Внедрение - Андрей Константинов

Боцман прервался, чтобы подкрепиться портвейном, и Егор, воспользовавшись паузой, тихо выскользнул из кабинета.

Якушеву пришла дельная, как ему показалось, мысль – поделиться своими сомнениями и догадками с Ермиловым, начальником «контрразведки» Юнгерова. По мнению Егора, Юрий Петрович был способен оценить странную информацию, тем более, что Штукин теперь работал в «империи», а стало быть, находился в зоне ответственности Ермилова. И вообще, Якушев считал, что бывший флотский офицер сумеет не хуже оперативника уголовного розыска определить «число зверя».

Ермилов на просьбу Якушева о разговоре отреагировал спокойно, и они встретились поздно вечером в кафе, располагавшемся в том же доме, где жил Юрий Петрович.

Ермилов выслушал сбивчивый и эмоциональный рассказ Егора, ни разу не перебив, и только, когда опер окончательно умолк, спросил:

– А если она, например, просто утонула? Ну – несчастный случай?

– Да почему же у вас все тонут-то?! – возмутился Якушев, вспомнивший некстати недавний рассказ Боцмана о его ладожских приключениях.

Ермилов этого рассказа не слышал, поэтому возгласа не понял и нахмурился:

– У кого – «у нас»? Я сказал: например. Так бывает. Начинают в воде баловаться – и ага.

Егор, ожидавший совсем другой реакции, завелся еще больше:

– Я, Юрий Петрович, наверное, чего-то не понимаю! Я говорю о конкретной информации в отношении некого Штукина. Который должен быть вам знаком. Который теперь работает с Денисом и которого воспринимают, как своего парня. А вы – например! Например, она альпинизмом занималась и в лавину попала! Это ведь не разговор!

Лицо Ермилова затвердело, старший офицер, хоть и уволенный в запас, не привык, чтобы с ним разговаривали подобным тоном. Но Юрий Петрович сумел сдержаться – он лишь посмотрел на Якушева в упор:

– Не разговор, так как в области нет лавиноопасных гор. Я тебя услышал. Дай мне время. И еще вопрос: почему ты так радеешь за эту историю?

У Егора дрогнул взгляд, но он постарался ответить как можно увереннее:

– Я не радею. Просто так получилось, что вышел на Штукина, а он же теперь вроде как в вашей системе…

– Так в «вашей» или в «нашей»?

Якушев смутился:

– Юрий Петрович, не ловите меня, пожалуйста, на оговорках!

Ермилов прищурился, и Егору почудилась в уголках его плотно сжатых губ усмешка. (А она действительно была, эта усмешка. Просто начальник «контрразведки» Юнкерса знал, что за этим столом сейчас сидят два человека, каждый из которых немного кривит душой. А Якушев-то думал, что только он сам проявляет недостаточную искренность.)

Ермилов коротко кивнул:

– Ладно. Со Штукиным ты погоди.

Егор резко выпрямился, но Юрий Петрович крепко взял его за плечо:

– Погоди, говорю. Все, что ты мне сказал, я услышал.

После этого странного разговора Якушев ушел домой с очень неприятным чувством. Егор, вообще, не очень хорошо знал Ермилова. Он, например, не знал, что давным-давно, в Новороссийске, когда Ермилов еще служил, ему буквально кричал в истерике один молоденький старший лейтенант:

– Товарищ капитан второго ранга, я знаю, что катер с туристами ошибочно был взорван пловцами ПДСС. Погибли гражданские люди!

И Ермилов тогда глядел на этого офицерика не мигая, точно так же, как на Якушева давеча:

– А если бы погибли люди военно-морские – что, легче бы было?! Не стучи ластой по волне! Иди! Я тебя услышал! И вообще, есть у тебя стопроцентная уверенность, что в этом катере не баллон с газом, например, рванул?

И еще не знал Егор (да и откуда это было ему знать!), что не так давно журналист Обнорский долго беседовал с Ермиловым о секретах ПДСС[38] и ППДС[39], а после беседы подумал про себя: «Да… Этот дело свое, конечно, знает, сразу видно – профессионал… Но этот профессионал легко, ради высшей, неизвестно кому ведомой цели, взорвет теплоход с людьми, чтобы потом каких-нибудь турок завиноватить на каких-нибудь межгосударственных переговорах… И ни хрена в таком подходе высшего и политического нет, а есть цинизм, наплевательство на людей и завуалированная разными красивыми словами "гестаповщина"…»

Но Обнорский своими выводами после беседы не поделился даже с Юнгеровым – не то что с Егором.

А на следующий день с утра на работе Якушева ждало еще одно потрясение: в отдел отзвонились сотрудники уголовного розыска из области и сообщили, что на берегу Черного озера обнаружены личные вещи Зои Николаевны Николенко. Егору об этом сообщил Боцман. Якушеву стало настолько плохо, что он не заметил, как сказал вслух:

– Ермилов знал вчера!

– Наверное, – не понял его Боцман. – Но пока нашли вчера вечером, пока доложили, пока то да се да трали-вали…

Егор не дослушал его, выбежал на улицу, с мобильного телефона позвонил Ермилову и, еле сдерживаясь, сказал все, что думает. Юрий Петрович и не думал ни от чего отпираться:

– Да, я знал вчера. Подъезжай на Петроградку на Большой, поговорим.

Через двадцать минут Якушев уже был на Большом проспекте Петроградской стороны в одном из офисов Юнгерова.

Ермилов заставил его подождать еще пять минут в комнате для переговоров, а когда зашел, то вместо «здравствуй» сказал:

– Да, я знал.

Якушеву кровь ударила в голову, но взорваться и наговорить разных глупостей он не успел, потому что Юрий Петрович «наехал» на него так, как только он и умел:

– Ты вот что, сынок! Ты сюда пришел как кто?! Как оперуполномоченный уголовного розыска, который подозревает некого Штукина, а заодно и мстит за свою любовницу?! Ты не зыркай на меня!!! Повторяю – любовницу!! Ты так пришел?! Если – да, то я шейку-то твою куриную быстро сверну!! И не таких оперов видывали… Сядь!! Сядь, я приказал!!!

Егора словно паром в бане окатило, и он безвольно плюхнулся в глубокое кресло.

Ермилов же, наоборот, не спеша прошелся по комнате, а потом снова резко обернулся к Якушеву:

– Или ты пришел к своим, чтобы выяснить то, что тебя беспокоит?! А? Чтобы посоветоваться со старшими?!

– Откуда вы все знаете? – задал Егор идиотский вопрос. Идиотский, потому что правду Юрий Петрович если кому и говорил, то только Юнгерову.

Ермилов снисходительно цыкнул зубом:

– Мне знать – положено. К Штукину мы присматриваемся. И за тобой, кстати, наблюдаем. И не потому, что не доверяем, а чтобы ты куда не влез по молодости. На то я и поставлен. И если я подписываю бумаги ручкой, которая шестьсот долларов стоит, – значит, дело свое знаю. И чтобы больше, сопляк, ты на меня не зыркал так. – Последнюю фразу Юрий Петрович произнес уже почти спокойно и по-мюллеровски добродушно: – Так что ты хотел?

Якушев еще и не отдышался толком, и в голове у него была полная путаница:

– А как… А как все произошло на самом деле?

Начальник «контрразведки» Юнкерса скрестил руки на груди:

– Стало быть, правды хочешь? Ну что ж. Своим я всегда правду говорю. Было так: Штукин поехал с прокуроршей на озеро. Просто так – побултыхаться. У него тоже с ней… Шуры-муры начинались. Так-то! Правда – она такая… Доехали до озера, начали бултыхаться и резвиться. Ты слушай, слушай! Знал бы более интимные подробности – рассказал бы. В общем, игры их закончились плачевно. Место там безлюдное, им как раз от людей подальше и хотелось… Трезвые были оба. Но Штукин вытащить ее не смог. И ты бы тоже не смог. Я это знаю. Я хлебал соленой воды больше, чем ты – водки. И принял Валерий решение правильное, так как в беде он никого не бросал. Некого было уже спасать и некому помогать. Он просто избежал скандала и бумагомарания, хотя ему-то бояться как раз было нечего. Это был несчастный случай. А неизвестность – вещь, конечно, тягостная, но для ее мужа и всех других родственников – лучшая, чем правда. Пройдет время, эта история обрастет мифологией. Будут шепотом пересказываться сплетни разных дураков, что ее, де, убили из-за профессиональной деятельности. И – хорошо! Это помогает жить. О таком можно тереть часами и в городской прокуратуре, и в Генеральной. А не дай Бог, правду кто узнает? Супруга уважаемого человека нажралась с любовником и потонула! Да. Да, люди такие, что обязательно скажут – нажралась. Ничего ты с людьми не сделаешь: им либо тайны подводных пловцов итальянского князя Боргезе подавай или – кто кого триппером заразил!

Ермилов выдержал паузу, закурил и спросил совсем тихо:

– Или я в чем-то не прав по существу?

Егор еле сумел разлепить вспухшие от прикусов губы:

– А если Штукин врет? Если у него был мотив… утопить?

Юрий Петрович вздохнул и посмотрел на него, как на убогого:

– Ты о картинках об этих?

– И о них тоже.

– Красиво. Но Штукин не врет. Я еще вчера тебя слушал – умилялся. Сам посуди – на хера ему ее топить, если в ее сейфе анонимка все равно осталась! Да она, скорее всего, и ознакомиться-то с ней не успела! А он про нее тем более не знал… Да и если бы знал – она ему ничем не грозила, эта анонимка. Никто бы ничего не доказал – я знаю, потому что Валерий мне рассказывал про эти картинки… И обсуждать здесь больше нечего. Тратим время и силы, устаем в суете. Ты привыкай к сжатости.