Том 23. Письма 1892-1894 - Антон Чехов

Ну, будьте здоровы. С постом Вас честь имею поздравить. Поклон Вашим и той невесте, у которой 80 тысяч.

Ваш А. Чехов.

Насчет собак напишу Суворину. Получив ответ, напишу Вам.

Лаврову В. М., 9 февраля 1893*

1280. В. М. ЛАВРОВУ

9 февраля 1893 г. Мелихово.

9 февр.

Ваша телеграмма*, дорогой Вукол Михайлович, разбудила меня в 3 часа утра. Я думал, думал и ничего не надумал, а уже 9 часов и пора посылать Вам ответ. «Рассказ моего пациента» — не годится безусловно: пахнет больницей. «Лакей» — тоже не годится: не отвечает содержанию и грубо. Что же придумать?

1) В Петербурге.

2) Рассказ моего знакомого.

Первое — скучно, а второе — как будто длинно. Можно просто «Рассказ знакомого». Но дальше:

3) В восьмидесятые годы.

Это претенциозно.

4) Без заглавия.

5) Повесть без названия.

6) Рассказ неизвестного человека.

Последнее, кажется, подходит. Хотите? Если хотите, то ладно.

Но что цензура? Я побаиваюсь.

Масленица прошла у меня хуже чем невесело. Дома были больные. Теперь лучше.

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Островскому И. И., 11 февраля 1893*

1281. И. И. ОСТРОВСКОМУ

11 февраля 1893 г. Мелихово.

11 февр. Ст. Лопасня Моск. — Курск. д.

Многоуважаемый Иосиф Исаевич! Вернувшись на днях из Петербурга, я получил Ваше письмо. Оно было прислано мне из Москвы, куда было адресовано и где я уже не живу с весны прошлого года. Стало быть, не я виноват в том, что наша запоздалая медицинская помощь оказалась ненужною. Больная теперь слава богу здорова*. У нее был один мой товарищ*, отличный человек и такой же врач; я передал ему Ваше поручение, и он исполнил его с большим удовольствием. Сам же я не мог побывать у г-жи Р<аковской>, так как живу у себя в имении в Серпуховском уезде; главная же причина — у меня в доме больные, которых я не могу оставить.

Вы спрашиваете о моем брате Николае. Увы! Он в 1889 г. умер от чахотки. Это был талантливый и уже популярный художник и подавал солидные надежды. Смерть его — большой минус в моей жизни. О других гимназических товарищах я имею самые ничтожные сведения. Савельев земским врачом где-то на Дону; Зембулатов тоже врачом на Курской дороге; Эйнгорн поет в петербургской опере под фамилией Чернов; Сергеенко живет в Москве и работает в местных газетах — не без успеха; Унанов (но не Онанов, как писали в газетах) умер от холеры. Кукушкин ведет бродячую жизнь опереточного певца. Братья Волкенштейны — адвокаты. Марк Крассо — врач в Ростове. А еще кто? Больше ни о ком не слышал. Зиберов, говорят, умер.

Мое curriculum vitae[20], так сказать, Вам известно в главных чертах. Медицина — моя законная жена, литература незаконная. Обе, конечно, мешают друг другу, но не настолько, чтобы исключать друг друга. Кончил я в университете (Моск.) в 1884 г. В 1888 г. получил Пушкинскую премию. В 1890 г. ездил на Сахалин, о котором хочу выпустить целую книгу. Вот и весь мой послужной список. Впрочем, еще одно: в 1891 г. путешествовал по Европе. Холост. Не богат и живу исключительно заработком. Чем старее становлюсь, тем меньше и ленивее работаю. Старость уже чувствую. Здоровье неважное. Что же касается пантеизма, о котором Вы написали мне несколько хороших слов*, то на это я Вам вот что скажу: выше лба глаза не растут, каждый пишет, как умеет. Рад бы в рай, да сил нет. Если бы качество литературной работы вполне зависело лишь от доброй воли автора, то, верьте, мы считали бы хороших писателей десятками и сотнями. Дело не в пантеизме, а в размерах дарования.

Я Рахмана Захара (в гимназии звали его Зельманом?) очень хорошо помню. Передайте ему поклон и пожелание успехов.

За приглашение приехать к Вам благодарю. Когда буду на Кавказе, воспользуюсь им. А пока позвольте поблагодарить Вас за память обо мне, за добрые чувства, и пожелать всего хорошего. В случае, если Вам опять вздумается дать мне какое-нибудь поручение, то я весь к Вашим услугам.

Ваш А. Чехов.

Суворину А. С., 13 февраля 1893*

1282. А. С. СУВОРИНУ

13 февраля 1893 г. Мелихово.

13 февр.

Вас пугают материалистические идеи Вагнера*? Тоже, нашли материалиста! Это баба, кисель, и уж если говорить об его направлении, то скорее всего он ярый спиритуалист и толстовец даже. Я в миллион раз больше материалист, чем он. Впрочем, дело не в этом. Если журнал не по душе, то издавать его не следует. Я вполне сочувствую Вам, хотя не знаю, как Вы отделаетесь от В<агнера>. Нельзя же сказать в самом деле: «Пошли вон, дураки!»* Надо придумать какую-нибудь причину, хотя бы такую. Свалите всё на меня. «Чехов, мол, обещал быть вице-редактором (или секретарем) журнала, а теперь отказался, без него же я издавать журнал не согласен, ибо сам я по горло занят, чтобы вести внешнюю часть дела… и проч.». Отдайте меня естествоиспытателям на растерзание, и это будет справедливо, так как знакомство с Ваг<нером> началось у меня.

У меня нет никаких новостей. Вы про бразильского атташе написали мне*, а у нас нет ни атташе, ни даже любовниц. За всё время, пока я тут, был только один скандал: баран избил рогами телку. Вот и всё, что я могу послать Вам в обмен…

Вам понравилось «Двенадцать»*? Ага, сударь! Но позвольте Вас огорчить и лишить 75 тыс. в год дохода. Журнал сей я нахожу преждевременным, т. е. не журнал сей, а свое редакторство. От редакторства я безусловно отказываюсь. Работать 3 зимних месяца буду в нем, буде пожелаете, но редакторствовать не могу. Жилки нет, да и лень, вероятно.

У нас была оттепель и пахло весной, а теперь опять трескучие морозы и пахнет чёрт знает чем. Птица и скоты страдают.

Написал в управу медицинский отчет за прошлый год* и кроме цифр подпустил несколько великих мыслей. Отчет не полный, так как в прошлом году у меня было больше тысячи больных, а я успел зарегистровать только 600.

В среду, когда я принимал на пункте, привезли 3-хлетнего мальчика, который сел в котел с кипящей водой. Ужасное зрелище. Больше всего досталось заднице и половым органам. Спина обварилась всплошь.

Сестра повеселела, но у ней все-таки 38°. Стало быть, не инфлуэнца, а брюшной тиф.

Наши читают Писемского, взятого у Вас, и находят, что его тяжело читать, что он устарел. Я читаю Тургенева*. Прелесть, но куда жиже Толстого! Толстой, я думаю, никогда не постареет. Язык устареет, но он всё будет молод. Впрочем, предоставим судить о сем Венгерову, а сами перейдем к более насущным вопросам. Как Ваше ухо? Квартира в Царском? Когда уезжаете за границу?

Лейкин пишет, что у него был посланец от Петровского и взял за наличные 1600 книг*. Чертков пишет, что хочет издать мой «Страх» (рожд<ественский> рассказ) и еще штук восемь рассказов*. Кн. Урусов телеграфирует*, что скоро будет литературн<ый> вечер, и просит меня участвовать, и я плачу за доставку телеграммы 1 рубль. Становой требует недоимки 4 руб. 16 к. И т. д. И т. д. Корреспонденция громадная.

Отец постничает, как схимник. Всю неделю ничего не ел, а только чай пил по утрам.

Ах, я не писал Вам еще насчет сигар! Они совершенно уже овладели мной, и я не понимаю ддя себя другого курева. Но выкуриваю не 3 сигары в день, а 4, так как утро здесь необыкновенно длинное.

Пишу-с повесть-с*. Послал в переселенческий сборник рассказ*. Вот и всё. Пишите, пожалуйста, и простите, что я стал так скверно писать письма. У меня такое чувство в голове, как будто прачка взяла и выполоскала мой мозг в щелоке.

Да хранит Вас бог. Будьте счастливы.

Ваш А. Чехов.

Есть два журнала теперь, которые весело читать: «Историч<еский> вестник» и «Книжки Недели». В первом интересны Дуров, Полторацкий, Жудра, статья про Сабинину, Ясинский и проч.* Во втором даже Вам, занятому человеку, не мешает прочесть очерк «На холере» и рассказ «В надежде славы и добра»*, написанный, по-види<мо>му, московск<им> адвокатом, большим насмешником. Примечание: «На холере» написано доктором, живущим за границей*. Там много шпилек по адресу наших докторов. Манассеин полемизировал.

Скажите в телефон в магазин, чтобы распорядились напечатать объявление о «Палате № 6» в «Русск<их> ведомостях»*. Обещали ведь.

Лейкину Н. А., 14 февраля 1893*