Господин барон - Михаил Дулепа

Француз, поправив сбитый в пылу короткой дискуссии галстук, согласно покивал:

– Мне очень интересны события подобного характера! Неудивительно, ведь когда-то именно французы принесли миру великий революционный лозунг! – Он покосился на надменно замершего у стены фон Шнитце, и тот мгновенно парировал:

– Да-да, как сейчас помню – «труд, семья, отечество». – Дю Шорея перекосило. Я посмотрел на Эгельберта, но тот сделал вид, что ничего такого не сказал.

– Я имею в виду идеалы свободы, равенства, братства!

– Пфф!

– И мне интересно вживую посмотреть на то, как будет твориться история. И даже поучаствовать в этом самому. Уж меня-то внесут в летописи! – Дю Шорей решил не обращать внимания на ехидного управляющего.

– Ну, это будет зависеть от того, кто станет проводить церемонию! – По голосу старого эска можно было понять, что из протоколов некоторые незначительные детали, скорее всего, исчезнут. Не давая разгореться новому спору, я вмешался:

– Ну что же, благодарю за предупреждение и визит, постараюсь подготовиться получше. – Еще несколько минут вежливо прощаясь с бароном, я выдержал, но когда управляющий, подозрительно глядя в спину уходящего гостя, вышел его проводить, упал в кресло и застонал.

Господи, да за что же мне все это? Отдохнул, называется! Я им тут что – нанялся все заморочки, накопившиеся за тысячу лет распутывать? Мало мне баронства, теперь еще и претендент на трон! Ведь не удержатся оба, растреплют про «исторический прецедент», а мне отдуваться.

Когда фон Шнитце вернулся, я сидел неподвижно и печально смотрел в потолок.

– Ну-ну, Александэр, не нужно так волноваться. Подумаешь, комиссия! Но и расслабляться не стоит – французы очень коварны! Им нельзя верить!

– Почему? Вон, с Исабелем у вас нормальные отношения!

– И при чем тут господин Кацмантт?

– Он ведь гасконец? Гасконь – часть Франции.

Эгельберт вытащил из кармана телефон, быстро поискал по карте и с удивлением признал:

– Действительно. Кто бы мог подумать – такой приличный человек! Вероятно, это от того, что его родину завоевали французы в одной из своих неправедных войн. Гасконцы – это почти испанцы, наверняка они страдают под пятой захватчика!

Хм… Я представил Изю в костюме испанского кабальеро и почему-то с навахой в зубах. Ему бы пошло!

– Да ладно. Бывал я в этой вашей Франции, не такое уж там и гнездо мирового зла. Обычные люди, шутить умеют. Правда, в выпивке ничего не понимают и скуповаты, но это у всех европейцев такая беда. Окраины цивилизованного мира, что поделать, целые сутки поездом от Бухареста!

Старик с сомнением посмотрел на меня, потом, решив не реагировать на очередную странную шутку, вытащил из своей вечной папки какие-то бумаги и положил на стол. Я с тоскливым предвкушением потыкал в них пальцем.

– Эгельберт, что это?

– Вы приказали составить список того, что вышло из-под управления федеральными органами.

– Нет-нет-нет! И еще раз – нет! Я в отпуске! Хватит с меня!

– Вы, Александэр, при исполнении своего священного долга! Я уже договорился об инспекции, вам надо ознакомиться.

Я с тоской поднял верхний лист и просмотрел. Объекты, складские помещения, мастерские; площади жилые, не очень жилые, совсем техническая нежить – вот ради этого я уезжал из уютного управления? А после присоединения мне что, за все это отчитываться?

Но когда я поднял голову, чтобы заявить решительный протест, мудрого управляющего рядом не было. Смылся, стервец дряхлый!

Я перебрал бумаги, полистал план реставрационных работ замка, составленный двадцать лет назад: видимо, когда старик убедился, что я сюда не приеду. План был рассчитан на сорок три года, и завершать его должен был уже Эгги. Представив на минуту, как я подал бы такие расчеты Митричу, не смог сдержать ухмылки. В самом деле, может, попытаться как-нибудь? Или не стоит? Можно отдать какому-нибудь юмористу, даже не менять, просто перевести и зачитывать по пунктам со сцены, всем все будет понятно, аншлаг и хохот до слез гарантирован. Разница менталитетов… Сорок три года планов! Тут не знаешь, что будет завтра.

Сериалы. Море. Кофе на верхушке донжона. Ага, как же.

Еще раз поворошив бумаги, я разгреб их примерно на две равные кучки – «до ужина» и «после ужина». Понятно, что будет еще и «вместо ужина», но что поделать? Подготовка к комиссии подождет, у меня и без этого есть чем заняться. У меня вот отчет прислали… так. О степени износа покрытия ограждений в районе с непроизносимым названием – мне что, самому теперь идти проверять краску на заборах? Ух, как я зол!

Еще раз выругавшись, я решительно включил лампу и притянул первый документ.

«Встретился с бароном фон Виндифрошем (приятнейший человек, учился в одном со мной университете!), расспросил о соседе. Барон подтвердил, что фон Гравштайн настоящее чудовище и соваться к нему в лапы может лишь тот, кто совсем головой не дорожит».

Из блога туриста.

Некоторые люди слишком много значения придают внешнему виду.

Утром Эгельберт в очередной раз предпринял попытку нарядить меня в местный национальный костюм. После горячего спора по поводу традиций, оставившего каждого при своем мнении, мы все-таки сошлись на том, что некоторые функции необходимо осуществлять исключительно в подобающей моменту униформе. Дальнейшие поползновения нарядить меня в чулки и круглые «шортики» я с негодованием отверг, именно поэтому сижу сейчас в румынско-боярском кинематографическом одеянии, поглаживая лежащего у меня на коленях Упыря, нервно дергающего ушами.

И меня, и «бедного котика» загнали в это кресло обстоятельства. С котом все просто – он осмелился посягнуть на одно из творений мадам ван Шторре, после чего та поклялась побрить его налысо. И поскольку за ней не заржавеет, то мелкий хищник прятался теперь за моим авторитетом.

Со мной же все было гораздо печальнее.

В городе пользовались законами Федерации, я даже специальный указ издал, но иногда приходилось подключаться лично, решая вопросы, выходящие за пределы компетенции чиновников магистрата и полиции. От судейских функций отмахаться не удалось, оборотная сторона любой привилегии – это обязанности, а потому сразу после завтрака из рыцарского зала во двор вынесли «тронное кресло». Во двор – потому что туристы и горожане (именно в такой последовательности) имеют право наблюдать за судом. Кресло, кстати, просто феноменально неудобное.

За неделю осады накопилось немало мелких проблем. Ничего такого, чего не могли бы решить Эррайн с Ульфриком, но как же так – иметь возможность обратиться к высшей власти и не воспользоваться? Не таковы эски! Особенно, если у барона случился свободный денек.

Вчера взбунтовались войска фон Веллешварма, потребовав положенного двухдневного выходного, раз уж боевые за выполнение вассального долга не дают. Объяснялось это просто – сегодня вечером Эскенланд вымрет.

Закроются раньше обычного магазины, исчезнут с улиц машины, все запрутся по домам и прильнут к голубым экранам. Сегодня – трансляция отборочных соревнований по велогонкам на треке.

А это у местных – вторая по важности тема для обсуждения, после независимости Эскенланда и перед налогами.

Единственный случай, когда мой управляющий всерьез на меня обиделся, был как раз после моей неосторожной реплики о том, что велотрек не слишком зрелищен. Старик даже не возмутился, он просто ледяным тоном отчеканил, что я ничего в этом не смыслю, и очень громко «подумал», что подобную чушь может нести только невежественный варвар, не понимающий тонкой эскенландской души. Пришлось извиняться.

Впрочем, ладно, у всех свои недостатки. Вот, к примеру, у баронского звания – необходимость судить споры подданных. Вроде бы всего ничего забот, сиди в кресле и слушай, да только я за последние полчаса успел все проклясть.

Был у меня знакомый, простой парень, из работяг поднялся, своим небольшим заводиком владел, так вот он как-то высказался, что все эти «звездульки» на самом деле получают бабло за то, что им от мамы с папой досталось, даже не работают, просто развлекаются в свое удовольствие, а стонут, словно не по сцене часик в день бегают, а кайлом машут день напролет.

Ну мы и поспорили.

Вломились к одному продюсеру, сторговали у него девчонку из начинающих звездочек, договорились – и пошло: она танец отрабатывает, а работяга на движущейся дорожке идет, она вокалом упражняется, а он в соседней комнате вслух читает, она на репетицию, он по залу кругом ходит, она вечером на подтанцовке, он в сторонке топчется с ноги на ногу. Четыре дня из оговоренных десяти выдержал, потом принес мне выигранную бутылку, а девчонке купил самый помпезный букет и самую большую шоколадку, какие нашел.