Небо остается... - Борис Изюмский

Рольф показал ей двухэтажное здание гимназии, где учился, маленький дом с верандой, в котором жил в детстве с родителями.

— Все погибли в Дрездене при налете американской авиации 13 февраля 1945 гада, — мрачно сказал он.

В кафе с окнами из цветных стекол они подкрепились. Фрау в белой наколке на волосах и белом фартуке поверх синего платья подала им бульон в чашках, каждому по ломтику колбасы, крутому яйцу. К черному кофе она принесла два кубика сахара и два «наперстка» молока. На столе лежали бумажные кружки́ для стаканов.

Оставив машину на стоянке возле изрядно облупленного отеля «Астория», они пошли по городу. Рольф показал ей небольшой дом Шиллера, дом, где родился Либкнехт, типографию, печатавшую первый номер ленинской «Искры», дом Клары Цеткин у входа в парк, названного ее именем. Он понимал, что Лиле особенно приятно и интересно было это видеть.

Какими-то кратчайшими путями привел он ее к храму Александра Невского, а потом к величественному памятнику — пирамиде из гранита, — возведенному в честь Битвы народов.

— Здесь есть земля, привезенная из России, — сказал он.

Возле церкви святого Фомы, где похоронен Иоганн Себастьян Бах, они постояли у позеленевшего от времени памятника. Бах был изображен органистом с вывернутым левым карманом (нет денег!) и, от небрежности, с незастегнутой пуговицей камзола..

— В Томаскирхе он был двадцать семь лет регентом, — сказал Рольф, хотя Лиля это и сама знала, — и сочинил здесь большую часть своих произведений.

В три часа дня они подошли к старому зданию ратуши, с балкончика которой держал речь бородатый Санта-Клаус, в одежде из алого бархата, отороченного белым мехом.

— Ваш Дед Мороз, — сказал Рольф.

Свое шествие по городу Санта-Клаус начал с площади — старой ярмарки, от Торговой палаты. Крутились карусели, сильные порывы ветра раскачивали игрушки на елке. Под фонарями на тонких высоких столбиках зеленели круги из веточек ели. Заиграли музыканты в синих плащах и фуражках.

— Если бы вы знали, как любил я в детстве этот день, — тихо, приближая губы к уху Лили, сказал Рольф и ласково сжал ее руку.

По коридору, отгороженному на мостовой белым шнуром, прошли шесть музыкантов в коричневых сутанах, квадратных коричневых шапочках, разрисованных желтыми зубцами. Музыканты весело играли на сверкающих трубах, а за ними шествовали плюшевый мишка и дети с приставными острыми длинными носами, окрашенными желтой краской.

Похожая на Эмму немка посадила себе на плечо маленького мальчика в голубом костюме на меху. Заросший мужчина с непокрытой головой, в меховой женской шубе протискивался поближе к шествию. Санта-Клаус заговорил с детьми.

— А знаете, как у нас встречают Новый год? — тоже почему-то на ухо Рольфу прошептала Лиля и начала рассказывать о Снегурочке, о Деде Морозе на санях, о елках на площадях городов, о детях…

«Викинг» нравился Лиле, каждое его прикосновение волновало ее. Но она и сердилась на себя: вот новости!

Поздно вечером у ее дома Рольф пытался притянуть Лилю к себе, она отклонилась:

— Всего доброго, Рольф.

Вошла в дом и уже знала, что больше с ним не встретится никогда, не хотела изменять себе.

* * *

На защиту в Веймар Лиля приехала из Москвы осенью. Предстоял решающий бой. Она, конечно, волновалась, но была уверенность, как когда-то в институте перед экзаменами по предмету, который знала безупречно. Ее установку уже внедрили, и здесь, и на Урале были хорошие результаты. Но не подведет ли немецкий язык? Поймет ли она вопросы, которые будут задавать? Съедутся ученые со всей страны. И станут спрашивать на всех диалектах… Страшно!

Поселилась Новожилова неподалеку от парка, посаженного когда-то Гете, в доме фрау Данникер — «нафталинной аристократки», как она ее про себя назвала. Фрау Данникер была церемонна, деликатна и никак не могла забыть, что происходила из знатного рода. Но, растеряв почти все, кроме манер и воспоминаний, отнеслась к своей гостье, в общем, неплохо, и уж во всяком случае — с повышенным любопытством: что это за русская появилась на их небосводе? Фрау Данникер была приятно поражена ее знанием немецкого языка, вдвойне — узнав, что Новожилова собирается стать ученой, и даже пообещала Лиле устроить после защиты небольшой домашний прием на три-четыре персоны.

…На второй день после приезда Новожиловой в Веймар за ней прислали машину из посольства и отвезли отдохнуть, — собраться с мыслями на остров Рюген в Балтийском море.

Сентябрь выдался холодным. Лиля в купальнике сидела на берегу в плетеном, похожем на раковину, кресле, защищающем со всех сторон от ветра. Только впереди скупо пригревало солнце. У ног бесстрашно прогуливалась желтоглазая чайка.

Лиля вздремнула. Все же пути жизни неисповедимы… Могла ли она предполагать после всего перенесенного, что будет здесь… И эти встречи с Людвигом, Рольфом, новой Германией, с ее заводами и Санта-Клаусом, учеными и детьми в коконах… Кем станут они, когда вырастут? Она верит, что не такими, как те, что бесчинствовали в Ростове…

* * *

Защита проходила в Институте строительных материалов. Зал — амфитеатр с высокими зашторенными окнами — был переполнен. Как позже узнала Лиля, съехались не только ученые-специалисты, но и производственники. На острове Рюген ей рисовалось: длинный стол, а за ним восседает комиссия. В действительности все выглядело совсем иначе.

На сцену вышел седовласый, молодящийся профессор Макс-Лоренц — декан строительного факультета. Стоя рядом с кафедрой, он представил Новожилову и передал ей слово. Доклад Новожиловой, сопровождаемый показом графики через эпидиоскоп, кадрами двух короткометражных фильмов, длился час. При выключенном свете промелькнули кадры: соискательница в рабочем комбинезоне, косынке, у производственной бассейновой установки собственной конструкции. Женщина в косынке, завязанной впереди «шишаком», мало походила на ту, что стояла сейчас у кафедры в изящном темно-зеленом костюме.

Потом часа полтора Новожилова отвечала на вопросы. Каждый раз, когда в зале кто-то поднимался и обращался к ней, Лиля, судорожно вцепившись пальцами в кафедру, подавалась вперед, боясь не понять вопрос. Но вот лицо ее светлело, она выпрямлялась — все понятно — и давала ответ.

Так как сдачи кандидатского минимума в ГДР не было, то вопросы могли задавать и по философии, политике, искусству, выявляя эрудированность соискателя. Но к Лиле шли вопросы только по диссертации, видно, увлекла ее новизна.

Спрашивали: какие добавки она вводила для улучшения процесса вспучивания, каким образом достигается равномерное перемешивание в шлаковом распылителе, и еще, и еще. И чем больше она отвечала, тем спокойнее становилась, и совершенно исчезло опасение, что забудет нужное слово.

Встал по виду рабочий человек, высокий, косая сажень в плечах:

— Я хочу задать вопрос присутствующему здесь директору Института чугуна и стали: скоро ли будут внедрять такие отличные предложения фрау Новожиловой на заводе в Айзенхюттенштадте?

С передней скамьи амфитеатра поднялся солидный господин и ответил, что метод фрау Новожиловой внедрят скоро, только понадобится несколько перестроить бассейн…

Потом снова на сцену вышел профессор Лоренц и объявил фамилии двадцати самых авторитетных ученых и производственников, которые приглашались участвовать в обсуждении и голосовании в аудитории рядом.

Все они потянулись из зала, а остальные остались ждать результат.

Уже прошло полчаса, час. Лицо Лили от волнения покрылось красными пятнами: «Провалилась, провалилась».

Наконец в зал возвратились все, кто выходил, и профессор Лоренц, подняв руку, призвал к вниманию:

— Господа, товарищи, вы, наверно, удивляетесь, почему мы так долго совещались. Дело в том, что подобные рекомендации, для получения пемзы с заданными свойствами, сделаны впервые в мире. Работа соискательницы фундаментальна, имеет большое практическое значение. До сей поры мы брали за основу, как вам известно, английский патент Галлай-Хатгардта, модернизировав его. Пемза получалась невысокого качества, с рваной пористостью, приводила к перерасходу цемента в бетоне, удорожала и утяжеляла его.

Коллега Новожилова ввела тугоплавкую, тонкомолотую добавку каолиновой глины. Она всегда есть на металлургических заводах для закупорки летка домны. Пемза сделалась легкой, прочной, с закрытыми порами.

Мало того, фрау Новожилова спроектировала, смонтировала, опробовала и внедрила на заводе экспериментальную бассейновую установку. Эталоны соискательницы приняты безоговорочно, как и методы комплексной оценки качества шлаковой пемзы. Поэтому мы решили поставить фрау Новожиловой не только высший балл — единицу, но единицу с плюсом. Подобного прецедента у нас еще не было, однако полагаю, что ошибки мы не допустим.