Солнечный удар - Михаил Широкий

рядом с ним, почти касаясь его плечом, и смотрела на него, как и во время их давешнего разговора, широко распахнутыми сияющими глазами, в которых он прочитал, – или ему показалось, или он поспешил уверить себя, что прочитал, – и любовь, и нежность, и надежду, и призыв, и ещё что-то трудноуловимое и неизъяснимое, чему он не мог дать названия. Он ответил ей, насколько это было в его силах, таким же выразительным, проникновенным взглядом, в который постарался вложить всё переполнявшее его чувство, и, немного склонившись к ней, сказал глуховатым, замирающим голосом:

– Ты здесь! Ты нашла меня…

Она слегка кивнула и чуть прикрыла глаза, затенив их густыми ресницами.

Он, с трудом удерживая учащённое дыхание, наклонился к ней ещё ближе и прошептал:

– Мне было так одиноко в этой толпе без тебя. Я так ждал тебя… Как хорошо, что ты пришла!

Её губы дрогнули. Глаза вспыхнули каким-то новым, несказанным, загадочно мерцавшим светом, а затем почти сразу же притухли и заволоклись лёгкой дымкой. И голос был странный, изменившийся, как будто не её, когда она медленно, растягивая слова, произнесла в ответ:

– Мне тоже было грустно без тебя… Я искала тебя… И очень рада, что нашла.

Он, не отрывая от неё влюблённых, восхищённых глаз и чувствуя, как сердце колотится и чуть не выскакивает у него из груди, а по телу разливается приятное томление, стремительно превращавшееся в нестерпимый жар, проговорил подрагивающим, звенящим шёпотом:

– Значит… ты тоже любишь меня? Как и я тебя.

Она, немного помедлив, будто в раздумье, качнула головой, скользнула по нему неопределённым, косвенным, по-прежнему притушенным взглядом и, словно озябнув, передёрнула плечами.

Но ему уже не нужно было её подтверждений. Важнее всего для него было само её присутствие, её близость, ощущавшаяся им физически и наполнявшая его душу теплотой, отрадой, волнующим ожиданием каких-то неизведанных, ещё не испытанных им радостей и восторгов. Не в силах сдержать себя, он порывистым жестом привлёк её хрупкое, податливое тело к себе, обнял её за плечи и погрузил лицо в её пышные мягкие волосы, жадно вдыхая их благоуханный, дурманящий аромат, от которых у него тут же закружилась голова, а перед глазами завертелся бешеный вихрь разноцветных сверкающих огней и световых пятен.

Ему было непередаваемо хорошо в этот момент. Ему казалось, что он никогда не испытывал ничего подобного. Это было самое настоящее блаженство. Он хотел бы, если бы только это было возможно, остановить время и переживать это невыразимо прекрасное мгновение снова и снова, как можно дольше, целую вечность. Ему даже подумалось, что если бы он умер в этот миг, задохнувшись от неимоверного, превосходящего всякую меру счастья, это была бы, пожалуй, лучшая из смертей. Единственная, которую можно было бы пожелать.

Но он немедленно отбросил это неуместное соображение, ни с того ни с сего пришедшее ему в голову. Сейчас не время было для мыслей о смерти. Сейчас он хотел думать только о той, которую всё крепче сжимал в своих объятиях, волосы которой перебирал дрожащими, негнущимися пальцами и порывисто, будто украдкой, касался губами, взволнованное биение сердца которой ощущал. Об их любви, – разумеется, взаимной, в этом у него не было ни малейших сомнений. Об их будущей жизни, по которой они пойдут вместе, рука об руку, видя перед собой бескрайнюю сияющую даль, увлекающую свой таинственной и манящей бесконечностью…

Окружавшая их людская масса, до той поры недвижимая и онемелая, неожиданно вздрогнула, встрепенулась, по ней словно пробежал электрический разряд. Из множества глоток вырвался общий испуганный вздох, очень быстро перешедший в беспорядочный гул, из которого то тут, то там вырывались пронзительные вскрики, стоны, плач. Толпа всколыхнулась, как волнуемое ветром море, зашевелилась, как просыпающийся зверь, пришла в движение. Толчея и неразбериха усилились, люди стали напирать друг на друга, вопли и рыдания сделались громче.

Андрей, под влиянием охватившей его эйфории на пару минут позабывший обо всём на свете и унёсшийся в какие-то горние сферы, услышав крики и ощутив давление извне, с недовольным и удивлённым видом огляделся. И увидел искорёженные безумным страхом лица, раззявленные в крике рты, выпученные, вылезшие на лоб глаза. Люди были явно невменяемы. Они причитали, голосили, буквально выли от ужаса, напоминая уже не людей, а скорее животных, в панике сбившихся в кучу и не знающих, что им делать дальше. Они запрокидывали головы, заламывали руки, шатались, как пьяные, метались из стороны в сторону, точно пытаясь найти выход, вырваться, бежать куда-то сломя голову, неважно куда, лишь бы подальше от этого страшного места, где происходило нечто не поддающееся определению и описанию, ни с чем не сравнимое, чего никто из них не в состоянии был понять и объяснить.

И Андрей не являлся исключением. Он тоже ничего не понимал. Он также пребывал в совершенном недоумении. И его тоже при виде творившегося вокруг, помимо изумления и растерянности, поневоле стал одолевать страх. По-прежнему хмуро и насторожённо озираясь кругом, он спросил, обращаясь к своей соседке, которую держал за руку:

– Что всё это значит? Что происходит?

– Ничего особенного. Не беспокойся, – послышался в ответ её мягкий, неторопливый, как будто журчащий голос. – Просто смерть пришла!

Он, поражённый, обернулся к ней.

– Что-о?!

– Смерть!!! – услышал он уже совсем другой – хриплый, гортанный, скрежещущий, как ржавое железо, голос и увидел прямо перед собой вместо пленительного облика, которым он любовался минуту назад, мертвенно бледную костлявую образину, череп, обтянутый полупрозрачной синеватой кожей, с редким седым пухом вместо волос, пустыми глазницами, треугольной впадиной на месте носа, заострённым кривым подбородком и тёмным провалом узкого безгубого рта, в глубине которого шевелился чёрный осклизлый язык. А самым жутким было то, что этот омерзительный загробный лик искажала корявая торжествующая ухмылка, сопровождавшаяся дробным скрипучим смешком.

Андрей, чувствуя, как кровь леденеет в его жилах и сердце едва шевелится в груди, несколько секунд расширившимися померкшими глазами смотрел в злорадно и хищно осклабившуюся маску смерти, в один миг сменившую ту, рядом с которой он только что млел и трепетал от невыразимого счастья, оказавшегося призрачным и мимолётным, как вздох. Смотрел, ощущая её холодное тлетворное дыхание, вырывавшееся из приоткрытой беззубой пасти и обдававшее его тяжёлыми зловонными испарениями. Это был запах разлагавшегося, гниющего трупа, ударивший ему в нос и тут же, казалось, проникший в его внутренности. Вдохнув этот смрад, Андрей поперхнулся, у него перехватило дыхание и потемнело в глазах. Он отпрянул назад, пошатнулся и, теряя сознание, повалился навзничь…

И открыл глаза.

И первое, что увидел, – это огромное бездонное небо, усыпанное мириадами звёзд. Больших и малых,