Битва с богами - Сергей Зверев

Вот и Тенистая.

— Вы где? — спросил я.

— Тут мечеть какая-то.

Я увидел торчащий за двухэтажными домиками минарет и сориентировался. Получается, я выскакиваю на Тенистую точь-в-точь за кавалькадой.

— Я близко, — сообщил я. — На Тенистой по моему двойному тоновому сигналу берете объект. Я нейтрализую сопровождение.

Эх, маловато у нас народу. В фургоне Роб, Шатун и Али — боевик из местной ячейки антиамериканской исламистской организации, которую наша разведка подрядила нам в помощь. Не рассчитывали мы на то, что придется воевать с целой толпой.

Американцы наверняка вооружены. Вообще разведчику ходить с оружием считается признаком дурного тона. Джентльмены не стреляют. Джентльмены разговаривают — и результаты этих разговоров порой грандиознее взрыва атомной бомбы. Но в странах третьего мира, да еще на важном задании, да еще вконец обнаглевшие янки — наверняка вооружены до зубов.

Впрочем, у нас тоже руки не пустые.

Моя машина пролетела переулок и вырулила на Тенистую. Как я и рассчитывал, вынырнул сразу за синим микроавтобусом «Хендай», тащившимся в отдалении от двух американских машин.

Прикинув ситуацию, я подал два тоновых гудка — сигнал к атаке.

Эх, понеслись, родимые скакуны, вскачь!

Дальше события развивались так.

«Хендай» обогнал дребезжащий грузовичок с газовыми баллонами в кузове. Эх, шарахнет шальная пуля — и здесь будет горячо. Но не будем думать о плохом.

Улица была почти пустая. Ребята обошли машину сопровождения. Американцы слежку не засекли — то ли были слишком расслаблены, то ли утратили полезные навыки, то ли микроавтобус «Хендай» был настолько невзрачным.

«Форд Мондео» с охраной следовал метрах в ста пятидесяти от «Бьюика» с цээрушником и Апостолом. Я наддал газу, пошел на обгон и по привычке местных водил нажал на клаксон — мол, расступись, деревня, гроза окрестностей едет.

Янки-водитель не привык к такому обращению, надавил на клаксон и из приоткрытого окна обдал меня отборной бранью на местном языке. Да, служба в этом краю бедуинов деформировала бравых американских парней, которые перенимают темперамент и замашки у туземцев.

Я вжал еще сильнее клаксон. И на обгоне крутанул руль резко в сторону, подсекая нос машины.

Рассчитал точно — «Форд Мондео» с жестяным грохотом поцеловался со столбом и замер. Я что есть силы вдавил педаль тормоза. Мою машину развернуло.

Распахнув дверцу, я выскочил из салона, вздергивая немецкий пистолет-пулемет «MP5SD3». Пассажиры еще трясли головами, а я уже был перед ними.

— Руки поднять! Чтобы я видел!

Этот пистолет-пулемет хорош тем, что специально создан под глушитель, поэтому короткая очередь, пробившая лобовое стекло, прозвучала безобидными глухими хлопками.

— Выходи! — заорал я по-английски, прибавив расхожее и унылое выражение про «фак».

Подействовало. Камикадзе среди американцев не нашлось, поэтому с помощью такой-то матери и пинков, а также автомата, я разложил всю троицу на асфальте. Отборные ребята, серьезные — наверное, бывшие морпехи. Но это торпеды — тела. Они из силовой защиты посольства, подписавшие контракт с ЦРУ. Мясо. Но умирать они совсем не хотят — не для того они здесь. У них инструкции при угрозе жизни подчиняться и не играть в героев — иначе могут быть проблемы с выплатой страховок.

Между тем микроавтобус подрезал массивный «Бьюик», чем-то похожий на американского бизона, с массивной тупой мордой.

Там мои ребята тоже сработали четко — выскочили из «Хендая», под угрозой оружия уложили всех на асфальт.

А потом мы сделали каждому янки по инъекции препарата, входящего в джентльменский набор спецназовца элитного подразделения. Удавки, наручники, ножом по горлу — это вчерашний день. Выбор мастеров — это химия и инъекторы, похожие на небольшой пистолет, рассчитанные на несколько десятков доз парализующего вещества.

Один из лежащих на асфальте бойцов неожиданно вспомнил, что он представитель самой крутой армии в мире, и подло попытался поймать меня на захват, когда я мирно вкалывал ему препарат. Зря он так — я мощным ударом ладони по затылку выключил ему свет.

Готово — гарантия, что часа четыре они никому ни о чем не скажут. А когда их откачают, вспомнят произошедшее с большим трудом. Или, скорее всего, не вспомнят ничего. Российская военная фармакология — это знак качества!

Апостола мы аккуратно уложили в фургон, прикрыв брезентом и проследив, чтобы не задохнулся — нам нужно содержимое его головы, а значит, о его здоровье мы будем заботиться трепетно.

У нас было не так много времени. Вскоре должна переполошиться вся полиция, подгоняемая американцами.

Я оставил машину в надежде на то, что там нет моих следов, пригодных для идентификации, — ладони перед акциями мы обрабатываем специальным раствором, покрывающим кожу пленкой, в результате чего нормальных отпечатков пальцев не остается.

Через десять минут наш фургон остановился на пустыре на окраине города. Вокруг бродили тощие козы, поедая жесткую пожухлую траву. Слышался шелест воды — где-то протекал ручей.

Там нас уже ждал автофургон «Мицубиси» с просторным глухим кузовом. Мы перенесли туда пленного и устроились там сами. В салон «Хендая» приладили зажигательную бомбу, которая сработает через пятьдесят минут, или немедленно — при попытке извлечения.

В кузове стоял густой запах пива и каких-то специй. Грузовик явно не простаивал, а активно перевозил пищевые продукты. А теперь вез живой груз. Притом особо ценный.

Через сорок минут трейлер остановился. Сопровождающий гортанно прокричал что-то на местном языке. В ответ послышалось какое-то не слишком убедительное блеяние.

Минут пять шли переговоры. Потом грузовик тронулся с места. И через пару минут остановился. Дверь распахнулась.

Я спрыгнул из кузова на нагретый солнцем бетон. За мной последовали Робин и Али.

Солнце — яркое, южное — остро било по глазам после тьмы кузова. Через некоторое время глаза привыкли к свету. Некогда расслабляться. Каждая минута на счету.

Мы вытащили тело Апостола и понесли к открытой аппарели самолета «Ан-26» с надписью «Аэрофлот», стоявшего на бетоне аэродрома рядом с нашим автофургоном.

Этот рейс никто досматривать не будет. Все обоготворено заранее. Это чуть ли не официальная дырка в границе, которой Россия пользуется не первый десяток лет.

Я поднялся на борт и уселся на жесткий и неудобный откидной стул. Самолет транспортный, поэтому на комфорт рассчитывать не приходится.

Взвыли винты. Самолет покатил по бетонке, выруливая на взлетную полосу.

Напряжение витало в воздухе. Я сидел, прикрыв глаза и прислонившись спиной к прохладному металлу корпуса. Время от времени бросал взгляд в единственное окошко иллюминатора, за которым медленно ползли уродливые, в стиле а-ля сарай, аэропортовские постройки и старенькие транспортные самолеты с эмблемами местной грузовой авиакомпании «Линия Эйр».

Вот и взлетка. Винты взвыли сильнее. «Ан-26» задрожал и напрягся в предвкушении взлета. Последние мгновения, когда нас еще могут тормознуть.

Сейчас американцы и местная полиция еще могут что-то предпринять. И тогда прозвучит — взлет запрещен. Правда, местные товарищи заверяли меня, что это нереально. Что русский самолет, борт номер 6734, местные досматривать не будут. Побоятся. Не только американцы умеют держать за горло — русская разведка тоже поднаторела в этом деле. Но жизнь богата на сюрпризы.

Нам бы оторваться от земли, и через двадцать минут мы выйдем из воздушного пространства страны. А там ищи ветра в поле, а вора на воле.

Самолет начал разгоняться. И взмыл в воздух.

Все, теперь можно успокоиться и вздремнуть.

До России путь неблизкий, тем более на таком надежном, но очень медленном винтовом самолете.

Первая посадка через два часа.

Счастливого нам полета. И чтобы не встретился на нашем пути американский истребитель. И пусть вовремя коснутся шасси бетона полосы аэропорта в Жуковском.

Как говорят летчики — чтобы количество взлетов равнялось количеству посадок! 

Глава 34. Боги нищих духом

Круги под глазами, взгляд немного одичалый, мертвенная бледность на лице. Выглядел Третий Апостол неважно, особенно в голубоватом свете неоновых ламп под потолком подвального помещения для допросов. Но пел он с толком и расстановкой — выдавая все, что знает.

Его разговорчивость была подстегнута легким наркотиком, но он и сам не собирался ничего скрывать. Наоборот, всячески выражал готовность к сотрудничеству.

Комната для допросов площадью двенадцать квадратных метров была почти пустая, если не считать привинченных к полу стола и стульев из белого пластика. Лампы под потолком направленно скрещивали лучи яркого света на задержанном — тот должен осознавать, что он на виду. Свет должен болезненно бить по глазам, пробиваясь через зажмуренные веки, не давать расслабиться.