Чеснок и сапфиры - Рут Рейчл

«Бистро» — так называл Ники свой любимый ресторан «Бенихана», заведение, куда не ступит нога уважающего себя ресторанного критика. Это была маркетинговая стратегия, и, хотя я не могла не восхищаться тем, как владельцы ресторана умели при минимальных затратах получать большую прибыль, само заведение меня угнетало. Я терпеть не могла эту еду и торопливое обслуживание.

Эти благоразумные мысли с пчелиным жужжанием пронеслись у меня в мозгу и исчезли вместе с намерением приготовить на ужин курицу. Бренда улыбалась своей большой Красной улыбкой и говорила густым теплым голосом:

— «Бенихана» — отличная идея. Превосходная. Какой же Ты умница, что вспомнил об этом. Давайте переоденемся к обеду!

* * *

— Где твоя мама? — спросил Джин у Ники, когда мы вошли в лифт.

Я испугалась.

Ники хорошо подыграл с Мириам, хорошо бы он и сейчас не подкачал. Однако я слишком много требую от ребенка..

Но мой ребенок и глазом не моргнул.

— Она пошла куда-то по своим делам, — сказал он, словно го, что сейчас я была кем-то другим, являлось для него самой естественной вещью на свете. — Она не может пойти с нами сегодня, — добавил он, и я поняла, что для него все мои переодевания были всего лишь забавной игрой.

— Тебе повезло, что ты пойдешь с мисс Роуз, — сказал Джин.

Он сохранял все то же глуповатое выражение, которое появилось у него при первом взгляде на Бренду.

— Готов поспорить: рыжие женщины тебе нравятся не меньше моего.

Ники нахмурился.

— У нее не рыжие волосы, — сказал он. — Они больше похожи на какой-то металл.

— Медь, — подсказал ему Джин. — Этот металл зовется «медь». Ты прав. Я думаю, что это самый красивый цвет. Я всегда был неравнодушен к рыжим женщинам.

— А я — нет, — преданно сказал Ники. — Мне больше нравятся каштановые волосы, такие как у моей мамы.

Джин потрепал его по голове.

— Ты хороший мальчик, — сказал он. — Я обязательно передам твоей маме то, что ты мне только что сказал.

Я посмотрела на Джина — уж не шутит ли он? — и не смогла определиться с ответом. Ники хихикнул. Я взглянула на него и увидела, что лицо его светится восторгом. Еще бы! Ведь он сейчас знал больше взрослого человека. Когда лифт опустился, Джин выпрыгнул из лифта и побежал по вестибюлю, как большая благодушная черепаха.

— Желаю вам хорошего вечера, — сказал он и отворил дверь.

Ники снова хихикнул.

Люди улыбались нам на улице, словно видели перед собой восхитительную семью. Я отвечала улыбкой, глядя им прямо в глаза. Я чувствовала свой рот — большой, мягкий и добрый. Каблуки делали меня высокой и сильной. Мне казалось, что я лечу вперед, прямо по ветру, словно деревянная фигура, какие крепят на нос корабля. Меня переполнял оптимизм.

Возле «Бениханы» стояла очередь. Майкл поморщился.

— Я знаю, как ты ненавидишь очереди, — заговорила я низким медлительным голосом Бренды. — Почему бы тебе не пройтись по кварталу? Мы с Ники постоим, правда, зайка?

Зайка? Откуда взялось это слово? Я посмотрела на сына, ожидая встретить удивленный взгляд, но он лишь улыбнулся мне и сказал:

— Конечно, постоим.

Мужчина, стоявший перед нами, обернулся и сказал:

— Придется подождать, если хотите увидеть Вилли. — Глянул на Ники и добавил: — Вилли показывает фокусы.

— Все повара показывают фокусы, — сказала я. — Поэтому мы и пришли. Ники нравится, когда цыплята летят к нему на тарелку.

— Если верить нашим друзьям, — сказал мужчина, — Вилли показывает лучшие фокусы.

Он протянул руку.

— Меня зовут Билл. Это — Кристофер. И мы хотели бы задать вам вопрос. Где вы раздобыли такой удивительный Жакет?

Мы стали друзьями прежде, чем нас усадили за стол. Оказалось, что Билл прав: ради Вилли надо было постоять. Его руки мелькали со скоростью света. Он резал овощи, выкладывал из них клоунские рожицы и жарил на гриле. Нарезанные кусочками цыплята летали по ресторану — падали то в шляпу Вилли, то в карман. Я с удивлением увидела, как очередной цыпленок, отскочив от тарелки Майкла, перелетел через мою и шлепнулся в тарелку Ники. Вилли предложил Ники грибы (он их любил!), настоял, чтобы он попробовал креветки (он их не любил), и задал тон всему вечеру. Когда дошло до десерта, Билл соорудил из салфеток маленькую шапочку с углублением сверху, нахлобучил ее Ники на голову, после чего предложил нам наполнить шапку фруктами. Похоже, Ники удивлялся, что я позволила такое баловство. Сказать честно, я сама себе дивилась.

— Это наш телефонный номер, — сказал Билл, когда мы заплатили по счету. — Звоните, когда снова надумаете сюда пойти. Если бы не вы, нам было бы скучно.

— Мне понравилось ходить в ресторан с Брендой, — признался Ники по дороге домой. — Она разговаривает с людьми. С ней весело!

— Веселее, чем когда я настоящая? — спросила я, стараясь говорить нейтральным голосом. Неужели я обиделась?

— Да, — сказал Ники. — С Брендой веселее.

Майкл сжал мою руку, понимая, что я чувствую.

— О чем ты говоришь? — воскликнул он. — Она и есть ты. Она — это ты, только в очень хорошем настроении.

Он рассмеялся и добавил:

— Возможно, тебе следует почаще бывать Брендой.

И потом мы пришли домой. Джин бегом бросился отворять дверь, улыбаясь мне все той же глупой улыбкой.

— Ничего не могу с собой поделать — обожаю рыжих женщин.

Повернулся к Майклу и сказал:

— А вашей жены пока нет дома.

— Возможно, она придет очень поздно, — пробормотал Майкл. — Но Бренда останется и до ее прихода составит нам компанию.

Они с Джином обменялись взглядом, и меня что-то кольнуло. Неужели можно ревновать к самой себе?

— «Даниель»? — сказал Майкл несколько дней спустя, когда я натянула на голову рыжий парик. — Ты ведешь Бренду в «Даниель»? Думаешь, она там будет к месту?

— Нет. — И я объяснила ему стратегию Кэрол. — Конечно, она там будет странно выглядеть.

— Это какое-то сумасшествие, — удивился он. — А кто пойдет?

— Джул, — сказала я. — И он приведет с собой новую подругу. Говорит, что она нам понравится. Она художница.

Майкл, похоже, почувствовал облегчение.

— Не знаю, понравится ли нам еда, — сказал он, — но весело — точно будет.

Именно Джул познакомил меня с Майклом. Джула я знала еще с колледжа. Он стал для меня чем-то вроде кузена. С тех самых пор мы не теряли друг друга из вида. Джул путешествовал налегке. Сразу после того как я переехала в Беркли, Джул постучал в дверь дряхлого викторианского дома, который я снимала вместе с группой друзей. Дело было ночью, и он только что порвал с любовью всей его жизни.

— Я ненадолго, съеду, как только найду себе что-нибудь подходящее, — сказал он, однако прошло восемь лет, и он по-прежнему жил там в свободной комнате, вместе со своим чемоданом.

Джул переехал в Лос-Анджелес вскоре после нашего переезда туда с Майклом. Какое-то время он держал чемодан в нашем доме в Лавровом каньоне. Теперь мы были в Нью-Йорке, а Джул с неизменным чемоданом перебрался в квартиру-лофт[41] в Сохо, хотя готов был сорваться оттуда в любую минуту.

Невысокий и худой, с лицом, состоящим из одних углов Джул обладал своеобразной элегантностью Уильяма Берроуза,[42] с которым состоял в дальнем родстве.

— Думаю, он наденет свой коричневый пиджак из потер, той кожи? — сказал Майкл.

— Скорее всего, — согласилась я. — Мне кажется, что другого у него и нет.

— Хорошо, — одобрил Майкл. — В ресторане от нас обалдеют.

Он открыл дверь шкафа и сказал:

— Как думаешь, что мне надеть?

— Ничего особенного, — поспешно сказала я.

— Ну уж нет, — возразил Майкл, — я не должен от вас отличаться.

Он вытащил ярко-голубую рубашку.

— Думаю, что она подойдет.

— Да вы просто радуги какие-то! — воскликнул Ники, когда мы пришли пожелать ему спокойной ночи.

Няня рассмеялась.

— Никто не догадается, что вы критики, — сказала она со своим ирландским акцентом.

Взглянула еще раз.

— Посетителям придется надеть солнечные очки, иначе они ослепнут!

— Ваши приятели уже здесь, — сухо сказал метрдотель.

Прошло всего несколько недель с тех пор, как мы с Майроном сидели здесь за ленчем. (Что это он гак пристально меня рассматривает?) Чувствуя, что помада стекает на зубы, я переборола желание сбежать и заставила себя широко ему улыбнуться.

— Следуйте за мной, — сказал он и вышел из-за маленькой стойки. — Ваш стол еще не готов.

Стало быть, он меня не узнал! Бросившись за ним вприпрыжку, я поняла: он надеется спрятать нас в глубине бара, надеется, что мы сделаемся невидимками. Но хотя он рысью несся к темному углу, в который усадил Джула, в нашу сторону повернулась каждая голова. Я хотела придать лицу самоуверенное выражение, но Бренда не позволила мне этого сделать: она заставила меня замедлить шаг, её большие губы растянулись в улыбке, а глаза с любопытством оглядывали помещение. Стратегия Кэрол работала независимо от меня, и я почувствовала удовольствие от того, что прятаться не понадобилось.