Аквамариновое танго - Валерия Вербинина

Проследив за направлением ее взгляда, Ксения и в самом деле увидела на улице детей, игравших в классики.

– Ладно, – сказала Амалия. – Пора спросить счет, и надо возвращаться в Париж. Я хотела сегодня еще поговорить с Жаком Броссом, если получится.

В Париже они оказались уже вечером, и Амалии пришлось пересмотреть свои планы, потому что позвонил инспектор Лемье.

– Госпожа баронесса, дело плохо. Жан Майен получил письмо.

– Повестку?

– Да. Текст тот же самый: если он не расскажет правду о гибели Лили Понс, ему не жить. Министр в ужасе. Префект предложил приставить к дому охрану…

– Этого может быть недостаточно. Комиссар разговаривал с Жаном?

– Ему представили бумагу от врача, что Жан Майен тяжело болен и не может давать показания. Разумеется, это вранье.

– Анри, мне нужно во что бы то ни стало поговорить с Жаном. Пока он еще жив.

– К нему никого не пускают. Как прошла ваша поездка в Дижон?

Амалия вкратце пересказала то, что ей удалось узнать. Едва она повесила трубку, телефон зазвонил снова. Это был Андре Делотр.

– Госпожа баронесса, министр Майен уполномочил меня заехать за вами. Министр хотел бы сообщить вам кое-что, но строго конфиденциально.

– Хорошо, – сказала Амалия, не выразив удивления. – Я вас жду.

Она повесила трубку и повернулась к Ксении.

– Не исключено, что мне удастся разговорить Майена. Но я не знаю, что мне делать с Броссом. Вряд ли он что-то знает, но все же…

– Я поеду к нему, – сказала Ксения.

– Ты?

– Ну да. Разговаривала же я с Симоном Рошаром…

Телефон зазвонил снова.

– Алло! Господин граф… Да, она здесь. Я передаю ей трубку. Твоя свита, – добавила Амалия вполголоса, передавая трубку Ксении.

Девушка состроила мученическую гримасу, но трубку взяла.

– Да, Эрве… Нет, ездили с мамой по делам. Что? Вы очень любезны, но мне надо сейчас опять уезжать. Нет, недалеко – мама поручила мне поговорить с Жаком Броссом. Да, он один из раненых, которые жили в замке… Нет, помощь мне не нужна, но если вы хотите присоединиться… Что, ваша сестра тоже? И Габриэль? Ну, если вы так настаиваете…

Через четверть часа Амалия уже ехала по вечерним улицам в машине Андре Делотра – большой и неповоротливой, но излучавшей солидность. Баронесса из вежливости сказала несколько любезных слов об автомобиле, и хозяин, оживившись, вывалил на нее целый поток сведений о том, какая это замечательная машина.

– И наш кот очень ее любит, – добавил Делотр, и глаза его потеплели.

– На всякий случай хочу вам сказать, – изменившимся голосом прибавил Делотр. – Я ее не убивал, и моя жена тоже.

– Вы говорите о… – осторожно начала Амалия. Она не была уверена, имел ли он в виду Лили Понс или ее сестру.

– Лили Понс, конечно. Когда все это случилось, когда Жан Майен поднял шум, что произошло преступление, мы спали. А ночью мы никуда из комнаты не выходили.

Амалия не проронила ни слова. Ее собеседник забеспокоился.

– Вы мне верите?

– Трудно верить чему бы то ни было после того, что вы сказали мне ранее о гибели Лили Понс… Мы что, выезжаем из Парижа?

– Да. Жан теперь живет в загородном доме – его там легче охранять.

Они ехали в полном молчании еще примерно сорок минут. Наконец впереди показались высокие решетчатые ворота, возле которых маячил охранник. Андре Делотр высунулся наружу и помахал рукой.

– Все в порядке, нас уже предупредили о вашем визите, – буркнул страж и открыл ворота, пропуская машину.

Дом походил скорее на небольшой замок, и Амалия подумала, что в данных обстоятельствах министр был бы не прочь видеть у этого замка побольше укреплений. Однако ни рва, ни вала не было – лишь сад с несколькими скульптурами и старыми деревьями, которые чернели в темноте.

– Думаю, ночью проникнуть на территорию не составит труда, – негромко заметила Амалия. И, хотя она не смотрела на своего спутника, она готова была поклясться, что при этих словах он поежился.

Министр принял гостей в большой, мрачноватой комнате на первом этаже. Старший Майен был седовласым, носил остроконечную бородку и очки в золотой оправе. Его лицо можно было назвать интеллигентным, но на самом деле это был облик истинного политика – благообразная маска, призванная успокоить избирателей. Сейчас в его глазах усталость смешалась с искренней тревогой. Со спутником Амалии он с ходу стал обращаться так, словно тот был его слугой.

– А, месье Делотр! Спасибо, что согласились помочь. В такое время… в данных обстоятельствах… Я бесконечно вам признателен, но не смею больше вас задерживать.

Не выразив неудовольствия, даже не возразив, Андре Делотр вышел. «Как же я вернусь в Париж?» – подумала Амалия.

– Обратно вас отвезет мой шофер, – сказал министр, сердечно улыбаясь. Но это снова была маска, взгляд его был настороженным и пытливым. – Должен вам сказать, что я весьма удивлен вашим участием…

– Это лишнее, месье, – перебила Амалия. – Давайте перейдем к делу.

Спохватившись, министр предложил ей сесть и, пока она устраивалась в кресле, не переставал есть ее глазами. Он явно пытался понять, что она за человек, и, так как он был прежде всего политиком, он искал слабое место, на которое можно будет надавить, если все пойдет не так, как он рассчитывал.

– Покажите мне письмо, – попросила его собеседница. – Или вы отдали его полиции?

– Нет, оно у меня. Впрочем, я отдам его им, если вы так хотите.

Он подал Амалии конверт и лист бумаги с двумя строчками текста.

– Вокзал Сен-Лазар, – пробормотала Амалия, глядя на штемпель.

– Да, я тоже это заметил.

– Что вы намерены делать теперь? – осведомилась она, возвращая письмо собеседнику.

Министр выдержал паузу, но Амалия видела, что он вовсе не собирается с мыслями, а испытывает ее, и ей это не понравилось.

– Я предложил Жану уехать ночным поездом в Брюссель, но он отказался. Он настоял на том, чтобы встретиться с вами.

Амалия умела держать паузу не хуже любого министра – и даже, если уж на то пошло, премьер-министра. Поэтому она только мило улыбнулась и приняла непринужденный вид.

– Он сказал, – уже с некоторым раздражением прибавил министр, – что готов рассказать вам все, что ему известно.

– Это он убил Лили Понс?

– Он говорит, что не убивал.

Форма ответа говорила о многом. Категоричное «мой сын не убивал» и обтекаемое «он говорит, что не убивал» – совершенно разные вещи.

– Хорошо, – сказала Амалия. – Зовите его сюда.

Министр мрачно покосился на нее.

– Вероятно, я должен сказать вам, как вся эта история может отразиться на моей карьере, но вы…

– Да, я вряд ли пойму вас. И на вашем месте я думала бы сейчас не о карьере, а о том, как бы ваш сын не оказался в деревянном ящике.

Министр потемнел лицом, буркнул себе под нос что-то неразборчивое и поднялся с места. Он подошел к двери и тихо сказал несколько слов лакею, который, очевидно, стоял там, ожидая приказа.

– Меня предупреждали, что вы трудный человек, – с подобием улыбки промолвил Майен, обращаясь к Амалии. – Должен сказать, что вы вполне заслужили свою репутацию.

Он цеплялся за общие фразы, чтобы спасти лицо, но Амалия даже не обратила на его слова внимания. За дверями послышались шаги, и в комнату вошел молодой, худощавый, болезненного вида человек. Лицо широкое, нос курносый, но глаза умные, беспокойные. Над верхней губой виднелась тонкая полоска усов.

– Это мой сын Жан… А это наша гостья, баронесса Корф.

Молодой человек сделал несколько деревянных шагов и застыл на месте. У министра мелькнула мысль, что Жан похож на птенца, зачарованного змеиным взглядом, и эта мысль настолько не понравилась Майену, что он впервые по-настоящему горько пожалел, что впустил Амалию в свой дом.

– Садитесь, Жан, – сказала Амалия. Голос у нее был мягкий, внушающий доверие, и молодой человек, услышав его, сразу же успокоился. – Не смею больше отрывать вас от дел, господин министр.

Старший Майен шагнул к выходу, но на пороге остановился и круто повернулся. Его холеная бородка воинственно стала дыбом.

– Если вдруг…

– Никаких если, – все так же мягко перебила его Амалия. – Мы просто побеседуем с вашим сыном, только и всего.

Сгорбившись, как химера, министр вышел. Тень его уползла за дверь, как раненая змея. «Пожалуй, если бы мы жили не в демократической Франции, – мелькнуло в голове у Амалии, – он велел бы вышвырнуть меня из дома и повесить на первом дереве. Каков характер, а?»

И она перевела взгляд на сына. Впрочем, Амалия не сомневалась, что младший Майен был из совсем другого теста.

– Сколько вам лет? – спросила Амалия.

– Двадцать пять.

Значит, в 1915 году ему было всего восемнадцть. Ну что ж…

– Вы согласны с тем, что Лили Понс убил Бернар Клеман?

– Нет.

– Почему?

Жан закусил губу.

– Думаю, это была их идея. – Он выразительно покосился на дверь, в которую только что вышел его отец.