Солнечный удар - Михаил Широкий

близких и далёких, ярко сверкавших и чуть приметных, затерявшихся и едва теплившихся где-то на краю вселенной и посылавших оттуда свой еле уловимый, мигающий, казалось, вот-вот готовый угаснуть свет. Но все они немного меркли и терялись в мягко струившемся по небу бледном прозрачном сиянии, источника которого не было видно, но нетрудно было догадаться, что им является луна, очевидно, притаившаяся где-то поблизости и готовившаяся украсить собой безбрежный ночной небосклон.

Андрей пошевелился, подвигал конечностями, приподнял потяжелевшую, слегка гудевшую голову и, весь ещё во власти недавних, едва-едва рассеявшихся видений, с опаской огляделся кругом, точно беспокоясь, что опять увидит что-нибудь наподобие пригрезившегося ему во сне. Но не увидел. Да и вообще мало что увидел в разлитой вокруг тьме, лишь чуть-чуть развеянной сочившимся сверху слабым неверным отсветом далёких звёзд. Только луна могла хотя бы частично разогнать этот густой непроницаемый мрак, распростёршийся над землёй и скрадывавший всё своим плотным пологом. Но она не спешила делать этого, прячась пока что в небесной глубине и лишь слегка подсвечивая и серебря её притушенным неживым полусветом.

Андрей медленно, вздыхая и кряхтя, приподнялся и взглянул в сторону реки, свежее, даже немного прохладное дыхание которой он ощущал всё это время. И сейчас же заметил смутно вырисовывавшийся в темноте, в нескольких метрах от него, силуэт. Кто-то стоял на берегу, пошевеливая руками и двигая туда-сюда головой, будто высматривая что-то в кромешной тьме. Сразу узнав приятеля, Андрей, однако, чуть помедлил, прежде чем окликнуть его, и лишь немного погодя негромко, точно боясь побеспокоить кого-то, вымолвил:

– Димон, чё ты там делаешь?

Тот, тоже после некоторой паузы, мотнул головой в его сторону и недовольным, брюзгливым тоном проговорил:

– Лодка наша того… тю-тю… Поминай, как звали.

Андрей не без усилия поднялся с земли и, чуть пошатываясь и чувствуя лёгкое головокружение, двинулся к берегу. Остановившись рядом с напарником, также взглянул на реку, но, мало что увидев, дёрнул плечами и вполголоса выговорил:

– Да может она и тут где-то. Нифига ж не видно.

Но Димон, по-прежнему водя кругом пристальным, напряжённым взглядом, точно сверля им темноту, с убеждённым видом замотал головой.

– Не, нету. Пока ты валялся в отключке, я весь берег обегал. Лодки нет!

Андрей скривился и равнодушно бросил:

– Ну и хрен с ней.

Димон неожиданно для собеседника аж подпрыгнул от возмущения.

– Как это «хрен с ней?! А как, спрашивается, мы в город вернёмся? Мы даже не знает толком, где мы и куда теперь идти.

Андрей покосился на него и хмыкнул:

– Да не переживай ты, выберемся как-нибудь. Не в лесу же…

– Выберемся! – прервав его, буквально возопил Димон, в голосе которого послышались истерические нотки. – А как, интересно знать? Нет, ты скажи, скажи, если ты такой умный! Как мы выберемся отсюда без лодки? Мы ж заплыли чёрти куда. И что ж мы теперь, в потёмках, ни хрена не видя перед собой, вслепую попрёмся абы куда? Так, что ли, да?!

Андрей, видя, что приятель на взводе, и зная, что, когда он в таком состоянии, спорить с ним бесполезно, предпочёл промолчать и отвернулся от него. Куда подевалась лодка, где находятся они сами и что им теперь делать – все эти насущные, казалось бы, вопросы, которыми так озабочен и даже взбудоражен был его друг, совершенно не волновали его. Его мысли были заняты совсем другим. Едва очнувшись и уразумев, что Оли нет больше рядом с ним и где она – неизвестно, он почувствовал одиночество и тоску. Он был ошеломлён, расстроен, сбит с толку. Он ничего не понимал. Что всё это было? Сон, видение, фантом? Призрачное, иллюзорное воплощение его многодневных мечтаний, постепенно принявших несколько болезненный характер и начавших разрушительно влиять на его психику? Или всё-таки это было в действительности? Нечаянная встреча с нею на диком берегу, его изумление и растерянность, их разговор, объяснение, его признание в любви, её смелое, шокировавшее его предложение, его неожиданная, необъяснимая слабость и последнее, что он ощутил и запомнил, лишаясь чувств, – её трепещущие пунцовые губы, страстно приникшие к его губам и пронизавшие его ледяным могильным холодом…

Неужели же ничего этого не было? Неужто всё это только привиделось ему, было сном, плодом его перевозбуждённого, распалённого всем предшествующим воображения, жестоко посмеявшегося над ним, ярко и пронзительно представив ему то, о чём он так истово мечтал, и ту, которую он всеми силами души желал?

Нет, нет, не может этого быть. Всё это было на самом деле. Это случилось с ним. Это было реально. А сон был потом. Мрачный, тяжёлый, сковывающий душу липким страхом. Так резко контрастировавший с тем, что было до этого. Её милое улыбающееся лицо, устремлённые на него, горящие любовью и нежностью глаза, тонкий, кружащий голову аромат её волос… И вдруг в единый миг всё это исчезает, рассеивается, пропадает. И вместо её – такого любимого, такого родного – облика, на который он мог бы смотреть бесконечно, перед ним отвратительный безглазый лик смерти, ухмыляющийся своим искривлённым чёрным ртом и обдающий его тошнотворным трупным зловонием. Такой крутой, потрясающий переход от неимоверного, безмерного восхищения и счастья к такому же непомерному омерзению и ужасу. Стремительное падение с сияющих высот блаженства и восторга в бездну отчаяния и кошмара…

– Нет, это жопа! Это полная жопа! Я с ума сойду от всего этого! – прервали его раздумья Димоновы вопли, доносившиеся до него всё это время, но в этот момент усилившиеся до такой степени, что их уже невозможно было пропустить мимо ушей.

Андрей обернулся в сторону берега и вновь различил там смутно белевшую фигуру приятеля. Только теперь тот не стоял на месте, вертя головой и всматриваясь в непроглядную темень, а суетливо семенил по краю суши, омываемому мягкими, почти неслышно плескавшими волнами, казавшимися в темноте чёрными, как смола. И при этом бестолково размахивал руками и болтал головой, беспрерывно охал, всхлипывал, порой даже взвизгивал, испускал протяжные вздохи и стоны, то и дело переходившие в торопливый бессвязный лепет, в котором можно было разобрать лишь отдельные, более-менее вразумительные фразы:

– Вот же попали мы… от попали так попали… Какая-то глухомань… глушь, дебри… Тут людей-то и в помине нет… Одно зверьё, должно быть, шастает… Как же мы теперь выберемся отсюда? Как? Как?..

– Это ты всё придумал, – с внезапным ожесточением произнёс вдруг он, бросив на Андрея свирепый, неприязненный взгляд. – Да, ты! Я сидел себе на лавочке, никого не трогал, читал помаленьку. А ты припёрся, сорвал меня с места, поволок на эту речку, будь она неладна. Я