Тени исчезают в полночь - Руслан Белов

А вон там, на той крутой канаве № 1337, чуть не погибла моя первая жена Ксения, сваленная с ног солнечным ударом. Она катилась вниз по склону метров десять и неминуемо упала бы в глубокий обрыв, если бы совершенно случайно не зацепилась за мощный куст шиповника... Вон стоит списанный, но почему-то не увезенный на металлолом бульдозер ДТ, "дэтэшка". Облупленный, заржавленный. А когда-то он был оранжево-голубым, веселым, шумным мальчишкой. Валька, 11 4 мой сын, тогда пятилетний, любил, подражая бывалым бульдозеристам, сидеть за его рычагами с приклеенным к нижней губе окурком "Беломора".

...А всего два года назад я шел с друзьями по этой тропе за самородным золотом Уч-Кадо.

Сколько народу тогда погибло! Житник, Резвон со всей своей бандой, учитель, бедный Абдурахманов... Но мы выиграли и увезли с собой по тридцать килограммов самородков. Смешно сказать – всего за семьдесят тысяч долларов на каждого мы ежедневно рисковали жизнью. Наверное, мы шли сюда не за ними. А за чем же? За пряным запахом на время отогнанной смерти?

* * *

Борис в этих краях никогда не был. И потому улегся на хилую травку и принялся изучать в бинокль обстановку. Кишлак Кумарх с этого места увидеть было нельзя – он скрывался за острозубыми отрогами Гиссарского хребта.

– Вроде все спокойно, – сказал Бельмондо, передавая мне бинокль. – Никого не видно.

Я принял бинокль и скоро убедился в том, что Борис был далеко не прав. Двух или трех минут мне бы хватило, чтобы углядеть две или три огневые точки над ключевыми тропами к перевалам, свежие следы каких-то работ на врезе пятой штольни и... и труп человека в саю Скальном. Человек был в стареньком, перепоясанном платком ватном халате, мягких кожаных сапогах и галошах, рядом валялась черно-белая тюбетейка.

Судя по тому, что руки и лицо его не были обглоданы лисами, убит он был недавно, скорее всего – поздним вечером прошедшего дня.

Бельмондо вырвал у меня бинокль и начал рассматривать убитого. Но занимался этим недолго – на тропе, ведущей к саю, появилось четверо таджиков. Они, ничуть не взволновавшись, подошли к трупу, споро закидали его камнями, затем поднялись к врезу пятой штольни и, попив у костерка чаю, начали что-то делать.

– Кажется, эти гаврики устье закрывают, – предположил Борис. – Да, вон один железный дверной оклад тащит. Наверное, хотят там склад оборудовать.

– Или подземную тюрьму, – добавил я, раздумывая, что нам делать дальше.

После небольшого обсуждения мы решили скрытно подойти к кишлаку и посмотреть, что в нем делается. И через пару километров нашим глазам открылись не полдюжины кибиток, развалившихся практически до основания (именно они на топографических картах назывались Кумархом), а несколько крытых шифером домов. В кишлаке вовсю кипела жизнь – детишки бегали, женщины стирали на речке, а мужчины рыли котлован под фундамент очередного капитального строения.

– Смотри ты! – воскликнул я, рассматривая эту деревенскую идиллию эпохи коллективизации. – Али-Баба и в самом деле кишлак построил. А где же его зомберы?

И как бы в ответ на мой вопрос из самого большого дома вышло по одному четырнадцать зомберов. Их невозможно было спутать с простыми людьми – даже с расстояния в пару километров было видно, что это команда убийц. Не останавливаясь, они начали быстрым шагом подниматься по тропе на пятую штольню.

Решив посмотреть, чем они там собираются заниматься, мы вернулись на предыдущий наблюдательный пункт. А по пути туда с радостью кон статировали, что враждебности к себе у нас зомберы совсем не вызывают. Видимо, мы привыкли к мысли, что единственный наш враг – это Али-Баба, а все его приспешники и помощники – всего лишь несчастные жертвы его честолюбивых игр. А нет враждебности – нет и опасности, что зомберы нас засекут на расстоянии.

Зомберы вошли в штольню. Их не было видно целый день. Появились они только под вечер.

– Смотри, – сказал мне Бельмондо. – Усталые, как каторжники... Чем это там они занимались?

Я взял у него бинокль и стал внимательно рассматривать лица зомберов. И заметил, что, по крайней мере, у четверых подбиты глаза или расквашены губы.

– Учебный центр там у них, – пробормотал я. – Наверное, по рукопашному бою. Да, точно...

Не только морды личностей разбиты, но и кулаки.

– Учебный центр? – переспросил Борис.

– Да. С рингом и стрельбищами. Спрятались под землей, потому как постреляй тут на пленэре – каждая собака узнает.

– А на хрена зомберов тренировать? Не понимаю.

– Дык ведь Ирина Ивановна бандитов зомбировала и таких, как мы, тертых. А у Али-Бабы одни крестьяне под рукой. Вот и приходится доводить их до кондиции. Умный мужик. Он, наверное, еще в Приморье начал понимать, что зомбер из фраера – это фраер. Сколько мы их там положили... И в Хургаде.

В лагерь мы вернулись глубоким вечером. Поужинав консервами и напившись чаю, решили, что назавтра Ольга с Баламутом и Бельмондо займут со снайперскими винтовками позиции вокруг кишлака и попытаются убить Али-Бабу, если, конечно, он находится там. Мне же было поручено весь день наблюдать за штольней с тем, чтобы определить точнее, что же все-таки в ней происходит.

4. Зомберы спускают меня с небес на землю. – Али-Баба чувствует неладное. – Прерванный ужин

Но я решил поступить иначе. Как только ребята ушли на охоту за Али-Бабой, я сунул в рюкзак пару бутылок красного вина и ушел на тропу, соединяющую кишлак с пятой штольней. Когда на ней появились зомберы, я уже сидел на обочине в позе лотоса с прикрытыми глазами и, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, медитировал после второго стакана подряд. Передо мной был расстелен узорчатый поясной платок, на котором аккуратными рядками лежали одноразовые шприцы, заправленные на всю катушку красной жидкостью (вы догадываетесь, какой). Я специально для этого случая запасся ими в аптечном киоске душанбинского аэропорта.

Как я и предполагал, шедший первым зомбер, увидев неожиданную картину, остановился и с недоумением уставился на разложенные на тропе шприцы. Затем подошел, склонился надо мной и стал осторожно трясти за плечи. Я решил покуражиться и никак не отозвался на его попытки вернуть меня с небес на землю. Зомбер убрал руки, что-то промычал по-таджикски стоявшему рядом товарищу. Тот не ответил, и вокруг стало так тихо, что я хорошо слышал, как далеко внизу в долине бухтит река. Выдержав всего минуту такой тишины, я распахнул глаза и увидел, что зомберы не растворились в воздухе, а стоят недвижные и смотрят на меня, как на божество, сошедшее с небес на землю.

Я улыбнулся как можно дружелюбнее и потянулся за ближайшим шприцем. Как только он оказался в моей руке, ближайший зомбер, подставляя шею, согнулся вдвое. С удовольствием сделав ему укол, я поманил пальцем следующего...

Опустошив таким образом все четырнадцать шприцев, я сказал зомберам (на русском, который поняли все), что завтра, в это же время, снова буду на этом месте, и направился к своему лагерю. Зомберы, озадаченно переглянувшись, хотели последовать за мной, но я повелел им идти на штольню и заниматься своими делами.

– И подчиняйтесь Али-Бабе, пока я не прикажу убить его! – крикнул я им вслед.

Так я стал наркоторговцем и, вероятно, полновластным начальником дуболомов Али-Бабы.

Хотя, что и говорить, в полновластии своем я немного сомневался. Все-таки Али-Баба был первым их хозяином. Если бы не это сомнение, я бы конечно, приказал им немедленно возвращаться в кишлак и убить его.

Но все равно я был премного доволен исполнением своей давней задумки и, вернувшись в лагерь, позволил себе пропустить граммов двести коньяку. Как только, мне окончательно захорошело, я быстренько приготовил на газовой плитке наваристый борщец и макароны по-флотски (слава богу, Сергей снабдил нас продуктами в ассортименте, достаточном для президентской столовой).

Товарищи мои вернулись под вечер ни с чем – Али-Баба весь день безвылазно просидел в своей резиденции. Лишь раз он выглянул из двери на минуту, и этой минуты нашим неопытным снайперам хватило только на то, чтобы опознать его.

– Он наверняка чувствует опасность... – сказала Ольга, устало опускаясь на кошму, покрывавшую пол нашей палатки. – Вышел, сразу посмотрел в нашу сторону и тут же вернулся в дом...

– Если бы чувствовал, то давно бы приказал все прочесать вокруг кишлака, – не согласился Бельмондо и, немного помолчав, мечтательно продолжал:

– Ты заметила, сколько женщин – какое там женщин! – прелестных девушек заходило в его дом и выходило оттуда? Целых четыре!

И все такие разные... Тоненькие и в теле, беленькие и смуглые, пальчики оближешь! Гарем у него там, что ли?

– Да, девочки были ничего. Я бы не отказался, – вздохнул Баламут и, вдруг почувствовав коньячный запах, распространявшийся от меня, возмущенно спросил:

– Ты что, Черный, пил без нас?