Как затеяли мужики за море плыть - Сергей Карпущенко

- Отменными манерами своими человек происхожденья благородного сиюминутно от сословий прочих отличится, особливо ж от простонародья, и тем приобретет себе респект изрядный, сиречь уважение. Науку же, как учтивцем стать, каждый в общество приличное входящий вьюнош обязан знать, как "Отче наш". К примеру, знай, что непристойно во время разговора действовать руками размашисто - сие обыкновенно пустословы делают, кои занятны и умны бывают в одних токмо движениях и вертлявостях тела. Еще посмеяния достойно, когда кто, говоря с другим, подергивает его за пуговицы, епанчу, кафтан али поколачивает в брюхо собеседника. Непристойно также во время разговора кривить лицо, гримасы строить, языком во рту вертеть, губы прикусывать, волосы выдергивать, руки от радости поглаживать, перстами щелкать, потягивая их один после другого, поднимать вверх плечи и прочее, и прочее. Равным образом не надлежит иметь вида угрюмого, строгого, пышного и презорчивого. Весьма также неприлично, когда в компании смеются, поднимать великое хохотанье, и неприлично ещё человеку благовоспитанному смеяться обо всем и безо всякой причины. Сии правила начальные помни ты, Иван, всегда. Они тебе взамен варварских правил твоих помогут сыскать респект немалый.

Мужики, стоявшие в сторонке и слушавшие наставления Беньёвского, сморкались нарочито громко, с хрустом дергали себя за пальцы, похлопывали по животам, вертели языками и напропалую гримасничали. Но Иван в их сторону не глядел, а с жадностью внимал каждому слову наставника. Он уже ощущал, как слабели державшие его прежде невидимые путы, и чувствовал, что лезет он наверх, карабкается что есть мочи, желая подняться все выше и выше, чтобы парить над землей, над собой и над своими соотчичами.

Как-то поутру, когда ветер был столь слабым, что паруса обвисли на реях и галиот почти не двигался вперед, Беньёвский и Иван вдруг появились на палубе в одних рубашках, поверх которых надеты были стеганые холщовые фуфайки без рукавов. Каждый держал в руке по длинной шпаге. Заметно было, что Устюжинов тушуется немного под удивленными, насмешливыми взорами земляков своих, тут же обступивших их кольцом.

- А ну-ка, детушки, расступись чуть-чуть, - попросил Беньёвский, пробуя рукой упругость клинка стального. - Имею досуг соотечественнику вашему два-три урока фехтовальных преподать. Изрядно полезная для юноши наука.

- На что ж полезная? - недоверчиво почесывая затылок, спросил Судейкин Спиридон. - Мы всю жизнь, хваленье Богу, и без шпаг сих обходились. Сунешь кулаком кому надо в рыло, аль тебе засветят, ежели заслужил, - вот и вся наука.

- Нет, ребята, - весело усмехнулся Беньёвский и со свистом вспорол клинком воздух. - Кулачный бой - занятие неблагородное. Дворянина не кулаком, а шпагой учить надобно.

Мужики недоверчиво фыркнули:

- Али Ваньку Устюжинова в благородные уж произвели? За какие такие доблести?

Беньёвский не ответил и вообще отвернулся в другую сторону, насвистывая, зато Иван стоял сконфуженный крайне, но пытался скрыть свое смущение за холодным равнодушием.

На фехтовальное ученье сбежались посмотреть все пассажиры галиота, не исключая и господ, не одобрявших, впрочем, затеи адмирала. И Беньёвский, словно дождавшись прихода зрителей, начал свой урок:

- Перво-наперво запомнить следует, как надо шпагу порядочно держать. Бери её за рукоять так, будто даму за руку берешь: не слишком слабо, ибо может вырваться, но и не очень крепко. Шпага что женщина - и ласку и твердость одновременно любит.

Мужики и даже господа обменялись возгласами - всем понравилось сравнение Беньёвского, а он дальше наставлял:

- Поклон употребляется пред всяким фехтовальным боем для соблюдения взаимной учтивости. Вынь из ножен шпагу, подыми левую руку на высоту головы, правую руку согни вполовину и, сделав полкруга, приложи свою шпагу к шпаге противника и, согнув колена, стукни один раз ногою. Все сие сделав с пристойностью и благородством, начинай поклон.

Беньёвский под дружный гогот мужиков заставил пылающего стыдом Ивана проделать все в натуре. Иван с непривычки путал все движения, тихо чертыхался, хмурил брови.

- Теперь стукни дважды правой ногой, а левой рукой принимайся за шляпу. Встань правой ногой, приставь оную к пятке левой, протяни вдоль ляжки свою левую руку, кланяйся зрителям, отступая левой ногой на три следа от правой. Ударь дважды правой ногой, а левую приставь пяткой к пряжке правого башмака. Надень потом свою шляпу и, проведя шпагой пред собой, встань к обороне в кварт правой ногою. Все движения оные связными делать надобно, с приятностью во взоре, без принуждения и торопливости. Теперь же все спервоначалу повторить изволь.

Ваня запротестовал:

- Ваша милость, да кабы знал я, что здеся ногами, яко в пляске, топать надо, ни за что б не согласился выйти! - и прибавил тихо: - Помилуй, совестно пред мужиками, ей-Богу! Вы меня бою фехтовальному учите, а не кривлянью шутовскому.

А мужики хохотали:

- Давай, Ваня, давай, топай! Благородство-то - не знал? - чрез топ да гоп в мужика влезает, с мыльцем! Потерпеть малость надо!

Беньёвский же строго сказал ученику:

- Не изволь-ка, брат, перечить, а повторяй урок с поклонами!

И Иван, давясь стыдом тяжелым, до пота разучивал поклоны. Затем Беньёвский, словно сжалившись над ним, стал учить его защитам, финтам, ударам, и на палубе стало ещё оживленней. Фехтующие горячились, не обращая внимания на толпившихся мужиков и баб, вспотевшие, громко топали о дубовые доски, азартно передвигались, приседая, выпадая, отбивая удары, атаковали, ухали, кричали что-то боевое, петушиное. Громко звенели шпаги с затупленными концами. Беньёвский кричал:

- Шаг вперед! Стукни два раза ногой, вытяни колено, выпадай! В позитуру садись, шаг назад, стукни два раза ногой, вытяни колено, выпадай, садись, парируй кварт, парируй терс!

Мужики, когда кончились поклоны, уже вполне серьезно относились к бою и, казалось, переживали каждый удачный удар, защиту, выпад. Они передвигались вместе с фехтующими по палубе, восхищенно порой восклицали, давали советы. Пару раз визгливо вскрикнула Мавра, которой нравился бой, но она боялась за Ивана или только притворялась, что боится, а на самом деле визжала по-бабьи беспричинно - дай только повизжать. А Беньёвский азартно командовал Ивану:

- Атакуй квартом, выпадай! Коли секундой, выходи во фланконад, парируй фланконад, выпадай секундой!

А скоро Беньёвский и вовсе не давал команды, и они яро дрались, словно лежала между ними какая-то давняя вражда, непримиримая и кровная. Иван силен был, вынослив и горяч, но из-за могучего телосложения не так ловок и верток, как Беньёвский. Недоставало ему и знания шпаги - только пойдет в атаку, соберется сделать выпад, а уж адмирал, ударом молниеносным отведя его клинок, откуда-то сбоку неприметно жалит его своей шпагой, разит уверенно и немилосердно.

- А ну-ка, Ваня! - кричали вошедшие в раж мужики, позабыв свои обиды. - Вколи-ка немцу в самый пупок, чего валандаешься!

- По мудям его секи, Ваня! Смирнее будет!

Иван улыбался, но было видно, что ему не до шуток, - и устал безмерно, и тело под стеганкой от ударов шпажных стонет. Стал махать клинком, не осмотрясь, со злобой, стремясь посильнее зацепить, но Беньёвский, невысокий, жилистый, с легкостью гнал в разные стороны удары шпаги горячего своего противника и колол, колол, стараясь делать это - все видели побольней да поязвительней. Потом, поймав клинком своим шпагу Ивана, завертел её мельницей, и не успел юноша моргнуть, как оружие его с лязгом жестяным ударилось о дубовые палубные доски. Мужики загоготали разом. Рассерженный Иван кинулся было шпагу поднимать, но Беньёвский к горлу его белому приставил кончик своего клинка и вежливо сказал:

- В бое фехтовальном выбивший из рук противника оружие поднять его по большей части дозволяет, но в жизни вариации различные случаются...

Иван посмотрел на своего учителя. Взгляд адмирала был ледяным и тусклым, и отчего-то вдруг сделалось не по себе Ивану, испугался даже.

- На сегодня урок закончим, - тепло улыбнулся Беньёвский. - По первому же разу вижу, что выйдет из тебя, Иван, боец изрядный. Токмо шпага, Ваня, больше ума, чем сердца, требует. Засушишь сердце свое для шпаги - равных тебе не много сыщется.

- Для шпаги токмо? - тяжело дыша, спросил Иван.

- Не токмо, - уклончиво сказал Беньёвский и в сторону пошел, платочком пот с лица дорогой утирая.

А тем временем Хрущов и Винблан уже стаскивали с себя камзолы. Пока на бой глядели, самим разведаться на шутейском поединке захотелось.

- Петр Лексеич! - кричали Хрущову мужики. - Не боишься сальце свое маленько подрастрясти? Гляди, на корабельном порционе не скоро доберешь!

Другие осторожно подзуживали Винблана, которого все не любили и побаивались его злого нрава:

- Гляди-ка, и швед биться собрался! Наверно, в Петре Лексеиче другого Петра разглядел, того, что при Полтаве разобидел его соотчичей маленько. Решил с обидчиками поквитаться!