В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком - Жан Беливо

Продолжая свой путь по весьма приятной и неутомительной дороге, я вновь и вновь возвращаюсь мыслями к судьбам этого народа, живущего на перекрестке двух миров, — к туркам, зависящим от Европы, но в то же время ощущающим гнетущее давление своего могущественного соседа — Ирана… А еще я думаю о грузинах, противостоящих огромной России и ждущих поддержки от НАТО и американцев. На стыке миров всемирная история всегда пытается жонглировать людьми на свой манер…

Через несколько дней истекает моя турецкая виза, и потому я тороплюсь добраться до границы с Грузией. Недавно выяснилось, что власти Туркмении не откроют мне визу и не позволят пройти по своей территории. Так что мне ничего не остается, как идти через Иран. Беда в том, что этот теократический диктаторский режим визы иностранцам не выдает, а как будто выдавливает из пипетки, по капле… Когда я покидаю Аракли, погода стоит жаркая, туманная, влажность повышена. Передохнуть я смогу только в Грузии. Южнее вижу заснеженные вершины Качкар-Дага, достигающие у самой государственной границы высоты в четыре тысячи метров. Пониже на склонах холмов женщины собирают чайный лист, складывая полные мешки в вагонетки небольшой канатной дороги. Спускаясь с горы, эта дорога ведет прямо к складам чайной фабрики. Ветер, дующий с моря, внезапно меняет направление и приносит с материка сухой, с древесной ноткой запах переработанного чайного листа. Видимо, свою следующую чашку чая я выпью только в Грузии.

Через неделю все мои турецкие переживания растворяются в парах крепкого алкоголя. Какой контраст, какой культурный шок! Едва я пересек границу, как Великая Всемирная История в очередной раз размазала меня по столу. На разбитых в пух и прах дорогах этого древнего государства, некогда входившего в соцлагерь, я видел, как прыткие девушки в мини-юбках старательно избегали встреч с пьяными типами и ловко убегали от них, перепрыгивая с камня на камень. Сидя над тарелкой жареного сулугуни, я всеми силами пытаюсь уследить за полетом мысли местного главы администрации, который составляет список знаменитых людей, посетивших здешние края и поднявших здесь тост за плодотворное сотрудничество. А давай-ка за дружбу между Грузией и Канадой! До дна! А теперь за мир во всем мире! Ну, давай! Мы поднимаем рюмки, чокаемся, выпиваем и снова наполняем их до краев. Чача течет рекой и согревает все — от глотки до самой двенадцатиперстной кишки! Думаю, тосты растянутся до первых петухов, и это меня пугает… Зураб, молодой сотрудник турбюро из аджарского курортного городка Сарпи, что неподалеку от границы, пригласил меня в свой офис отпраздновать встречу. Сегодня вечером он принял на грудь столько, что случайно вывихнул нижнюю челюсть — такого я еще никогда и нигде не видел! Отточенным ударом он сам вправил ее и снова наполнил рюмки. Вывихнутая челюсть все же слегка изменила выражение лица Зураба, что заметно улучшило его разговорный английский. Наутро я покинул это местечко со свинцовой головой, пока мои новые друзья чокались «на посошок» и вопили вслед: «Счастливого пути! Добро пожаловать в Грузию!»

Крест, воткнутый в землю на обочине дороге, указывает на то, что я вступил на земли православные. Ну и хорошо, отмечаю про себя. В ту же минуту сзади громко сигналит какой-то допотопный грузовичок. С перепуга у меня едва не случается сердечный приступ, и дальше я иду очень осторожно, опасаясь ненормальных водителей, гоняющих по трассам и лихо объезжающих разлегшихся на шоссе ленивых коров. Кстати, ни одно животное в ходе гонок не пострадало! Здесь уже начался курортный сезон, и первые отдыхающие на пляжах с готовностью подставили свои бледные тела лучам горячего кавказского солнца. В Батуми, на берегу Черного моря, я знакомлюсь с Бесиком. Он приглашает меня в гости к себе домой. Его квартирка расположена в уродливом здании советской постройки. До нужного этажа мы карабкаемся по видавшей виды бетонной лестнице, мрачноватые стены покрыты подозрительными пятнами. Но прихожая на удивление выглядит очень гостеприимно и дружелюбно. Все члены семьи встают при нашем появлении и по очереди приветствуют меня, а тем временем прямо за их спиной на экране черно-белого телевизора показывают хронику трагедии в Далласе. Сидя за столом, мы один за другим произносим всевозможные тосты и пьем из настоящих рогов. Вдруг Бесик садится за фортепиано, к нему присоединяется его сын Левар. Они в четыре руки исполняют народные грузинские песни, а мы подпеваем и танцуем. Потом вся честная компания, порядком захмелевшая, выбирается на прогулку, чтобы полюбоваться ночным Батуми: восхитительный спектакль, сотканный из музыки, струящихся фонтанов и мерцающих огней, в свете которых город смотрится особенно прекрасно. Величественная сила Средневековья и богатое имперское убранство заставляют на мгновение позабыть о стоящих вокруг нас сиротских постройках советской эпохи. Между тем именно из этих грязных многоэтажек доносятся разудалые песни и смех. А в парках нежные красотки в полупрозрачных нарядах посылают многообещающие взгляды ясноглазым парням. В воздухе пахнет жарким летом, хмельным вином и любовью. Я чувствую, как маленький гордый грузинский народ старается воспрянуть духом, обретает надежду — год за годом, от десятилетия к десятилетию, неловкими крошечными шажками…

Грузия

Утром следующего дня, шагая по прибрежной полосе строго на запад, я снова вспоминаю вчерашнюю водку и вино, гостей и родственников, стариков и детишек, друзей и пропавших без вести. Размышляю о соседних государствах, их нравах, кулинарных и культурных традициях. А еще о недругах и врагах этой семьи — потому что только когда они счастливы, все вокруг обстоит благополучно. Вспоминаю все — вплоть до последнего тоста, когда мы выпили за лягушек[91]. Такой тост наверняка удивил бы американцев с их зацикленностью на этой стране с тех пор, как была поставлена точка в холодной войне… Находясь в Тбилиси, они все время с пристрастием изучают российские энергоресурсы Каспийского моря, которые можно было бы прибрать к рукам. А грузин это забавляет. Неоднократные территориальные притязания, адресованные Грузией своему большому и могущественному соседу, сопровождаются боями и бойкотированием поставок продовольствия, а на средства, выделяемые Всемирным банком, в стране кормится и процветает коррупция. В контексте постоянных волнений и плачевного состояния экономики американский протекторат выглядит для них почти как манна небесная. Тем более что Европа, которую они раньше обожествляли, совсем перестала заботиться об этой маленькой стране, как, впрочем, и о своих бывших колониях.

Вокруг меня все распускается и цветет. В этом субтропическом пейзаже я чувствую себя очень расслабленно и не упускаю ни одной возможности поболтать с гражданами страны, когда-то входившей в Восточный блок, а теперь взявшей неспешный курс на Запад. Я узнаю, что местные девушки, хотя и демонстрируют окружающим свои рискованные наряды, в сущности, остаются очень скромными. Узнаю, что сексуальные отношения до брака по-прежнему категорически воспрещаются в этом консервативном и очень религиозном государстве. С удовольствием наблюдаю, как дети купаются на прелестном пляже в Кобулети.

Если в развалинах Старого города еще можно встретить намеки на нищее прошлое, то на побережье благодаря интенсивной застройке уже подрастают современные гостиницы, клиники, частные виллы… В скором времени владелец Coca-Cola отстроит здесь комплекс класса люкс. Здесь будет грузинская Ривьера. Как далеко ушли они от идеалов коммунистического строя… Остались только обломки прошлого, и, по мере того как углубляешься в эти земли, их становится все больше. В пригороде Кутаиси, одного из древнейших городов на планете, старые «Лады» выпускают черные облака выхлопных газов на улицах, где полным-полно заброшенных заводов и фабрик. По холмистым дорогам в предгорьях Кавказа ездят обшарпанные грузовики, выписывая немыслимые зигзаги. Немного позже я снова встречаю их возле киосков с автозапчастями и моторным маслом — водители пытаются починить и вновь завести свои некстати задымившие раритетные чудеса техники. Время от времени местные полицейские берутся сопровождать меня, но по истечении нескольких дней я снова остаюсь один. Вежливость и мир во всем мире требуют от меня ежедневно вливать в себя все новые и новые порции алкоголя, которые организм уже отказывается принимать, и я очень страдаю от непомерного пития — особенно по утрам. Здесь пьют так много, как будто считают, что легкость бытия заключена на дне рюмки и, чтобы ее достичь, нужно эту рюмку опрокинуть. Тоже мне философы… Я рассматриваю лица женщин, их печальные глаза, примечаю кое-где синяки и ссадины и понимаю, что нередко после моего ухода праздник оборачивается совсем другим «весельем». И с тех пор всякий раз поднимаю со своими новыми друзьями тост «за милых дам» и за тех, кого мы любим. Они от всей души поддерживают мой трогательный тост, и это немного утешает.