Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале - Александр Воронцов-Дашков

Петербург изобиловал слухами о том, что Панин и его группа участвовали в этой провалившейся попытке свергнуть Екатерину. В начале июля 1764 года Бэкингемшир писал: «Княгиню д’Ашков [sic] видели в мужском костюме среди гвардейцев, но за каждым ее шагом следят, и она должна скоро отправиться в Москву». Екатерина, скорее всего, не верила до конца утверждениям об участии Панина в заговоре, поскольку она консультировалась с членами оппозиции и с Петром Паниным — генералом, сенатором и братом Никиты Панина, назначенным ею главой комитета, расследовавшего дело Мировича. Во время расследования Дашкова, которая вернулась осенью в дом Одара, опять была в числе подозреваемых, и Бэкингемшир разъяснял, что «многие доносят о княгине д’Ашков; конечно, она под сильным подозрением»[219]. Дашкова защищалась, объясняя, что дом у нее большой, а муж был в отъезде, поэтому в их доме жил Петр Панин. Несколько раз Мирович, поскольку он имел официальные поручения по поводу какого-то дела в Сенате, посещал Панина, а не ее. Хотя Никита Панин выступил в ее защиту, Дашкова все же чувствовала, что «это прибавило мне огорчений, вызвав несправедливые подозрения, к которым я вовсе не подавала повода. Однако о моих принципах судили неверно, а тревоги и неприятности — неизбежные спутники высокого положения при дворе» (79/88)[220].

Как и в случае с Петром III, Дашкова никогда публично не признавала возможного соучастия Екатерины в ликвидации еще одного императора России. Екатерина, с другой стороны, продолжала подозревать Дашкову и приказывала посылать секретных агентов для слежки за ее домом и действиями. Сэр Джордж Макартни комментирует: «Хотя ей [Дашковой] едва исполнилось двадцать два года, она уже участвовала в полудюжине заговоров; первый был успешным, но не будучи уважаема и оценена, как ей казалось, по ее заслугам, он занялась другими заговорами, которые оказались безуспешными; она не была наказана иначе, нежели абсолютной потерей благосклонности ее государыни, которая все еще сохранила некоторую доброту по отношению к ней; она — женщина необычной силы ума, и смелость ее превосходит смелость многих мужчин»[221].

Дашкова продолжала встречаться с императрицей при дворе, но фиаско Мировича еще больше отдалило ее от Екатерины. Британский дипломат Генри Ширли написал в 1764 году, что она мало уважала Дашкову, но обращалась с ней вежливо[222].

Личная трагедия, однако, затмила проблемы ее публичной жизни. Однажды утром подруга Дашковой Анна Панина, жена Петра Панина, предложила прокатиться в экипаже, чтобы подышать воздухом, а затем вместе пообедать. После обеда, приняв все предосторожности на случай, если подруга упадет в обморок, Анна сообщила ей последние новости из Польши. Поддерживая политику Екатерины, Михаил Дашков надолго покинул дом и командовал передовой армией, выдвигавшейся к Варшаве. Во время марша через Польшу 17 августа 1764 года после двенадцатидневной борьбы с высокой температурой он умер в Пулаве. Ему было двадцать семь, он был женат пять лет. Дашкова потеряла сознание, серьезно заболела, у нее отнялась вся левая сторона, и в течение следующих нескольких недель она была прикована к постели от слабости и потрясения. Она не могла поверить, что ее муж, молодой и здоровый человек, вдруг заболел лихорадкой и внезапно умер — просто так, без всяких объяснений! Следующей зимой Дашкова встретила привезенное в Москву тело мужа и 11 января 1765 года похоронила его в фамильном склепе в Новоспасском монастыре. Вскоре после этого его мать ушла в монастырь, а Дашкова провела следующие пять лет в своей усадьбе.

Она была теперь совершенно одинока и, «покинутая своей семьей», более всего хотела видеть брата, но «графа Александра, который никогда не изменял нашей дружбе, в это время не было в России: он занимал пост чрезвычайного и полномочного посла в Голландии» (82/91). В течение многих лет после смерти мужа Дашкова оставалась безутешной и страдала глубокими депрессиями. В письмах братьям она описывала свое одиночество и сожалела, что ее семья, особенно отец, избегали ее и относились к ней как к преступнице. Она надеялась, что отношения их улучшатся, но сомневалась в этом[223]. Члены семьи мало помогали ей, а Семен писал отцу: «По газетам мы известились, что князь Михайло Иванович Дашков в Польше умер; как он был человек честного и весьма доброго сердца и конечно не участник в бешенствах жены своей, то все о нем здесь сожалеют». Намекая на Никиту Панина, он считал, что сестра, без сомнения, «выйдет опять замуж за некотораго человека, с коим у нея толь откровенное и дружеское обхождение»[224]. Он ошибался. В конце жизни Дашкова писала, что лучшим чувством ее жизни была сильная любовь к мужу, а боль и муки от его ранней смерти оставили такое долгое и глубокое чувство утраты, что она так и не смогла вновь выйти замуж[225].

Ее одиночество усилилось, когда Анна Панина, которая заботилась о ней в дни болезни и скорби несмотря на свое ухудшавшееся здоровье, умерла от чахотки в возрасте всего 35 лет. Во время траура по двум самым близким людям ее настигали удар за ударом в сфере финансовых дел, о которых Дашкова ничего не знала. Всегда нуждавшийся в деньгах и привыкший к жизни, полной удовольствий, Михаил Дашков оставил семье огромные долги. Ходили даже сплетни о растрате полковых денег. Он отдавался страсти к азартным играм, которая была характерна для аристократов и привела к финансовому краху многие дворянские семьи. Он передал эту страсть детям, тогда как Дашкова, любившая играть в карты, была слишком бережлива, чтобы делать большие ставки. Теперь ее семейные финансы были расстроены, а кредиторы требовали платы. Так в 1764 году в возрасте двадцати одного года она столкнулась с тяжкими долгами, не имея при этом никакой помощи как от своих родных, так и от родственников мужа.

Перед смертью Михаил Дашков написал письмо своему троюродному брату Никите Панину с просьбой позаботиться о его детях и собственности. Занятый государственными делами и карьерой, Панин не захотел брать на себя всю ответственность и предложил брату Петру, а затем и Дашковой разделить ее, став законными опекунами. Надеясь быстро справиться с банкротством Михаила, Панин испросил разрешения Екатерины продать часть его собственности, однако Дашкова вмешалась и категорически отказалась что-либо продавать, поскольку считала, что это противоречит интересам детей. Эта собственность принадлежала сыну, дочери и ей самой, так как русские дворянки могли владеть имуществом и землей и не лишались их, выходя замуж. Она отобрала у Паниных права распоряжения семейной собственностью Дашковых и успешно управляла ею сама много лет до совершеннолетия детей. Практично и эффективно распоряжаясь наследством, она умоляла Екатерину спасти ее и детей от нищеты. Чтобы успокоить ее, Екатерина послала Дашковой 20 тысяч рублей на уплату долгов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});