Учебник рисования - Максим Кантор

Так жила страна — причем происходило это не во время войны с врагом, не во время стихийного бедствия, не ввиду землетрясения или эпидемии чумы. Происходило это в стране, которая — по крайней мере на бумаге — была богатой. Добывали сотни тысяч тонн нефти ежедневно — немедленно их продавали, и баснословные цены за продукт каждую минуту делали некоторых людей богачами, то есть ставили их над другими людьми. Происходило это в просвещенном мире, который делегировал своих представителей на кворумы, саммиты, брифинги и конференции, — где одни воры сообщали другим ворам о том, сколько они украли. Происходило это ровно в то самое время, как некий процент населения (гораздо меньший, чем процент голодающих) возводил средиземноморские виллы и устраивал балы. Эти ловкие люди тратили многие миллионы на то, чтобы месторождения природных ресурсов — единственное, чем могла еще жить страна, — принадлежали именно им и никому другому, чтобы их потребительская корзина была заполнена с верхом, навсегда, с гарантией. Происходило это одновременно с тем, как члены правительства (то есть профессионалы, заботе которых было вверено население) делались миллиардерами и миллионерами. Происходило это тогда, когда все доподлинно знали — сколько стоит место депутата парламента, какого размера взятку требует министр, какой процент от сделки получает премьер, сколько стоит дача лидера либеральной партии. Происходило это тогда, когда многие десятки миллионов тратились на отделку апартаментов президента, его самолет, яхту, виллу летнюю и виллу зимнюю. Происходило это тогда, когда многие сотни миллионов тратились на декоративную отделку интерьеров Кремля. Происходило это тогда, когда коррупция сделалась не только нормой — но единственной формой управления страны, и другой формы не существовало. И ловкие люди, правящие страной, уверились, что ведут страну ко благу, — а что благо будет не сразу у всех желающих, так что ж с того? Существование правителя — показатель блага общества. На то и существует историческое движение, чтобы двигаться от важных пунктов к менее важным. Движется история помаленьку — но в направлении прогресса, понятное дело.

Почему, любопытствовали иные люди, склонные к формальному мышлению, почему бы деньги, пущенные на новые интерьеры Кремля, не истратить на приют для сирот или, скажем, на больницу для раковых заболеваний? Так ведь есть уже одна клиника, отвечали им. Ну, две пусть будут — пригодятся. А, все равно не хватит денег, отвечали им. На больницу — четыреста миллионов нужно, а на отделку дворцовых апартаментов пустили всего триста. Но добавить же можно? Из тех средств, что на яхту потрачены. Но — не добавляли. И так не хватало на яхту. Изыскать бы, из чего еще деньги выжать. За это уже заплатили налог? А — за то?

Но если дело обстоит так, что те, кто управляют обществом, живут неизмеримо лучше, чем те, кем они управляют и за чей счет живут, — такое общество заслуживает только одного определения: это подлое общество.

И поганое, подлое общество говорило само себе — устами телевизионных комментаторов и социологов, устами прогрессивных художников и журналистов, — что все к лучшему в этом лучшем из миров. Взят верный курс — а если еще не пришли в движение мерзлые серые деревни, то сами виноваты.

И развлекали творцы своих князей — малевали для них квадратики и кружочки, устраивали свободолюбивые выставки и авангардные концерты, скакали по сцене, самовыражались. И начальство, благосклонно щурясь на своих шутов, самовыражалось тоже. На тех же самых основаниях, на каких в социалистическом обществе утверждалось социалистическое искусство, в воровском обществе существовало воровское искусство: во все века идеологическое искусство славит начальство, просто при тиранах славят тиранию, а при ворах — славили воровство.

И, подчиняясь законам истории, такое общество должно было рассыпаться в прах — не может государство жить интересами наживы своих правителей, недостаточная это цель для государства. Некрасивая цель. Так и прежде рушились царства, изглоданные до скелета глупой алчностью своих царей. То есть цель это, конечно, понятная и здравая, так, во всяком случае, считали Слизкин и Зяблов, Фиксов и Пупсов, достославные мамки и няньки владетеля нашего, радетеля за народ. Цель наживы для правителя — суть цель здравая: а как иначе прикажете жить в мире, где не мораль — но свобода является ценностью? И поди докажи, что свобода — она только тогда свобода, когда моральна. Так использование прибавочной свободы обществом — сделало общество бессильным.

Но — неизбежно возникал у отдельных граждан вопрос: может быть, это какая-то иная свобода? Не совсем та, о которой мечтали? Однако другой-то не было. И неполноценный продукт, употребляемый в качестве свободы, существовал именно потому, что наличие большинства и меньшинства никто не отменял, потому что прибавочная стоимость и стоимость вообще — понятия не идентичные.

И почувствовали приближение распада. Только поздно почувствовали. Раньше надо было принюхиваться — а вдруг уже гнилью потянуло? Но было не до того. Каждый новый правитель подходил к туше Родины с конкретным замыслом — раскромсать; а подумать — не стала ли означенная туша разлагаться — не успевал: времени не было — зазеваешься, другой лидер кусок из рук вырвет.

Им — все было не указ. Читали на стене «мене-текел-фарес», а не верили, что это им написано. Распилили страну на части, расфасовали по портфелям, но полагали — это ничего, это не страшно, это мы просто такие рачительные хозяева — прибираем, что плохо лежит. Подобно схеме разделки мясной туши, что висит над прилавком в мясном ряду, рассматривали карту России — и прикидывали, чесали в затылке: откуда бы еще кусок оттяпать? Здесь вроде все вырезали лакомое, здесь проели до костей, а что если тут ухватить? Вроде и нет там уже ничего, а вдруг получится отгрызть последнее? И наблюдали, как по кусочку, по камню, по бревнышку растаскивают страну, — и думали: на наш век хватит. И знали, что один либерал убежал и прихватил пять миллионов, а другой демократ отбыл — и десять миллиардов увез. Казалось — пусть себе. Вот отбыл в неизвестные края министр путей сообщения, по слухам — вор. Вроде бы вчера говорили, что будет он президентом нашей страны, рассматривалась такая возможность — а нынче драпанул он и увез с собой — кажется, миллионов двести. Ну, может, несколько меньше или больше — кто считает? Казалось бы, если человек собирается стать президентом страны, если он министр путей сообщения — зачем ему из этой страны бежать? А чтобы не посадили, объясняли люди осведомленные. Позвольте, так, значит, у нас был министром человек, которого надо — в тюрьму? И он президентом мог стать? А тот, что вместо него стал, — он честный? А вот смылся в Швейцарию министр атомной промышленности и увез — так, скромно, человек без особых запросов — девять миллионов. Объявили в розыск. Позвольте, и этот человек у нас командовал атомной промышленностью? Долго ли? Да лет так десять. Так, может быть, он и с атомом что напутал — дело-то нешуточное. А вот и губернатор Северного края дунул прочь — у него миллиарды на счету. А вот бывший секретарь Совета безопасности страны уезжает, и не с пустыми карманами, заметьте, — ну не диво ли? А как же, хочется поинтересоваться, с безопасностью нашей?

И никто не говорил простой вещи: если из страны уезжают (бывшие или нет — неважно) министры, губернаторы, секретари Совета безопасности, премьер-министры и депутаты, это значит лишь одно — страны больше нет.

В отличие от кодекса чести, распространенного среди моряков, в среде политиков на суше — а именно в странах, где законом является коррупция, — капитан бежит первым. И капитаны — драпали во все лопатки, а пассажиры смотрели им вслед: много ли с собой начальство прихватило? Ой, много. Кое-что осталось, конечно. На их капитанский век хватит, следующее поколение капитанов тоже что-нибудь урвет. Но страны уже нет.

Некогда жестокий тиран Сталин принимал парад в осажденной замерзшей Москве — и показательным образом, всем на диво, стоял на Мавзолее. И слухи, слухи: хотел уехать, а — гордец — не уехал. Струсил, а потом все-таки остался с народом. Ползли недобрые слухи — но в отношении правителей нынешней России и сопредельных земель слухов не требовалось: секретов не делали. Вот с Украины уехал бывший премьер-министр Лазаренко, увез на память об отчизне 240 миллионов долларов. Как, удивлялись, премьер-министр уехал на Запад? Да, знаете ли, уехал. А еще, говорят, бывший лидер демократической партии, тот самый дяденька, что был русским премьер-министром в годы реформ, — хочет жить в Америке и деньги свои перевел туда. Ну, это врут — несомненно, врут! Быть такого не может, чтобы премьер-министры свободной страны, которая не пала жертвой фашизма, бежали! Они же — не поэты, что движимы необъяснимой романтикой, они правители страны, если они из страны уезжают, значит, страны больше — нет. Ведь не уехал же Лазаренко в Штаты, чтобы основать правительство в изгнании, — нет, он просто жить уехал туда, где лучше, кушать вкусно, слушать рокот прибоя на пляже.