Узник моего желания - Джоанна Линдсей

Силия, не выбирая слов, сразу перешла в наступление.

— Я знаю тебя — ты сидела в темнице. Что ты такое сделала, чтобы после такого наказания к тебе относились с таким вниманием? Ты перед ним ножки свои раскидывала? Ты вставала на колени и…

— Закрой свой грязный рот, Силия, и убирайся отсюда!

Глаза Силии так и вспыхнули зеленым огнем. Она не поверила своим ушам.

— Ты… ты осмеливаешься так говорить со мной?!

Этого только и не хватало Ровене: ссора из-за мужчины, которого она презирала. Ну не смешно ли? Думать, что к ней относятся благосклонно? Завидовать ее обязанностям, которые для нее самой ненавистны? Боже милосердный, что еще ее ждет? Но такое высокомерное отношение Силии было неприятно Ровене и напоминало ей то, о чем говорила Мэри Блауэт. Очевидно, Силия осознавала свое положение фаворитки господина и вела себя надменно. Она также очень старалась, чтобы ее речь не была похожа на речь служанки. Но ведь и ты служанка — в настоящее время, напомнила себе Ровена. Тогда какое ты имеешь право обижаться на наглость другой служанки?

— Я думаю, что могу разговаривать с тобой, Силия, так, как сочту нужным. Разве не я сейчас пользуюсь благосклонностью господина?

За это она получила совершенно неожиданную пощечину, да в придачу и злобный ответ:

— Это ненадолго, стерва. Запомни, что, когда ему надоест твое бледное костлявое тело, я заставлю тебя сильно пожалеть, что тебе вздумалось занять мое место.

Ровена онемела от неожиданности, а Силия вышла, захлопнув за собой дверь. Ровене никогда не давали пощечин, никогда в жизни, и это определенно оказалось не из приятных вещей. Но она предположила, что это будет еще одним, к чему ей здесь придется привыкнуть. Но от служанки этого она не должна терпеть — а уж от этой тем более. Но ей не к кому было обратиться за помощью. Она могла себе представить реакцию Уоррика, попробуй она ударить в ответ его «фаворитку» — служанку. И Силия знала это. Поэтому ей все сходило с рук, в том числе и ее ужасное поведение.

Мужчины-слуги стали приносить воду. Ровена пошла за банными простынями и мылом, которые находились в специальном сундуке в покоях господина. Она захватила с собой еще одно полотенце, которое намочила в холодней воде и приложила к щеке. Это холодило горевшую от пощечины щеку, и к тому моменту, когда не торопясь вошел Уоррик, красный след от удара почти исчез.

Сначала он посмотрел на лохань, над которой медленно поднимался пар. В нее вошли все ведра горячей воды. Ей оставили только холодную воду, которой она должна была ополаскивать его. Она хотела приказать, чтобы принесли еще горячей воды, но эта мысль сразу вылетела у нее из головы, как только Уоррик взглянул на нее и задержал свой взгляд на ее щеке.

Он подошел прямо к ней и поднял за подбородок ее лицо.

— Кто тебя ударил? — требовательно спросил он.

— Никто.

— Ты лжешь, женщина. Что ты такое сделала, чтобы уже вызвать неудовольствие госпожи Блауэт?

Почему он сразу решил, что это она виновата? Ей следовало бы сказать ему правду, да только пощечину она получила всего лишь за то, что опустилась до уровня Силии. Но она прекрасно понимала, что он ничего не предпримет в ее защиту, если узнает, что это была его драгоценная Силия, и почему-то именно это причиняло больше боли, чем сама пощечина.

Поэтому она солгала и сочла это самым удобным в данной ситуации.

— Я просто споткнулась, когда шла через зал, ведь вы приказали смотреть только на вас. — И ей удалось провести его, так как он не следил за ней все время.

На этот раз его грозный взгляд не напугал ее.

— Ну и глупая же ты женщина. Тебя надо учить и здравому смыслу, а не только тому, как выполнять свои обязанности?

— Если мне разрешено смотреть под ноги, когда я хожу там, где вы находитесь, вы должны мне об этом сказать. Я не хочу вас ослушаться.

— Не хочешь? — хмыкнул он, услышав кроткий ответ, и отпустил ее. — Тогда посмотрим, действительно ли ты готова меня слушаться. Раздень меня.

Она этого ожидала, но, тем не менее, сразу покраснела, так, что обе щеки стали одинаково красными. А он стоял, возвышаясь над ней, спокойно опустив руки, и совсем не собирался ей помогать. Ей было отвратительно выполнять это поручение, и он знал это. То, что с ней обращались как с рабой, тоже было частью его мести.

Она быстро его раздела, даже не пытаясь скрыть своего негодования. У него на губах заиграла мрачная улыбка, которая была ей так ненавистна. Ровена отвела взгляд от его лица и старалась не смотреть на него. Она стала разглядывать его безупречное тело.

Он даже не наклонился, чтобы она могла снять с него тунику, вынудив ее приблизиться к нему вплотную. У нее перехватило дыхание, когда нечаянно она коснулась его своей грудью, потом, почувствовав, как напряглись и сразу сделались твердыми ее соски, она судорожно глотнула воздух. Она так сильно дернула за тунику, что, когда та, наконец, оказалась у нее в руках, Ровена не удержалась и упала назад, на ступеньки.

Уоррик рассмеялся над ее сердитым выражением лица — по крайней мере она надеялась, что он смеялся только над этим. Ведь не мог же он знать, как отреагировало ее тело на прикосновение к его телу? И как вообще такая реакция возможна, если она его ненавидела? Это было выше ее понимания.

Ей не хотелось снова приближаться к нему. Нужно было еще снять с него штаны и обувь, но она не могла этого сделать. От одной мысли об этом у нее опять возникало ощущение покалывания в грудях. Боже милостивый, что же такое с ней происходит?

Он терпеливо ждал, но когда она не сделала никакого движения в его сторону, он сказал:

— Заканчивай.

Она медленно отрицательно покачала головой, видя, как у него вопросительно поднялась бровь.

— Тебе хотелось бы, чтобы тебя снова приковали цепями к моей кровати?

Она резко подскочила, чуть не столкнувшись с ним в спешке. Она услышала его смех и заскрежетала зубами. Значит, и эта угроза будет постоянно висеть над ней? Он был совершенно отвратителен, вне всяких…

— На колени!

Она упала на колени, даже не задумываясь над его новым приказом, и прямо на уровне лица увидела под тканью его штанов большую выпуклость. Краска снова залила ее лицо, и пальцы ее дрожали, когда она протянула руку, чтобы развязать шнурок и освободить его орудие мщения.

— Меня вполне устраивает видеть тебя в такой жалкой позе — как щенка у моих ног, — продолжил он небрежно. — Может быть, я прикажу тебе прислуживать мне в такой позе за столом.

— На виду у всех? Пожалуйста, не надо, — слова вырвались со стоном.

Он коснулся рукой ее макушки — как если бы она была не более, чем щенком, виляющим хвостом у его ног, — и отдернул руку, как только она подняла на него глаза.