Заземление: Самое важное открытие о здоровье? - Клинтон Обер

К концу каждой рабочей недели я ужасно уставал и большую часть выходных дней проводил в постели. Боль И отечность ступней прогрессировали. Мне пришлось ходить на работу в сандалиях и держать пару домашних тапочек под письменным столом, чтобы передвигаться по офису. Мой врач прописал мне виокс от боли и воспаления в ступнях. Я был морально готов к тому, что однажды не смогу работать. Хроническая боль стала моим вынужденным постоянным спутником. Попав в клещи между медикаментами и болью, я еще и просыпался от трех до шести раз за ночь, а порой и вообще не мог спать.

Я начал спать на заземленном наматрацнике в феврале 2004 года. Утром после третьей ночи заземленного сна спала опухоль на ступнях. Я даже смог пошевелить пальцами и не почувствовал никакой боли. Это было невероятно! И с тех пор каждое утро, просыпаясь, я чувствую себя так, словно мне подарили новые ноги. Со временем я смог перестать принимать преднизон, виокс и лекарство, разжижающее кровь. Сплю я гораздо крепче, чем когда-либо прежде, и, как правило, не просыпаюсь по ночам. А по выходным я теперь могу не отсыпаться, а наслаждаться своим досугом.

Операция по установке кохлеарного имплантата, наряду с технологией усиления звука с помощью заушного слухового аппарата, отчасти восстановила слух в одном ухе, хотя это и близко не напоминает тот слух, который был дарован мне природой. Я не ожидаю, что заземление восстановит мой слух, излечит от головокружений или полностью устранит вред, причиненный моему организму болезнью Бехчета; зато я точно знаю, что оно уменьшило вызванные воспалением боли, и встаю по утрам без всяких болевых ощущений.

Я сплю заземленным каждую ночь и собираюсь делать это всегда. Это не дает воспалению вырваться из-под контроля и помогает мне быть настолько здоровым, насколько это возможно. Благодаря заземлению я способен сносно функционировать, и приступы у меня теперь бывают редко.

Я по-прежнему прихожу на консультацию к врачу каждые четыре месяца и каждый год делаю анализы крови. Мой врач говорит, что мои анализы крови под стать 30-летнему мужчине. А это кое-что да значит, учитывая, что мне 55 лет.

Еще пять лет после наступления улучшений я пытался работать, но вынужденно сторонился людей, отчетов и телефонных звонков. Заниматься повседневной работой мне просто было слишком трудно. Непомерные затраты энергии, уходившей на попытки держать равновесие и понимать, о чем говорит собеседник, изнуряли меня, а водить машину было просто опасно. Так что я занимаюсь домашней работой, приглядываю за стареющими родителями и делаю все, что могу, чтобы помогать близким и друзьям. Если я интенсивно занимаюсь работой в саду и делами по дому, боль в ступнях порой исподтишка возвращается и к концу дня я только и думаю о том, чтобы лечь спать и заземлиться, зато с утра снова встаю как новенький и без всякой боли.

Я даже выразить не могу, насколько заземление помогает мне улучшать самочувствие в целом! Синдром Бехчета немало потрудился над моим организмом, а заземление сделало мою жизнь лучше. Я чувствую себя везунчиком и счастлив, что остался жив.

Электрочувствительность

«Электрозагрязнение» — это сленговое название невидимых, неощущаемых и неестественных ЭМП — электромагнитных полей, образуемых электрическими проводами высокого напряжения, проводкой в стенах домов и офисов и множеством электроприборов. Некоторые люди сверхчувствительны к такому излучению — можно сказать, что у них аллергия на ЭМП. У них могут развиваться головные боли, артритные боли, бессонница, дискомфорт в груди и сердечная аритмия, тревожность и депрессия. Чувствительность к ЭМП редко диагностируется, и хотя такие люди могут принимать лекарственные препараты, их симптомы редко исчезают. Европейские исследователи предполагают, что от 3 до 6 % населения остро ощущает воздействие ЭМП.

Степ Синатра, чью историю вы прочтете следующей, — старший сын одного из авторов этой книги, Стивена Синатры. Несмотря на все старания доктора Синатры, он и его семья с тревогой видели, как здоровье Степа несколько лет рушилось у них на глазах. «Мне и не пришлось далеко ходить за примерами, чтобы понять, какой вред наносит электрозагрязнение, — говорит доктор Синатра. — Мы боялись, что можем потерять Степа. Каких только диагнозов врачи ему ни ставили — аутоиммунное расстройство, паразиты и даже отравление ртутью! Теперь мы совершенно уверены в том, что именно электрозагрязнение вызвало у него дисфункцию внутренних органов и отрицательно воздействовало на способность организма к самоисцелению. И история его удивительного выздоровления произошла буквально на пороге смерти».

* * *

Степ Синатра, 33 года, Энсинитас, Калифорния, предприниматель.

В конце 1990-х годов я был биржевым маклером на Уолл-стрит, толкался вместе с сотнями других парней на площадке в окружении целого полчища компьютеров, телефонов и всякой другой электроники. Первый сотовый телефон я завел в 1997 году, а спустя год — еще один. Я пользовался ими постоянно. Я работал в этой интенсивно заряженной среде с 9 утра и до того момента, пока не закрывались рынки.

Переполненный жаждой жизни и желанием испытать все, я жил в состоянии постоянного переутомления. Я был молод, силен и здоров, трудился изо всех сил, шел на гигантские риски и чувствовал, что мне все по плечу. Я жил в так называемом «манхэттенском стиле». У меня была квартира на 43-м этаже, выходившая на башни Всемирового торгового центра, расположенные в пяти кварталах от моего дома.

В то время я этого не понимал, но я подвергался круглосуточной бомбардировке излучениями ЭМП и башен сотовой связи. В те четыре года работы на Уоллстрит спать мне удавалось только урывками. Я постоянно был «на взводе». С течением времени я начал замечать, что с моим здоровьем происходит что-то неладное. Думал, дело в высоком уровне стресса, характерном для моей работы. А потом все пошло наперекосяк. У меня возникли проблемы с ушами, глазами и носом, хронический кашель и серьезная гиперемия. Мои симптомы становились все хуже, но я не желал остановиться и прислушаться к себе. Мне казалось, что поправить здоровье можно и потом. Я делал неплохие деньги и жил насыщенной стрессами жизнью, потакая своему эго.

Однако в какой-то момент у меня появились острые боли в груди, и отец подумал, что это могут быть спазмы коронарной артерии или ранние весточки будущего инфаркта. А ведь мне было всего 25 лет!

Это событие заставило меня остановиться. Я осознал, что совершенно разбит, и у меня хватило ума понять, что пришла пора сдаваться. В 2001 году, после разрушения террористами башен Всемирного торгового центра, я переехал в Колорадо и стал пытаться восстановить здоровье. Но разрушительный процесс продолжался. Вот тут-то я начал бояться уже всерьез.

Я открыл небольшой офис по торговым операциям в Боулдере и заполнил его устройствами беспроводной Интернет-связи и беспроводными телефонами, не сознавая того вреда, который они мне причиняли. Я дневал и ночевал в офисе, так что ЭМП бомбардировали меня с утра до ночи и с ночи до утра. Я все еще не понимал, что такое со мной творится. Единственное, что было понятно, — это что мне становится все хуже: я терял вес, испытывал слабость, вспучивание и чрезмерное образование газов в кишечнике, не мог переваривать определенные продукты и мучился от мышечных болей, микротравм, проблем со сном и пищевой аллергии.

Я так же рьяно занялся своим здоровьем, как прежде занимался торговлей на бирже. Консультации с нутриционистами, акупунктуристами, альтернативными терапевтами и официальными врачами шли сплошной чередой. Отец тоже пытался мне помочь. Я сдавал один анализ крови за другим, но ничего нельзя было понять. Никто не знал, что со мной происходит. А я продолжал таять на глазах, теряя по килограмму-полтора в месяц, что бы ни делал.

Я был вынужден уйти из торговли, но по-прежнему нуждался в своем компьютере и сотовом телефоне, поскольку работал для себя. И начал сильно подозревать, что ЭМП опасны, потому что их воздействие ухудшало мое состояние. Не знаю только, всегда ли я был чувствителен к ЭМП или эта сверхчувствительность развилась во время работы на Уолл-стрит.

Отец заставил меня показаться своим знакомым, одним из лучших врачей в стране. Никто не мог разобраться в том, что происходило. Я потратил сотни тысяч долларов на обследования, читал едва ли не каждую книжку о здоровье, какая попадалась под руку, но мне становилось только хуже. 20 000 долларов моих личных денег ушли на обследование в одной знаменитой клинике, но и там не смогли ничего понять. Только сказали, что у меня «эндокринные проблемы». Это было очень страшно — знать, что дела обстоят очень скверно, но ни один доктор не может понять, чем я заболел или почему так плохо себя чувствую. Одно во всей этой неразберихе было ясно: я стал беззащитной жертвой, в моем организме накапливались тяжелые металлы и я подцеплял любых паразитов, какие только попадались.