Как вернувшийся Данте - Николай Иванович Бизин

возможность сойти с моста между мирами (то есть – перестать быть поэтом); а жаль – так мне с ним было бы намного проще.

Вот так это всё и произошло. И некому (кроме богов) было происшествие увидеть.

Но! Нет ни богов, ни демонов – в «окружившем нас» шеоле; поэтому (повторим вместе со всем человечеством) – всё то, что из вашего и моего понукания нашего с вами буриданова «осла поступков», проистекающих из нашего с вами подчинения нашему с вами мировосприятию и так каждый день повторяем.

Итак – в этот день фараона ожидали в гареме, и он (в каждый свой визит по разному) должен был на этот вопрос отвечать. Отвечать (персонально) – именно этому дню. Отвечать (персонально) – именно этой женщине, с которой сегодня ему предстоит возлечь.

Зайдёт ли речь (этого ответа) столь далеко (до Адама с Лилит)?

Да и ведомо ли уже этому миру, как годы назад иль годы вперед царь Гильгамеш (впоследствии так и не достигший бессмертия, то ли добровольно, то ли нет) отправил на встречу со Зверем женщину Шамхат (одну из ипостасей Лилит, демона безводной пустыни и Первожены Адама)?

Зайдёт ли речь столь далеко, что выразит невыразимое?

Разумеется (даже разумом) – нет! Разумеется (даже разумом) – не будет рассказано о том, как Шамхат (совокупившись со Зверем) отняла у него его личное зверство, сотворив из него человека-гомункула, двойника Гильгамешу.

Который – тоже оказывался не прост: являлся (или казался) одним из перерождений Первомужчины Адама, праотца всех людей.

Разумеется – сказано будет лишь о том, что всё на свете зеркально.

Что живой бог, возлегая со своей половиной (женой, наложницей или даже блудницей) отдает ей свое основание быть божеством, потому-то его (а не только благо-даря манипуляциям с фигурками бога) здешнее тело становится доступно для здешней маленькой смерти.

Но! Зайдёт ли речь столь далеко? Разумеется (даже разумом) – нет! Нам сейчас интересны телодвижения, а не основания для них.

А ведь давеча (согласитесь) – всё было и’наче.

Рамзес III посетил свой гарем. Когда он выразил желание возлечь с именно с Тейе (очевидно, привороты и прочие манипуляции с фигурками дали свой эффект: магия – попытка манипуляции божеством посредством человеческих средств), тогда – женщина поняла (даже разумом), что пришло время забрать у божества божественность и передать её своему сыну.

Действительно – слишком человеческое по-желание. Более того – вполне женственное. Хотя – магия и предполагала, что само убийство должен был бы совершить сын бога; но – его не было (да и – как мы уже говорили – быть не могло) в гареме фараона. Поэтому – самому убийству предшествовало ещё одно святотатство (впрочем, святотатства брака с собственной матерью можно было и не считать).

Один из вовлеченных в заговор евнухов (а конкретно: человек, на коем лежала обязанность снабжения гарема всем необходимым – от пищи до прочего-прочего-прочего – и потому имевший свободу перемещения) пронёс в помещения гарема еще одну магическую фигурку: добавляя к тому, к чему нечего добавлять, но и убавлять тоже нечего.

То есть – образ ещё одного сына человеческого!

Так они разделяли и властвовали: совокуплялась одна магическая сущность, а убивать предстояло другой. Так (предопределяли) – «убить отца и возлечь с матерью» (Зигмунд Фрейд); что тут добавить? Впрочем, убавлять тоже нечего.

А что убивать будет (непосредственно) Тейе – так это и есть изначальная власть женщины: отнять (поменять) сущности, перетечь (как человек Воды) из природы в природу; но – наличие в мироздании женщины (псевдо-Евы) предполагает, что человек захочет не единения (со-подчинения), а именно насилия (магии).

Это и есть власть женщины: много слов (магия слов) и мало дела (всего лишь тело – или убить, или родить в смерть)

Вот младшая царица и убила царя: Когда (и как только) фараон отвернулся (насыщенный ею, конечно), то ласковая женщина извлекла из складок покрывала лезвие и одним движением перерезала мужчине горло, после чего «который мужчина» перестал быть богом и умер почти что мгновенно; но – потом наступила расплата.

То ли бог фараона – оказался слишком силён, то ли магия женщины – ока-залась слаба (что, впрочем, одно и то же); но – фигурки фараонова сына на месте убийства оказалось явно недостаточно: Сила бога не перетекла в Пентавера (ещё и потому-то он носит другое имя), и он не смог вовремя поддержать мать.

Опочивальня царицы была обыскана, фигурка сына найдена, причастность его стала очевидна (а вина за непосредственное убийство с жены – снята, так-то); заговорщики были схвачены; а вот после всего этого – в дело вернулся сам убиенный фараон, который с небес принялся судить виноватых:

Вступление Туринского папируса представляет собой речь самого царя, наставляющего судей, которые будут разбирать дело; одновременно царь представлен так, как будто он уже находится в ином мире среди богов. Речь идет о тексте, безусловно созданном, подобно папирусу Харриса, уже при Рамсесе IV, выступающем в роли исполнителя последней воли отца. Этот факт подтверждает гипотезу об успешно осуществленных намерениях заговорщиков.

Повелел я (то есть Рамсес III) начальнику сокровищницы Монтуэмтауи, начальнику сокровищницы Паиферту, штандартоносцу Кара, дворецкому Пабеса, дворецкому Кедендену, дворецкому Баалмахару, дворецкому Паирсуну, дворецкому Джхутирехнеферу, царскому докладчику Пенренут, писцу архива Маи, писцу архива Параэмхебу, штандартоносцу пехоты Хои: «Что же касается речей, сказанных этими людьми – я не знаю их. Пойдите и допросите их».

Они пошли, и они допросили их и они предали смерти от собственных рук тех, кого они предали смерти – я (их) не знаю, (и они) наказали других – я (их) также не знаю. Повелел (я накрепко): «Берегитесь, остерегайтесь ошибочно подвергнуть наказанию чело(века) … Который над ним».

Так я сказал им опять и опять. Что же касается всего сделанного, это они, которые сделали это, и пусть падёт все, что они сделали на их головы, ибо освобожден я и защищён я на протяжении вечности, ибо я среди праведных царей, которые перед Амоном-Ра, царём богов, и перед Осирисом, правителем вечности.

И вот здесь (когда сына царя осудили и решили «принудить к бессмертию»; а не так ли он сам захотел: принудить себя стать нано-богом?