Славия. Паруса над океаном - Александр Белый

– Ворон! Это будет Ворон! Никакого угощения тебе, парень, дать не могу. Вон мамино молоко для тебя пока что главное угощение. – Погладил вздрогнувшего малыша, затем вскочил в седло, зацепил за луку, зафиксировал чехол с винчестером и повернулся к собравшимся у табуна бойцам: – Ну-ка, братцы, лошадь капитану Лигачеву!

Оседланную кобылу ему подвели буквально через минуту, и мы неспешным шагом двинулись вверх. Жеребенок резво засеменил следом.

– Что там, Петя?

– Разрушенное поселение, вам бы самому посмотреть.

Метрах в трехстах выше берега, перед большим полем, от края до края густо заросшим каким-то высоким, в полтора человеческих роста тростником, обнаружились остатки двенадцати покрытых мхом каменных фундаментов. Рядом лежали сгнившие до трухи куски деревянных конструкций, в которых можно было угадать сломанный забор. Не было никаких сомнений, что постройки эти – дело рук европейцев. Значит, легенда о том, что португальцы появились здесь задолго до официального открытия данной бухты, теперь являлась доказанным фактом, который говорил о многом, но в настоящее время ни на что не влиял.

– Да, это действительно было поселение. Но теперь, Петя, здесь будет твой город.

– Расчищать территорию и закладывать город начнем в этом месте? – спросил он.

– Давай окинем взглядом окрестности и определимся.

Тростник оказался старым, густым и крепко укоренившимся. На сколько тянулись вглубь его заросли, видно не было, но шириной они были не менее трех километров, ограничивались на севере болотистой местностью, а на юге возвышенностью, густо поросшей кокосовыми пальмами. А еще выше начинался реликтовый лес.

Плотные пласты берегов озер и болот имели светло-бежевый цвет. Порода походила на кусочки египетской соли, кстати, имеющей высокое содержание кальцинированной соды. Если это и так, то сейчас с ней никто играться не будет, потому что, кроме меня, о ее важности для хозяйства никто ничего не знает. Мне, конечно, с ней обязательно придется повозиться, но как-нибудь в другой раз.

Чем-то зацепил вид пересохших тростниковых метелок. Возвращался от болота к лесу, и какая-то связанная с ними мысль не давала покоя. Постиг ценность приготовленных для новых поселенцев подарков, только увидев валяющийся под ногами кокосовый орех. В голове автоматически сложилась цепочка: кокосовая копра – масло – глицерин. Глицерин! Наконец-то найдено собственное доступное сырье для его производства. Теперь вопрос дефицита бездымного пороха и производства взрывчатых веществ точно не возникнет. Уже не говорю о возможности изготовления самых разных моющих средств.

Эта мысль еще не успела полностью овладеть моим разумом, как руки сами потянули узду и завернули Чайку обратно к зарослям тростника. Не хотелось упустить и ту, самую первую, не успевшую сформироваться мысль. Видел нечто подобное в той жизни на Кубе, даже с детьми на экскурсию ездили, смотрели на уборку и весь производственный процесс. А на Канарах тростник рос у дорог, как сорняк, правда… с невысоким содержанием… сахара!

Соскочил с лошади, вытащил шпагу и рубанул ближайшую тростину. Разглядев срез, повернулся к Лигачеву, с интересом наблюдавшему за моими манипуляциями.

– Знаешь, Петро, раньше считал, что основными поступлениями в бюджет твоего города будут деньги от выращивания и продажи конопли, кораблестроение, рыболовство и транспортные перевозки. Но я ошибся. Главным у тебя будет производство сахара и сушка копры, то есть струганой мякоти кокосовых орехов, и изготовление из нее масла, глицерина, мыла и напалма. Ты даже не представляешь, насколько это важное дело для поддержания военной мощи и экономики державы.

– А что такое глицерин и э-э-э напалм, и для чего они нужны?

– Это вообще-то тайна, охраняемая всеми нами под страхом смерти, но тебе, как моему ближнику, чтобы мог прочувствовать ответственность, могу ее открыть. Глицерин – это вязкая, прозрачная жидкость, которая в первую очередь нужна нашим химикам для изготовления бездымного пороха, а напалм – это смесь с перегонкой земляного масла, которая выжигает все, на что попадет, даже отвесные стены горят, она с них не стекает.

– Ух ты! Точно! Это очень важное дело! Но кто же его будет делать, ведь госпожа Рита уйдет с Иваном Тимофеевичем в столицу?

– Она из увечных казаков подготовила несколько старательных ребят. Одного из них, а также с десяток помощников тебе оставим. И пока мы пару дней будем здесь, я с ними позанимаюсь. В общем, не о чем говорить, ничего в этом сложного нет. И по сахарному тростнику распишу – когда срезать, что и как делать. Тоже нет ничего сложного. Ивану Тимофеевичу нарисую давильные вилы, пресс и котлы для выпаривания сахара. Самогонные аппараты и ванны для гидрирования он тоже сделает.

– Не знаю, сир, о чем вы сейчас говорите, но хочу присутствовать на обучении химика, понять смысл процесса и железно его контролировать.

– Разумно, совершенно не возражаю. Да, от копры остается много высококонцентрированных питательных отходов, поэтому надо завести свинарники. Сало будет, поверь, с ладонь толщиной.

– О! Это дело тоже нужное. – Петро посмотрел мне за плечо и добавил: – Славка Орлик сюда скачет, а вообще-то он с Иваном Тимофеевичем на зачистку ходил.

– Ага, – кивнул, опять уселся верхом на Чайку и тронулся навстречу спешащему курсанту-ординарцу. – Ты обратил внимание, Петя, с момента их убытия не было слышно ни одного выстрела?

– Точно!

– Сир, разрешите доложить! – Славка в некотором удалении от кусачей Чайки красиво осадил своего польского боевого жеребца.

– Согласно нашему уставу для срочного доклада процедура разрешения не требуется. Докладывай!

– Сир, там бой!

– Какой бой, сынок? Никто ни разу не выстрелил?

– Да не мы ведем бой. Там в лесу есть еще один залив, и одни черные арапы напали на деревню других черных арапов, вот-вот их добьют. Так господин генерал-губернатор спрашивает, нам всех убивать или только победителей?

– Капитан, на тебе оборона и защита некомбатантов. Два пулемета на вьюках отправь следом за нами, а еще пару выдвини на господствующие холмы, – быстро отдал приказ Петру и повернулся к Славке. – Веди, курсант.

Мы сорвались с места в карьер и поскакали к опушке леса. Следом устремился конный десяток закованных в кирасы лыцарей-офицеров, которые по настоянию Ивана везде и повсюду следовали за мной.

Странно, группа зачистки уже минут сорок как ушла. И шумели они прилично, но аборигены их то ли проигнорировали, что совершенно невероятно, то ли не заметили. Славку расспрашивать было некогда, сейчас и так во всем разберемся. На въезде в лес лошадей попридержали и мимо исполинских лиственниц запетляли мелкой рысью.

Километра через три между деревьями показались просветы, и опять заблестела поверхность моря. А полоса леса ушла гораздо правее. Из-за ствола огромной, в несколько обхватов, лиственницы, названия которой даже не знал, выглянул боец, стоявший в тыловом охранении. Славка натянул поводья и спрыгнул на землю, мы последовали его примеру и тоже спешились.

– Туда, – показал он на кустарник, за которым начиналось открытое просторное поле с выдернутыми из земли и сложенными на кучи сухими стеблями кукурузы. Подражая его осторожным шагам, мы тихо двинулись вперед, при этом заметили затаившуюся и укрывшуюся за деревьями и кустами цепь наших воинов. В одном из таких кустарников сидел Иван Тимофеевич.

– Что здесь происходит? – спросил у него и услышал со стороны поля какие-то ритмичные постукивания. Не было никаких сомнений, это – барабаны.

– На, сам посмотри. – Он протянул подзорную трубу и, пока я осматривал окрестности, продолжил: – Пошли мы на зачистку территории. Идем, идем себе спокойно, только что-то не видать и не слыхать никакой живности, вроде бы как все в округе издохло. А тут с левого фланга по цепи команда «стоп», и Василь Найда присылает за мной Славку. Подхожу и вижу, что лес кончился, впереди опять морской залив и большое поле с селением посредине. Перед плетнем, который сейчас валяется на земле – орава человек в триста, вооруженных копьями и большими щитами, они что-то кричат. Противники в свою очередь тоже что-то отвечают. Потом эта орава перестроилась и, кстати, очень грамотно перестроилась, подошла ближе к плетню, забросала селение копьями и под укрытием щитов пошла на штурм. Ну а все остальное ты сам видишь.

Оптика сократила расстояние в восемь раз. Стали четко видны сотни две полусферических хижин, каркасы которых были изготовлены из лозы и покрыты плетеными циновками из тростника, а самую большую хижину, часть которой отсюда едва проглядывала, покрывали какие-то шкуры. Не знаю, большим или маленьким считалось это селение, но если каждая семья насчитывала до дюжины членов, то в нем проживало около двух тысяч человек. Почему проживало? Потому что как минимум сотни две воинов лежали на земле убитыми, а довольно внушительную толпу голых и полуголых дикарей толкали за ограждение из кольев другие вооруженные копьями дикари, при этом стариков и старух отделяли, оттаскивали в стороны и закалывали насмерть. Странно было и то, что в загон отправляли немало крепких парней, которые вели себя как безвольные бараны. Правда, они тоже оказались обнажены, без поясов, с привязанными спереди и сзади хвостами, какие красовались на воинах нападавших и погибших.