Громкое дело - Лиза Марклунд

Шюман поднял руку.

– Ты слышал, что сомалийские похитители начали лишать жизни заложников?

Хеландер кивнул и сел на стул для посетителей.

– В Северном Судане и в Нигерии вчера вечером прошли демонстрации в поддержку их требований открыть границы, снизить или отменить покровительственные пошлины, – сказал Шюман и махнул рукой в направлении своего компьютера. – Концентрационные лагеря в Ливии необходимо распустить и «Фронтекс» ликвидировать.

– Вот черт, – буркнул Хеландер и поднялся, чтобы лучше видеть изображение на мониторе.

Шюман повернулся, давая репортеру возможность читать.

– Пока еще речь не идет о каких-то масштабных волнениях, но кто знает, чем все закончится, – сказал Шюман.

Хеландер молча просмотрел несколько телеграмм.

– У мятежников нет серьезных лидеров после того, как убили Бен Ладена, – сказал он и снова опустился на стул. – Хотя наш парень, пожалуй, сумеет поднять упавшее знамя.

Шюман вздохнул скептически.

– Думаешь? Никто, похоже, не знает ничего о нем, даже ребята из Лэнгли. Паладины обычно не возникают ниоткуда. Бен Ладен был учеником Абдуллы Аззама, он принимал активное участие в борьбе с Советским Союзом в Афганистане, прежде чем основал «Аль-Каиду».

Хеландер положил в рот порцию жевательного табака.

– Наш парень тоже, возможно, воин, – сказал он. – То, что мы ничего не слышали о нем, не имеет никакого значения, в Африке происходит масса вооруженных конфликтов, на которые всем наплевать. И риторике он где-то ведь научился.

– Видел я чуть раньше нашу комиссаршу по телевизору, – сказал Шюман. – Она, похоже, не особенно настроена упразднять «Фронтекс».

Хеландер ухмыльнулся и затолкал табак под губу.

– Шутишь? Это же ее фундамент, и совершенно правильно. Подумай сам, какой хаос начался бы на Средиземном море при всех восстаниях в Северной Африке без патрульных судов «Фронтекса», черт, можно было бы добраться, не промочив ноги, до Ливии по головам потока беженцев. Нам всем еще дьявольски повезло, что она столь непреклонна.

Крики в редакции заставили Шюмана и Хеландера оторвать глаза от экрана.

Патрик спешил к стеклянной клетке главного редактора, размахивая над головой, как флагом, только что распечатанным сообщением.

– Сейчас, черт! – закричал он, отодвигая стеклянную дверь в сторону. – У нас мать маленького ребенка, убитая на тропинке в Сетре ударами ножа сзади в шею.

Мое первое воспоминание – море. Я качался в нем и с его помощью отдыхал, как в колыбели. Надо мной скользили белые облака, я лежал на спине в корзине и смотрел на них, по-моему, считал очень забавными и знал, что вокруг море. Понятия не имею, сколько мне тогда было лет, однако я знал, что нахожусь в лодке, и не спрашивайте меня откуда. Пожалуй, по запаху солоноватой воды, звуку волн, бивших о корпус утлого суденышка, свету, отражавшемуся от водной поверхности.

Оно нашло меня и здесь, в темноте, царившей в железной хижине. Шумел прибой, и водоросли обвивали мои ноги.

Я уже забыл, как сильно любил море.

И почему-то заплакал при этой мысли.

Как много всего я растранжирил в жизни, но особенно любви и счастья.

Сколь многих я обманывал, не только себя самого, как привык внушать себе, но тех, кто стоял ближе всего ко мне.

Я рассказал о деньгах, Анника. Знаю, ты собиралась купить на них квартиру, но я был слишком напуган, и правый бок, куда он ударил меня ногой, причиняет мне такую сильную боль. Я знаю о твоем желании обеспечить наше будущее на компенсацию, полученную по страховке, но ты должна помочь мне, Анника, о боже, я не выдержу больше, помоги мне, помоги…

И я сразу оказался в море снова в лодке на пути на остров Ёлльнё, в старом баркасе, унаследованном моим отцом от своего дяди Кнута, под пропахшим сыростью парусом, на который набрасывался ветер. Позади остался причал с ведущей в деревню грунтовой дорогой, некрашеный скотный двор, ржавый лодочный сарай. Низкие красно-серые дома, наклонившиеся друг к другу, как бы в поисках опоры в шторм. Серые скалы, чахлые сосны, крики чаек над головой. Усадьба Сёдербю, луга и пастбища, постоянно жующие коровы, заслонявшие небо тучи мух. Я плавно качался, казалось, это будет продолжаться вечно, и чувствовал, как слезы высыхают у меня на щеках.

Снаружи костер у охранников горел на последнем издыхании. Я слышал, как один из них храпел. Было очень холодно, я замерз так, что меня трясло. А может, лихорадило? Неужели малярийные комары занесли паразита мне в печень? И речь шла о первых симптомах?

Я стал плакать снова.

И был так голоден.

Они дали мне угали вечером, вдобавок с одним кусочком мяса. Но в нем ползали белые черви, и я не смог есть его, а Длинный кричал на меня и засовывал мясо мне в рот, но я крепко сжал зубы, и тогда он зажал мой нос и держал так, пока я не потерял сознание, а когда очнулся, он уже исчез и забрал угали с собой.

От голода у меня сводило живот.

Я дышал в темноте и чувствовал привкус солоноватой воды на губах.

Телевидение Швеции показывало романтическую комедию с Мег Райан из той поры, пока она еще была невероятно привлекательна и выглядела нормально, до Proof of life, когда она уже успела «пуститься во все тяжкие», и увеличила губы, и исхудала настолько, что напоминала скелет. Анника сидела рядом с Джимми Халениусом на диване и смотрела на экран телевизора, толком не вникая в происходящее там. Статс-секретарь зато, похоже, по-настоящему увлекся фильмом, посмеивался, и фыркал, и качал головой в грустные моменты.

Похитители пока больше не давали знать о себе. Никакого видео, никаких телефонных разговоров.

Зато все шведские и частично зарубежные средства массовой информации непрерывно звонили на мобильный телефон Анники, с тех пор как новость о французе произвела эффект разорвавшейся бомбы. Сначала она положила его на шкафчик в прихожей, с выключенным звуком в режиме виброзвонка, но примерно через час он съехал на пол и валялся сейчас, вероятно, где-то среди уличной обуви.

Она скосилась на Халениуса. Он наклонился вперед к телевизору, поскольку там, наверное, происходили интересные события. Просто не верилось, что он пришел на помощь к ней и Томасу таким образом. Разве ее собственные шефы сделали бы то же самое? Шюман или Патрик Нильссон? Аника ухмыльнулась.

Ей стало интересно, каким Халениус был отцом. Она никогда не слышала, как он разговаривал по телефону со своими детьми. Скорее всего, занимался этим, когда сидел в спальне за закрытой дверью. Анника знала, что самолет в Кейптаун улетел ранее вечером, но он ничего не сказал об этом, а она не хотела показаться любопытной. А сейчас начала строить догадки, кем была его подруга. Вероятно, одним из юристов министерства. Где иначе одинокий отец двоих детей с такой должностью, как у него, успел бы познакомиться с кем-то, если не на рабочем месте?

«Интересно, она красивая и умная?» – подумала Анника, понимая, что это редкая комбинация.

Фильм явно закончился, поскольку Халениус встал и сказал что-то. Анника вопросительно приподняла брови.

– Кофе?

Она покачала головой.

– Не возражаешь, если я приготовлю себе?

Анника резко вскочила.

– Сиди, – сказала она. – Я же у нас логистик.

Она принесла тарелку с магазинными булочками, оставшимися от ее вчерашнего похода в «Консум», а потом сидела молча и наблюдала за ним, пока он жевал и пил. Телевизор работал без звука. Показывали повтор английского детективного сериала.

– А ты не слишком молод для статс-секретаря? – спросила она.

Халениус проглотил кусок булочки.

– Тебя интересует, с кем я переспал, чтобы получить эту работу?

Анника подняла глаза к небесам. Он ухмыльнулся еле заметно.

– Здесь есть только одна возможная кандидатура: сам министр. Ведь он лично назначает своего статс-секретаря, а не партия, – улыбнулась она в ответ. – И чем ты занимаешься, когда твой персонал не похищают?

– Если в двух словах, то можно сказать, что министр работает снаружи своего департамента, а статс-секретарь внутри. И они находятся в очень тесной спайке, есть по-настоящему ужасающие примеры того, когда это не срабатывало…

– Вы, наверное, действительно переспали. Ты говоришь сейчас точно как он. Итак, чем ты конкретно занимаешься?

– Порой принимаю вопросы от средств массовой информации, но только когда дело касается чего-то по-настоящему трудного и дьявольского.

Он широко улыбнулся.

– И министр выбрал именно тебя, поскольку…

Халениус запил булочку большим глотком кофе.

– Я знал его не особенно хорошо, мы встречались на одном банкете и играли в футбол несколько раз, но ему, вероятно, требовался человек с такой компетенцией, как у меня.

– Которая состоит…

– Я защитил докторскую по административному праву в двадцать восемь лет, работал в Верховном суде, когда его секретарша позвонила и попросила меня прийти на собеседование.