Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов

шумели волны… На очень дальнем расстоянии четко означился в белесом небе высокий шпиль Ревельской церкви Олай-Кирха. Ближе мягко и тускло блеснули другие колокольни, крытые свинцовыми листами. Еще ближе — насупленные крепостные стены и кущи загородных садов. Ревель, родной Ревель… Капитан, волнуясь, отер лоб.

А несколько дней спустя, 3 августа 1818 года, невская вода приняла бриг, киль которого касался трех океанов. Петербург наплывал на молчаливых людей, столпившихся на палубе «Рюрика». Город был омыт недавним ливнем, кровли его блестели. Наступил последний час кругосветного плавания, час, полный непередаваемого значения и торжественности.

С правого борта уже тянулись дома Английской набережной. Послышалась команда, и якорь бухнул в Неву. Мачты брига отражались в окнах румянцевского дома, в комнатах которого было задумано кругосветное плавание «Рюрика».

Коцебу уехал в эстонскую деревню. Матросов распределили по флотским экипажам. Все разлетелись…

Стародавняя деревенская тишь окутала капитана. Стояла пора, когда все в природе приходит в какое-то необыкновенное равновесие, пора завершающегося лета и первых, крадущихся шагов осени; пора глубокой, всегда удивительной синевы неба и первого лесного багреца. Спокойствие убранных полей, голосистое пение петухов на зорях и сытое вечернее мычание коров, скрип колодезного ворота, разговоры об урожае, зимних запасах, дровах, — все это неспешное, чистое, знакомое, мирное… Коцебу отдыхал.

Но отдых не был забвением всего и вся. Капитан продолжал размышлять над тем, что задумал еще в каюте «Рюрика». Нет, думалось ему, негоже одним лишь англичанам продолжать поиски Северо-Западного прохода. Теперь, когда российский флот возобновил дальние плавания, можно попытать его силы на двух одновременных богатырских походах. И капитан сел за письменный стол. Он начал писать «Краткое обозрение предполагаемой экспедиции».

Коцебу писал, что русские корабли, совершив полукругосветное плавание, придут к Гавайским островам. Там, на островах архипелага, команды починят суда и пополнят трюмы. Потом корабли лягут на разные курсы. Первый корабль пойдет к Берингову проливу, постарается продвинуться дальше «Рюрика» и оставить за кормой рубеж Джемса Кука. Этому кораблю, ежели Нептун будет милостив, посчастливится открыть тихоокеанское начало Северо-Западного прохода. На большее, на сквозное плавание из океана в океан пока рассчитывать рано.

Тем временем второй корабль, полагал Коцебу, пересечет Тихий океан и приблизится к загадочной Южной матерой земле, к Антарктиде. Разумеется, высказывался далее составитель плана, будет справедливо, ежели командование первым кораблем начальство вверит именно ему, лейтенанту Отто Коцебу…

Поля, деревни, проселки, вся Эстония были уже укрыты снегом, когда капитан, окончательно обдумав будущую экспедицию, поскакал на почтовых в столицу. Обернулся он быстро — меньше чем в месяц.

Несколько желтоватых тоненьких листочков — письма Коцебу своему флотскому учителю Ивану Федоровичу Крузенштерну, — эти несколько листочков, заполненных на редкость неразборчивыми закорючками, рссказывают о столичных днях нашего моряка.

«Вы будете немало удивлены, — сообщал он Крузенштерну, — что мое путешествие в Петербург уже закончено и дела совершенно успешны». И Коцебу поведал Ивану Федоровичу об этих успешных делах.

Прежде всего он представил свой доклад Румянцеву. Николай Петрович, говорит Коцебу, «нашел сочинение исключительно хорошим, несколько раз обнял, поцеловал меня и сказал: «Это должно заинтересовать государя». А Коцебу добавляет, что ему, мол, кроме одобрения Румянцева, иной похвалы и не надобно.

После встречи с Румянцевым капитан ежедневно виделся с морским министром старым маркизом де Траверсе.

Маркиз, настроенный сперва несколько скептически, теперь всерьез заговорил с лейтенантом. «Мне кажется, — иронически писал Коцебу, — что он, наконец, понял, что «Рюрик» с пользой совершил свое путешествие».

И обходительный маркиз с мягкими манерами лукавого царедворца предложил Коцебу принять начальство над будущей экспедицией в Берингов пролив. Коцебу с восторгом согласился. Министр посоветовал лейтенанту спокойно ехать домой и дожидаться нового назначения, каковое несомненно будет очень лестным.

Вот Коцебу и благодушествовал снова в деревенском уединении. Жарко топились печи, наполняя тихие комнаты приятным сосновым теплом. За окнами гуляли метелицы, куражился ветер, сбрасывая с сосен снежные шапки. Неслышно, неприметно катились дни.

Коцебу мысленно часто возвращался к своим «рюриковичам». Не тревожась думал он об ученых и штурманах. У этих жизнь пойдет безбедно, но у служителей… Что-то с матросами «Рюрика», с теми, кому он, капитан, столь многим обязан, с теми, чьи честные натруженные руки крепили паруса, отдавали и выбирали якорь? Коцебу знал, что матросы опять тянут лямку строевой службы с ее тяжелыми повседневными работами, с ее мордобоем, линьками и прочими жестокостями, на которые так щедры многие офицеры российского императорского флота.

С сожалением думая о своих бывших матросах, Коцебу писал Румянцеву, чтоб Николай Петрович выхлопотал им отпуск, абшид, как говорили тогдашние моряки. Однако абшид героям «Рюрика» все не выходил. Нужно было соизволение государя. Но… «до бога — высоко, до царя — далеко»… И Коцебу с горечью жаловался Крузенштерну: «Я уже хлопотал, чтобы матросы, которые находятся в Ревеле, не делали слишком тяжелые работы, но некоторые командиры развлекаются тем, что мучают именно этих людей».

В феврале 1819 года, когда буйство метелей нередко перемежалось теплыми, сырыми, тихими днями, Коцебу вызвали в столицу.

Он приехал и был принят министром, старым мягким обходительным маркизом. Беседа вновь пошла об экспедициях в Берингов пролив и к Антарктиде, в подготовке которых участвовали и Крузенштерн и известный мореплаватель Гавриил Андреевич Сарычев.

Заканчивая аудиенцию, маркиз, прихрамывая и морщась от подагры, прошелся по навощенному паркету большого кабинета. Потом он ласково поглядел на Коцебу своими блеклыми, почти белыми глазами и еще раз заверил лейтенанта, что он получит корабль, а может быть, и два…

В радужном настроении Коцебу воротился в деревню. В конце лета, думалось ему, он отправится в путешествие. И он нетерпеливо ждал весны.

Но, когда настала весна, Отто Коцебу нежданно-негаданно получил извещение, что вместо него назначены в дальнее плавание другие офицеры.

Его обошли. Он был глубоко оскорблен и горько обижен.

ВСТРЕЧА

Октябрьский, лондонский, мелкий, непрестанный дождь. Небо в рубищах туч. Мокрые фасады домов. Тусклые, залитые водой, стекла. Немощные фонари. Вереница экипажей, едущих точно по дну огромного аквариума. Понурые, торопливые