Чеснок и сапфиры - Рут Рейчл

Майрон был тверд.

— На ленче у «Даниеля» на вас никто не станет обращать внимания, — заявил он.

— Не станет? — удивилась я. — Почему?

— Дамы, которые ходят туда на ленч, — сказал он самодовольно, — как правило приезжие. Мы среди них просто затеряемся.

— Он и думать не хочет о моем отказе, — сообщила я Кэрол, — так что ты победила. Мы идем в «Даниель», и я не буду маскироваться.

— В своем хрустальном шаре я вижу Майрона. Еще до десерта он произнесет твое имя, четко и громко, не менее десяти раз, — предрекла Кэрол пророческим голосом.

Все именно так и произошло. С одним исключением.

— Ты оказалась права на все сто, — сказала я впоследствии Кэрол. — Он назвал мое имя дважды, прежде чем мы уселись за стол, затем несколько раз упомянул название газеты. И каждый раз, когда официант оказывался поблизости, громко говорил мне о новом заведении, в котором я должна была побывать. Если бы ты сидела в десяти футах от нашего стола, точно бы знала, что я на него работаю. Но ты не сказала, что, когда мы уже будем уходить, он остановится и зарезервирует столик на другую дату. Все было сделано мастерски: я видела, как метрдотель поставил рядом с его именем звездочку. Значит, когда он придет, они весь вечер будут прыгать возле его стола.

— Да, это я упустила, — опечалилась Кэрол.

Я вспомнила, как радовался Уоррен Ходж, когда какой-нибудь ресторан получал четвертую звезду. Он любил зарезервировать стол в день выхода газеты, чтобы понаблюдать за реакцией персонала на новость. «Они послали человека за первым выпуском, — рассказывал он мне на следующий день, — и тогда начиналось столпотворение и шампанское!»

— Честно говоря, — сказала Кэрол, — я не думала, что Майрон может позволить себе «Даниель».

— Особый повод, — пояснила я. — День рожденья его жены.

— Конечно, — ответила она. — Превосходный подарок. Ну и хватит о Майроне. Тебе не приходило в голову сделаться рыжеволосой?

Ширли сползла со стула, тяжелой поступью обошла прилавок и поприветствовала нас.

— Еще один? — спросила она.

— Моя подруга хочет, чтобы я стала рыжеволосой, — объяснила я.

Ширли посмотрела на меня, склонив голову набок.

— Это возможно. — И обернулась к Кэрол. — Волосы короткие или длинные? Вы представили себе какой-то образ?

Настала очередь Кэрол изучать мое лицо, словно раньше она его никогда не видела.

— Длинные, — решила она.

— Прямые или кудрявые? — допытывалась Ширли.

— Кудрявые, — сказала Кэрол. — Я представила, что эта женщина будет немножко с приветом.

— С приветом? — удивилась я. — Что ты имеешь в виду?

— Не обращай внимания, — сказала Кэрол. — Дело не в слове. Я имела в виду богемную даму. Ну, понимаешь, стареющую хиппи.

— Не будет ли это странно? — спросила я. — То есть, что понадобилось в «Даниеле» стареющей хиппи?

— В том-то и дело, — ответила Кэрол. — Я хочу, чтобы ты выглядела неуместно.

— Не стану ли я для всех занозой в заднице?

— Да, — подтвердила Кэрол. — Станешь. В этом и заключается мой план. Какой критик захочет выглядеть подозрительно?

— Поняла. Я буду выглядеть неуместно, все станут на меня смотреть. Будут думать, что перед ними женщина со странностями, а потому им в голову не придет, что это я, потому что если бы это была я, то постаралась бы слиться с общим фоном.

— Бот именно! — воскликнула Кэрол.

Ширли смеялась и качала головой.

— Знаете, что вы обе сумасшедшие? — спросила она. — Но мне все равно. Я уверена, что мы найдем парик, который вам нужен.

Тихонько напевая себе под нос, она пошла к шкафам и начала выдвигать ящики. Принялась выхватывать парики один за другим, и на прилавке начала расти гора волос — получился приличный стог с оттенками от медного до темно-бордового.

— Заодно и повеселимся, — сказала она и подала мне шапочку под парик.

— Слишком большой, — сказала Кэрол, когда я надела первый парик с пламенными кудрями, превратившими меня в клоуна Бозо.

— А этот слишком маленький, — заявила она, после того как я натянула тесный парик с мелкими кудряшками.

Глянув в зеркало, я увидела, что похожа на брошенного рыжего пуделя.

— Не то, не то! — закричала она в следующий раз.

Мои щеки обрамлялись рыжевато-соломенными локонами. Я выглядела в них нелепо, словно стареющая Энн-Маргарет.

Короткие маленькие прически делали мою голову непропорционально маленькой, стрижка под пажа — веселой и задорной, но совершенно не годилась для моего лица. Я быстро перемерила всю груду, надевая один парик за другим. Поворачивалась к экспертам — Кэрол и Ширли мотали головами.

— Ну ладно, — сказала Ширли, когда на прилавке ничего не осталось, — посмотрим, подойдет ли этот.

Парик, который она мне подала, был длинным и странно неряшливым, в отличие от блестящих и ухоженных волос которые я только что примеряла. Парик не сел на место, как это положено парикам, а словно бы шлепнулся вперед, да так и остался — масса волос морковного цвета упала мне на глаза и плечи.

Я откинула спутанные пряди и посмотрела в зеркало. На меня смотрела взъерошенная и заспанная женщина, казалось, она только что встала с постели.

— Бренда! — закричала Ширли. — Причеши волосы.

— Бренда? — удивилась я. — Бренда? Откуда взялось такое имя?

— Не знаю, — созналась Ширли. — Оно невольно сорвалось с языка. Вам оно нравится?

— Бренда, — сказала я, примеряя имя к персонажу. — Да, ее можно так назвать.

— Эти волосы не выглядят, как парик. — Голос Кэрол был тихим и напряженным.

Взглянув на нее, я вдруг поняла стратегию Ширли, поняла, почему она заставила меня надеть так много париков. Она знала, что они мне не подойдут, а также знала, что долгие примерки усилят драматическое впечатление от долгожданной находки.

У нее все получилось: Кэрол была потрясена.

— Ты выглядишь…

Она подыскивала нужное слово.

— …как Бренда.

Она молча смотрела на меня, а потом сказала:

— Мне кажется, я все о ней знаю. Знаю, какой косметикой она пользуется, какую одежду носит.

Я смотрела в зеркало, чувствовала волнение и легкое головокружение. Такие ощущения нахлынули на меня, когда, впервые надев материнские туфли на высоких каблуках и посмотрев в зеркало, я неожиданно увидела себя взрослой. После, наблюдая за родителями, как это делают все дети, я начала замечать, что отец выглядит всегда одинаково, зато мама была настоящим хамелеоном. Она обладала способностью менять облик в зависимости от того, кем хотела стать. Я смотрела, как она наряжается к вечеринке, и видела, что мама постепенно превращается в другого человека. Однажды она похудела, потом какое-то время красила волосы. Оба раза, вместе с изменением внешности, менялся и ее характер. Потом я стала приглядываться к девочкам в школе и поняла, что заводить новых друзей проще, изменив стиль одежды.

Большинство девочек, как мне кажется, растут с инстинктивным пониманием, что они могут заставить мир воспринимать их, как они того пожелают. Вот почему мода обладает такой властью. До встречи с Брендой Кэрол об этом не задумывалась.

— А что она носит? — поинтересовалась я.

— Винтаж, — сказала Кэрол. — Определенно винтаж. Бренда любит смелую старую одежду. Японские кимоно, платья для коктейля эпохи двадцатых годов, туфли на платформе. Светлые, яркие окраски. И еще: она носит очки.

— Очки?

— Да, — твердо сказала Кэрол, — она постоянно носит очки. Большие очки в цветной оправе. Она не из тех людей, кто предпочитает очки без оправы в надежде что их не заметят. Дороти Паркер[39] не ее имела в виду, когда писала свое стихотворение.

Ширли сияла.

— Я хочу, — сказала она страстно, — чтобы вы были здесь и разговаривали с моими покупателями. Бедные женщины приходят ко мне без волос, у них есть возможность преобразить себя. У них есть шанс примерить на себя новые обличья. Но чего они хотят? Выглядеть так же, как до своего несчастья.

— Ну, разумеется! — с жаром воскликнула Кэрол, и я вспомнила, что у ее дочери обнаружили СПИД. — Когда люди заболевают, им нужно напоминать, что внешне они те же, что раньше, и болезнь их не изменила.

Ширли поняла, что совершила оплошность.

— Вы правы, — сказала она поспешно. — Разумеется, вы правы. Я не настаиваю, и все же жаль упущенной возможности.

Тяжело вздохнув, она обошла прилавок и уселась на свое место.

— Неудивительно, что ей нравится с тобой работать, — сказала Кэрол, когда мы вышли на улицу. — Ты — ее сбывшаяся мечта, живое подтверждение силы ее продукции.

Она посмотрела на парик на моей голове и спросила:

— Ты когда-нибудь показывалась ей в полной красе?

— Нет, — сказала я.