Повелитель морей (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

- Любопытно, как ты из нашего орудия сможешь стрелять?

- Надо бы проверить, - усмехнулся я, покидая кузов.

- Вот завтра и проверим.

Старлей направился в землянку, да у нас две землянки, штабная и большая для батарейцев, ещё и противовоздушные щели вырыли. В общем, Хромцев направился рапорт писать по сегодняшнему дню, да и наградной, а я, убедившись, что у моих всё в порядке, уже стемнело, отдал приказ отбоя, и вскоре сам уже спал.

Утром, завтрак мои бойцы принесли в термосах, от дивизионной кухни, кухня есть, положены выдавать. Борисов морщился, но выдавал. Это его обязанность. Личный состав нашей батареи сразу моськи кривить начал, по сравнению с тем что я готовил, небо и земля. Кто-то назвал пищу, что готовили на кухне, рыгаловкой, и как прилипло. Ещё тошниловкой, но долго это прозвище не продержалось. Так что Хромцев серьёзно меня решил на их основном орудии проверить, да не успели, шесть «мессеров», тремя парами работали по дороге. Приближались к нам, так что я быстро оказался в кузове «полуторки», и при множестве свидетелей сбил двух, остальные ушли зигзагами, форсируя двигатели, отчего те дымить начали. Оказалось, сбил я их не только при наших, на дороге были военные корреспонденты, которые всё видели, они как раз к нам и ехали, написать боевой листок о вчерашних сбитых. А тут такое. Вот и сняли меня на фотокамеру в кузове грузовика, я положил руку на ствол «ДШК», и улыбаясь смотрел в камеру. Потом меня на фоне фюзеляжа и хвоста с крестами сбитого «мессера» запечатлели. В заметке описывалось что за один день я сбил три истребителя противника, а это очень непросто, на второй день, утром, уже два, при множестве свидетелей. После опроса, корреспонденты уехали, пообещав, что уже сегодня наша корпусная газета выпустит заметку обо мне. Повеселили конечно, ну да ладно, у меня работа.

Ближе к обеду, над нами должна была пройти довольно крупная группа немецких бомбардировщиков, штук тридцать, похоже на Минск шли. На высоте пяти километров. Наблюдатели их сразу засекли, издали заметили, так что я уже был у орудий. Решили так. Парни заряжают, а я прицеливаюсь, и орудие стреляет. Вот так метрах в двадцати я активировал появление головы голема, там чуть земляная кочка, обросшая травой приподнялась, маскировка классная, а я теперь имел режим прицеливания. Взрыватели на снарядах устанавливали на нужную высоты, дальше я с помощью прицеливания выпустил первые снаряды, мне нужно знать баллистику каждого орудия. Ведь у каждого свой износ, своя баллистика. Да и у снарядов тоже всё своё, попадание может быть практически случайное. По одному выстрелу из каждого орудия вполне хватило чтобы разобраться. Немцам не понравились неприятно близкие разрывы, накрытий не было, но всё равно неприятно. Я же пробежался и установил прицелы по пути следования ведущего этой группы, и парни готовились выстрелить. Я поднял руки, ведущий подлетал к месту где должны разорваться снаряды, и резко опустил. Залпом, все три орудия выпустили снаряды, и я наблюдал как они летели, и как двигался ведущий, пока они не сошлись в одном месте. От двух близких разрывов, тому отоварило хвост, третий снаряд чуть выше разоврался. Чёрт, какой это кайф, когда вот так удаётся сбить противника с долгими расчётами, пусть и мысленно. Парни уже готовились заряжать снова. Я отошёл в сторону, тут Хромцев командовал, и внезапно обнаружил командира нашего механизированного корпуса, что стоял у меня за спиной, метрах в пяти, и с интересом наблюдал. Немец падал, горя, его только один лётчик покинул, купол один был. Однако рассеять группу мы не смогли, она перестроилась и так и двигалась дальше, не обращая внимания на редкие разрывы шрапнельных снарядов вокруг.

Комкор долго у нас не пробыл, и удалился. Вечером действительно вышла наша армейская газета, причём с обеими моими фотографиями. Хороший патриотический подъём. А я не верил, что это статье дадут ход. Не пишут в таких газетах о людях вроде меня. Нахожусь на поруках, лишён комсомольского билета, понижен в звании. Однако нет, написали. Причём председатель комсомольской ячейки в нашей батарее, в этот же день нашёл меня и протянул комсомольский билет, сказав всего одно слово:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Достоин.

- Нет, не достоин, - отвёл я его руку своей. - Нет во мне такого чувства что достоин.

Тут я конечно иронизировал, но похоже комсомольцы нашей батареи, да и всего дивизиона, до сих пор не поняли, что это был их ошибка что они забрали билет. А то забирают, то возвращают. Со мной такие игры не пройдут. Да он мне в действительно не нужен, и исподтишка по-тихому возвращать мне не стоит, забрали то всеобщим голосованием. Хоть бы один подошёл и извинился, говоря, что был не прав. Ни одного. Так что пусть этот билет сунут себе… В общем, именно туда. Тот потоптался и ушёл, убирая билет в карман.

А ситуация, на сегодняшний день, двадцать третьего июня, становилась уже крайне тяжёлой. Глубокие прорывы немецких клиньев в глубину советских территорий, небольшие окружения, нашу танковую дивизия уже раздёргали в разные стороны, купируя такие прорывы. Чую скоро и нашу батарею бросят на прямую наводку против танков, всё к этому шло. Это ещё если город оборонять будут. Помниться бежали все войска отсюда. Не было тут обороны, рухнула она. Чтобы убедится в этом я достал книги по войне и искал тех, кто тут воевал. Нашёл пару книг. И мельком пролистал. Так и есть, немцы начали охват, и войскам что тут стояли приказали отходить, город бросили по сути. Это не сильно помогло, приказ с отходом запоздал, не все сумели выйти и оказались в окружении. Значит ждать двадцать пятого числа, тогда и поступит приказ на отход. Двадцать седьмого город покинут последние советские подразделения.

За день батарея не раз открывал огонь, всё время я был наводчиком, результаты такие, три бомбардировщика сбито, два повреждено, два штурмовика сбито, три повреждено. Сбито пять «мессеров». По последним я работал из «ДШК». Машина новенькая, ствол не расстрелян, одно удовольствие из него вести огонь по противнику. Думаете это все новости? Как же. Весь личный состав написал петицию. Этот день, я считаю завтрак, обед и ужин, доконал бойцов, просили меня снова готовить. Или сменить повара на кухне. Я имею права готовить сам если нет в наличии кухни, или по решению всей батареи, а кухня есть. Эту петицию я передал Хромцеву, тот тоже подписался под прошением, к моему удивлению, и отнёс лично в штаб дивизиона. В результате повар был сменён, и пища стала более-менее неплохой. Есть можно. А утром следующего дня, двадцать четвёртого июня, Хромцева вызвали в штаб корпуса. Не дивизии, не знаю где её штаб, а именно корпуса. Укатил тот на нашем разъездном мотоцикле. Оттуда тот вернулся капитаном, сообщив, что его к «Боевику» представили. К ордену Боевого Красного Знамени. Насчёт меня, тот шепнул по секрету, оформляется наградной на Героя. Лебедев с Зиновьевым как узнали, аж позеленели и быстро свалили из штаба корпуса. А так день неплохо прошёл, немцы нас по большому кругу облетали, так что орудия, за ночь отлично почищенные, так и не согрели столы выстрелами. А аэродром опустел, передислоцировались летуны, то что осталось, в тыл. Остальное на машинах вывезли, и ещё что-то жгли на территории долго. А вечером как стемнело, мы, командиры батареи, собравшись, отмечали и повышение звания командира, его ординарец уже перешил петлицы, и отметили сбитые самолёты. Награды не отмечали, плохая примета, только после получения можно, а это когда ещё будет и будет ли вообще. Да, газету армейскую со статьёй обо мне я прибрал к рукам, смог всего лишь три экземпляра заначить.

И вот наступило двадцать пятое июня. До обеда ничего особо не происходило, одиноко я отметил что дороги забиты советскими войсками и техникой. Если приказ на отход и дошёл до дивизиона, то нам его точно не предавали. Сам я с утра почти и не покидал воды озера, качая Хранилище. Я пока на запасном складе ничего не покупал, качал Хранилище для брошенной советской техники и вооружения, что может ещё пригодится. Да и запасы топлива оставлять немцем не хочется, пусть лучше в мои закрома уйдут, мне они всяко пригодятся. Вон как лётчики на моих запасах воевали. Никто не жаловался, кроме немцев. На Варшаву налёт был отличный, говорят зарева пожаров оставили. И пусть всего четыре самолёта вернулось, но боевое задание выполнено, железнодорожный узел парализован, из-за многочисленных пожаров. Вроде даже топливный эшелон там горел. А пока я отлично проводил время, тратя любую секунду на кач. С моей стороны на батарее всё в порядке, все накормлены, всё на месте. Запас снарядов увеличен, тут Борисов смог найти три машины, и привёз со складов. Огонь дважды открывали по группам бомбардировщиков. Сбили трёх, ещё один на вынужденную сел, экипаж сдался, ну и два с дымами уходили. Слух прошёл что один упал чуть дальше, но официально это не подтвердили. «Мессеры» появились, но за дальностью уверенного поражения из крупнокалиберного пулемёта, так что огня я не открывал.