выбрать нужно одну…

Останавливаюсь, пытаюсь нащупать продолжение, ухватить мысль за хвост, шарю слепо руками и всё кажется, что не дошёл до нужной точки, буквально в паре шагов остановился.

И мысли трансформируются в слова:

…Замираешь на месте, двух шагов не дойдя…

Слов не сказанных отзвук сомненья —

Кто я?

И пока звучат последние слова, многократно повторяясь эхом в голове, пока ещё не остыло, не улетучилось, не улетело, я хватаю ежедневник и быстро пишу. Записываю, гонюсь за мыслью, перелетая знаки препинания и даже буквы.

И только поставив закорючку вопросительного знака, замечаю на себе взгляд. Этот взгляд я ощущаю кожей, нервами, всем нутром чувствую его. Этим взглядом Дамир меня раздевает, лапает, вгрызается в меня, чуть ли не трахает.

Охуеть не встать.

Сглатываю вязкую слюну и оборачиваюсь к нему. Смотрю прямо в глаза, в жрущие меня бездны.

Бездна улыбается, как всегда спокойно, по-хозяйски.

— Добрый вечер, Ярик, — как обычно здоровается Дамир.

Ну да. А что ему? Для него-то ничего не изменилось. А мне как быть со всем этим дерьмом, что накрутил у себя в голове? Может, я всё придумал. А может, наоборот — раскусил.

Пиздец!

— Добрый, — кидаю я привычное.

— Как прошёл день? — снова спрашивает он.

Спокойно так, сука, спрашивает. Как будто и правда интересно.

— Нормально прошёл, — дёргаю плечом. — Песню дописали. А у тебя как? Нового блондинчика не подцепил?

Вот нахуя спросил? Само, блядь, вырвалось. Теперь Дамир на меня вопросительно смотрит. Ровно пару секунд. Затем растягивает губы в довольной лыбе.

— Ты всё ещё ревнуешь. Это так мило.

— Это не ревность, крокодилья морда, и нихуя не мило.

Улыбка стекает с лица Дамира, и оно резко становится серьёзным.

— Что-то случилось, Ярик?

Как же бесит его спокойствие. Как же бесит эта слащавая забота. Как же всё это меня бесит. И больше всего бешу себя я сам! Потому что поверил ему, а он, сука…

Теперь я вообще не знаю, что думать. И даже если спрошу его в лоб, то хуй же он мне честно ответит.

Или ответит?

«Не задавши вопрос, не получишь ответ», — вспоминаю слова из собственной песни.

Не задавши — не получишь.

А ебись оно всё конём!

— Случилось! — встаю я с дивана. — Поговорить нужно. Выяснить кое-что.

Стискиваю зубы и смотрю прямо в лицо, бью напором. Но он гасится об каменное спокойствие Дамира. Он же ведь соврёт — и глазом не моргнёт. Ему это вообще ничего не стоит. Но если не спрошу сейчас, если не озвучу свои мысли, то так и останется эта невнятная хуета на душе.

Хочу ясности!

— Хорошо, — кивает Дамир и садится на диван напротив меня. — Давай поговорим.

Теперь я начинаю чувствовать себя немного идиотом. Во-первых, торчу столбом, как дурак, посреди гостиной, а во-вторых… Ну а вдруг я всё-таки ошибаюсь, и в машине его не было, и я всё накрутил? Полным же уебаном выглядеть буду.

Так. А не похуй ли мне, как я тут выгляжу? Хорош хернёй страдать.

Медленно выдыхаю, незаметно спуская пар, и сажусь обратно на диван.

— Три месяца назад. Хэллоуин, — чеканю я слова. — Сиреневый бульвар. Aston Martin и блондинчик, предлагающий мне прыгать в машину, чтобы развлечься втроём. Ты там был?

Смотрю. Не отвожу взгляд. Не выпускаю из-под прицела. И вижу, как Дамир чуть заметно вздыхает.

И прежде, чем он говорит, я уже знаю ответ: был, сука. Был! Так и знал, блядь. Так и знал.

Сжимаю кулаки.

Ну. Теперь контрольный в голову.

— Без малого два месяца назад. Седьмое декабря. Пятница. Клуб Perfecto. Авария. Ты её подстроил?

Я жду этого чёртового «да». Жду его. Я почти готов, но брови Дамира сходятся на переносице, и я слышу:

— Что за бред, маленький?

* *

Вот он сидит на диване, пишет что-то в своём ежедневнике. Очередные стихи или мелодию нотами. В такие моменты Ярик не похож на себя, обычного весёлого балабола, пушистое солнышко, не похож он и на Жар-птицу, на крутящийся в космосе плазменный шар, каким бывает на сцене. В такие моменты он как бы погружается в себя, уходит полностью в какие-то свои, доступные только ему дали, и мне остаётся только смотреть на отблески недосягаемого света. В такие моменты он, наверное, не заметит, даже если подойти к нему вплотную и прикоснуться к напряжённым плечам, зарыться пальцами в его волосы, поцеловать в шею. Очень хочется проверить это. Безумно хочется. Аж пальцы сводит от напряжения, так и тянет их коснуться лохматой головы, запутаться в мягких шёлковых нитях, почувствовать нежную кожу.

Быстро сжимаю пальцы в кулак и расслабляю, сбрасывая напряжение.

Хватит о таком думать, хватит представлять, а то ж не выдержу, сорвусь и всё испорчу.

Тем более, что и Ярик выныривает из своей задумчивой увлечённости на поверхность и поворачивается ко мне. Сверкает всплывающими солнцами.

— Добрый вечер, Ярик, — здороваюсь я.

— Добрый, — уже привычно кидает он.

— Как прошёл день?

Яр дёргает плечом.

— Нормально прошёл. Песню дописали. А у тебя как? Нового блондинчика не подцепил?

Блондинчика? Это он про ту куклу, что ли?

— Ты всё ещё ревнуешь, — улыбаюсь я. — Это так мило.

— Это не ревность, крокодилья морда, и нихуя не мило, — зло швыряет он в меня.

Прищуриваюсь.

Давненько он меня Крокодилом не называл. Что же его так разозлило? Павел доложил, что Ярик столкнулся со своим бывшим, и что после разговора настроение у маленького моментально испортилось. О чём же они беседовали? Что этот бывший наговорил такого моему солнышку?

— Что-то случилось, Ярик? — аккуратно спрашиваю я и смотрю на него.

А он будто бы огнём весь горит, мечется внутренним пламенем. Только бы не затаил в себе, как в прошлые разы. Пусть лучше хлещет напалмом, чем утаивает, а потом тихо тлеет.

— Случилось! — выпаливает Ярик и вскакивает. — Поговорить нужно. Выяснить кое-что.

Ярость и решительность так и накатывают на меня волной, расшибить пытаются. Ярик не может по-другому. Если уж говорить, то только вместе с боем.