Чердак дядюшки Франсуа - Евгения Яхнина

Не легко было пробираться по тёмным улицам, где на каждом углу подстерегала опасность попасть под выстрел из засады.

— И всё же за отца не следует беспокоиться, прийти он не мог, — утешала она Бабетту. — Ведь те, кто на постах, не покидают баррикаду ни на минуту.

Оставаясь все эти дни один дома, Мишель страдал от бездействия. Оно угнетало его. Двадцать девятого он выглянул в открытое окно и с жадностью стал наблюдать за тем, что происходит в городе. До улицы Валуа, где они жили, бои не докатились, но из глубины улицы как на ладони виднелся маленький тихий переулок. Сейчас, однако, его никак нельзя было назвать тихим: он жил своей, особой жизнью, причастной между тем к происходящим событиям. Трёхцветный флаг развевается на ветру, трёхцветные кокарды на шляпах и чепцах, у кого-то в руках барабан, двое тащат огромное бревно. «Для баррикады», — мелькнуло в голове у Мишеля.

— Закрой окно, Мишель! Ты не в своём уме! Закрой сейчас же! — умоляюще крикнула госпожа Леду, чуть приоткрыв своё. И, привыкший повиноваться, Мишель машинально захлопнул окно.

«Уже второй день мама не может найти отца. Он не встретился и Люсиль. Не приключилась ли с ним беда? В конце концов, я уже достаточно взрослый… я мужчина и должен помочь матери и Люсиль. Мне четырнадцать лет, я вполне могу быть их защитником».

И Мишель начал собираться в путь. Не спеша, даже с каким-то удовольствием он стал отбирать всё, что могло понадобиться. Хорошо, что Катрин наготовила ему много корпии. Правда, «много» — это не то слово. Много — для птиц, кроликов, кошек, собак, птиц. А если рана у человека, корпии понадобится неизмеримо больше. Но что же делать? Как-то на днях мать дала ему кучу старого белья: простынь, скатертей, салфеток. «Для твоих питомцев, — смеясь, сказала Бабетта. — И мне хорошо — меньше хлама в доме». Сейчас этот «хлам» очень пригодится.

Ему захотелось написать родителям записку, но потом он решил, что это лишнее. Кто из них вернётся и когда — неизвестно: может быть, Мишель успеет прийти домой раньше их. Он почему-то не верил, что с отцом может случиться что-нибудь плохое. Родители часто рассказывали ему об уличных боях 1789-го, и ни один из них не говорил, что это было страшно.

Как только Мишель вышел на улицу, его окликнул шедший ему навстречу рабочий с большущим мешком.

— Ты куда, малыш? Не подсобишь ли? По росту ты как раз годишься для моей поклажи. Но силёнок-то хватит?

— Хватит! — уверенно ответил Мишель.

— И то правда, что до баррикады на Сент-Антуанской улице не так уж далеко, а тут, видишь ли, я раздобыл патронов… Был бы ещё мешок, мы просто их поделили бы… да вот беда, мешка нет!

Рабочий говорил громко, и его слова услышал владелец бакалейной лавочки. Лавка была закрыта, окна плотно припёрты ставнями. А сам владелец стоял у порога, с интересом наблюдая за тем, что происходит на улице.

— За чем дело стало? — спросил он. — Уж всего хватает, и ружей и патронов, а мешка, вишь ты, не найдёшь! Сейчас ты его получишь!

— Спасибо! А почему ты не идёшь с нами? Говорить-то ты горазд, а дело делать — не хочешь.

— Я уже не так молод… А затем, надо же кому-нибудь дом охранять, я не говорю лавку, а весь дом, где много и детей, и стариков. Все ушли, а я — я охраняю. Это ведь тоже дело немаловажное.

— Ну что же… — Рабочий рассмеялся. — Каждому своё. Будем считать, что ты выполнил свой долг гражданина, отдав нам мешок!

С этой минуты Мишель и Октав — так звали рабочего — стали неразлучны.

Поделив патроны, они вместе отправились в Сент-Антуанское предместье. Дорога была нелёгкой: всюду засады, кое-где путь им преграждали баррикады.

Октав был нетороплив, но нигде не мешкал. Его послали с баррикады на Сент-Антуанской улице за патронами, он их раздобыл и теперь должен доставить, ничем не отвлекаясь. Мишеля так привлекла неторопливая, порой с усмешечкой речь Октава, что он решил сопровождать его, а потом уж заняться поисками отца. Мальчик не сомневался, что на этой ли баррикаде, на другой ли, он будет полезен и сделанные им запасы корпии пойдут в ход.

А в Сент-Антуанском предместье было горячо. Генерал Мармон хорошо знал, какую роль сыграли жители Сент-Антуанских кварталов в истории взятия Бастилии в 1789 году. Здесь всё было и сейчас готово к встрече с правительственными войсками. Рабочие и их семьи запаслись снарядами «народной артиллерии» — булыжниками с мостовых и черепицей с крыш — и щедро бросали их на головы осаждавших. А когда запасы камней и черепицы исчерпались, они стали швырять из окон тяжёлые доски с умывальников, кухонную утварь и посуду. Всё чаще стали раздаваться крики: «Да здравствует Республика!»

Октав провёл Мишеля какими-то задворками к своей баррикаде. Пытаясь что-нибудь узнать об отце, Мишель по дороге засыпал его вопросами: не встречал ли он почтенного годами, но ещё крепкого человека, а может быть, не встречал, так слыхал. Он известный в Париже книготорговец. Но Октав, Посмеиваясь, сказал, что почтенных по возрасту людей в Париже много, книготорговцев тоже достаточно, а о Жаке Менье он и не слыхивал. «Много у нас почтенных и известных. Как распознаешь, что он Менье!»

К удивлению Мишеля, он встретил на баррикаде ещё двух подростков. Правда, оба были чуть постарше его и, пожалуй, немного крепче. Но и Мишель показал себя неплохо, безропотно пронеся на себе по извилистым улицам тяжеленный мешок с патронами. Было тут много студентов Политехнической школы, и Ксавье был среди них очень популярен: по их сведениям, он сражается где-то в районе Ратуши. Мельком увидел Мишель и Жерома, друга Ксавье, но не успел с ним перекинуться словом. Да и помнил ли его Жером, ведь они виделись только раз или два, когда Мишель забегал к Катрин на чердак.

С подростками Клодом и Ги Мишель, обычно застенчивый с незнакомыми, сразу сдружился. Вместе с ними он, пока не началась перестрелка, подносил на баррикаду камни, укладывал мешки с песком, помогал валить деревья. Когда же взрослые узнали, что у Мишеля есть всё, что нужно для оказания первой помощи, то очень обрадовались. Медикаментов и перевязочных материалов было мало, а умеющих с ними обращаться ещё того меньше. На весь этот район всего два студента-медика, превратившихся в санитаров.

Октав действовал решительно. У дверей магазина модных платьев стояла его владелица. Подбоченившись, она с интересом глядела, как возводятся баррикады.

Октав подмигнул ей:

— Ты, наверное, никогда не видела, как строят баррикады? Скажу тебе по правде, я — тоже.

Хозяйка магазина весело рассмеялась в ответ. Но Октав не унимался:

— А тебе не кажется, что чем стоять здесь да глазеть, лучше взяться за дело и нам помочь.

— А чем помочь-то? Я ведь не умею.

— И мы не умели, да нужда заставила… Видишь, как жарко. Надо воды запасти.

— Воды?

— Ну да, воды! У тебя, что ли, её нет?

Женщина неопределённо кивнула головой.

— А коли есть — тащи сюда! И кувшин лишний, а то и два — тоже небось найдётся. Ведь тем, кто возьмёт сейчас в руки ружьё, станет жарко. Захочется пить… Смекаешь?

— Ну что ж, — нехотя согласилась хозяйка магазина. — Воды, пожалуй, я принести могу.

— Вот это дело! Сперва принеси воды. А потом… да разве ты утерпишь и будешь стоять вот так, сложа руки, если возле тебя упадёт раненый? — не унимался Октав.

— О, раненый… да я боюсь крови!

— Боишься? А этот вот мальчик не боится. Ты смотри, как он раскладывает своё хозяйство. Полюбуйся!

И впрямь любо-дорого было смотреть, как в укрытии, образованном двумя поваленными деревьями, Мишель разложил небольшой запас лекарств, которым располагал, корпию, пинцеты…

— Ну что же, — со вздохом сказала женщина, — пойду принесу воды, а там видно будет!

Мишелю, которому не терпелось заняться ранеными, не пришлось долго ждать.

— А ты, парень, без ружья? На, получай! — И молодой рабочий Пьер протянул Мишелю двустволку.

Мишель очень смутился.

— Я не умею стрелять… — признался он.

— Так что же ты будешь делать на баррикаде? Смотреть? — чуть насмешливо спросил Пьер.

Мишель стал пунцовым.

— Я буду оказывать помощь раненым… С ружьём я дела не имел, но перевязывать — это по моей части.

Пьер сразу проникся симпатией к этому высокому, худощавому, но складному пареньку, который говорил очень тихо и краснел, как девочка.

— Ну что же, это дело! А сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

Пьер ласково потрепал Мишеля по плечу.

— Для тебя, пожалуй, работы сегодня будет достаточно. Вон смотри, тащат убитого… Сегодня это первый!

Страх сковал сердце Мишеля. Может быть, где-то на другой баррикаде так вот несут его отца…

Он ринулся прямо туда, куда положили убитого. Но человек не был мёртв, он ещё жил. Мишель опустился перед ним на колени. Как ни мало он был опытен, всё же сразу понял, что в его помощи человек не нуждается. И, преодолев чувство жалости и сострадания к умирающему, мальчик бросился к другим раненым — тем, кому он в силах был помочь. Их становилось всё больше.