Че Гевара, который хотел перемен - Збигнев Войцеховский

Обычно этого было достаточно, чтобы разговоры быстро прекратились. Но эти парни либо не заметили его, либо не придали значения.

Милисиано не понравилось то, что он услышал, и он остановился перед мальчиками. Подростки, наконец, замолчали и взглянули на него, в тот же момент милисиано открыл огонь, разрядив свой автомат в мальчиков.

Армандо Пинейро упал мертвым вместе со своими друзьями Карлосом Родригесом, Исмаэлем Лоренте и Рене Одалесом. Другие подростки корчились от боли и стонали на земле.

Некоторые называют такого рода вещи «сопутствующими потерями». Но Че Гевара в его собственных сочинениях и призывах помог прояснить этот вопрос. Он писал: «К сотрудничеству людей часто можно принудить при помощи систематического террора».

Молодой кубинский милиционер нажал на курок. Этот вдохновленный учением Че милисиано у отеля Ла-Перла был, как выражается Кастанеда, весьма «надежным».

В начале революции соратник Че однажды пожаловался тому на трудности с привлечением денег для антибатистовского восстания в провинция Матансас на Кубе. «Это в целом объяснимо, – пожал плечами революционер. – Я имею в виду, в конце концов, что я могу им предложить, кроме шанса жить в демократической стране в случае успеха?»

«Не тратьте время на эту чепуху, – фыркнул Че. – Это редко работает. Вместо этого угрожайте им террором. Если они не помогают вам, они получают террор». Вымогательство, шантаж и угрозы – такого Че вы не увидите в голливудских фильмах.

Исследователи Мария Верлау и доктор Армандо Лаго зарегистрировали двадцать тысяч четыреста «внесудебных» убийств кубинцев при режиме Кастро и Че. Каждое утро кубинские школьники произносят кастровский аналог пионерской клятвы, который начинается и заканчивается словами «Мы будем как Че!». Джон Ли Андерсон пишет с явной гордостью, как его дочь послушно произносила клятву каждое утро, когда они жили на Кубе. Надо еще постараться, чтобы в своем обожании зайти так далеко…

Лагеря для «правонарушителей» Че

«9 октября 1967 года первые слухи о предполагаемой гибели Эрнесто Че Гевары достигли Соединенных Штатов, – вспоминает журналист Джон Герасси, который преподавал в университете Сан-Франциско. – Ко мне подошла девятнадцатилетняя студентка. На груди у нее был значок «Занимайтесь любовью, а не войной». «Как вы думаете, это правда?» – со слезами на глазах спросила она».

Во всем мире молодые идеалисты лили слезы над человеком, который навязывал идею вечной войны и всеобщей воинской повинности для молодежи. «Для меня это было самым прекрасным зрелищем в мире, – писал Че о получении партии автоматов его партизанской колонной на Кубе в горах Сьерра. – Там, перед нашими жадными глазами, были орудия смерти!»

Восемнадцатилетний кубинец Эмилио Искьердо получил известие о смерти Че в тот же день, что и класс профессора Герасси. Но реакция Эмилио заметно отличалась от реакции «детей цветов» в Сан-Франциско. «Ах, как мне хотелось кричать от счастья! – вспоминает он сегодня в Майами. – Я был готов прыгать как безумный! Вопить от радости! Закатить вечеринку! Обнять человека, который сообщил мне эту новость!»

Но это было бы очень неразумно. Известие о смерти Че передал Эмилио вооруженный до зубов охранник. Эмилио, видите ли, в октябре 1967 года находился в лагере УМАП для «преступников» и «люмпенов». Эта уголовно-исполнительная система была детищем Че Гевары (героя студентов, которые не хотят «власти сверху»). В 1960 году лагерь находился в месте под названием Гуанахакабибес на крайнем западе Кубы.

Созданная Кастро и Че система «революционного правосудия» добилась больших успехов всего за один год. Подставные слушания без адвоката и с неграмотными бандитами в качестве судей обрекали обвиняемых – а это тысячи людей в 1959 году – на расстрел и тюрьму. «Мы посылаем в Гуанахакабибес людей, которые совершили преступления против революционной морали, – заявлял сам Че. – Это тяжелый труд… условия суровые…»

Так оно и было. Целью, проповедуемой в трудовых лагерях Че, была «реабилитация». Джон Ли Андерсон использует это слово в биографии Че без кавычек и, видимо, на полном серьезе. Пол Пот и Хо Ши Мин предпочитали термин «перевоспитание» для названия аналогичного процесса.

«Рабский труд и пытки» – такой термин употребляет Эмилио Искьердо и десятки тысяч людей, которые пострадали в аналогичных лагерях до него, вместе с ним и после него. Как и сталинский ГУЛАГ, тюрьмы Кубы заполнились десятками тысяч социальных паразитов, бездельников и неисправимых людей. Звучит знакомо? Вспомните, как дерзко подписывал Эрнесто Гевара свои ранние письма: «Сталин II».

Со временем вся Куба стала тюрьмой. Че ввел «прогрессивную» трудовую программу, предусматривающую «добровольную» работу в выходные дни и шестидесятичасовую рабочую неделю. Это вызвало недовольство у рабочего класса Кубы. До того как Че освободил их, рабочие Кубы привыкли к таким часам работы и преимуществам, что лидеры американских профсоюзов обзавидовались бы. В самом деле, в сороковых и пятидесятых годах процент кубинских рабочих (пропорционально численности населения), состоявших в профсоюзах, был больше, чем в США.

Профессора и средства массовой информации повторяли басни Кастро и Че о докастровской Кубе как стране нищих и обездоленных рабочих. Сьюзен Зонтаг в своей статье «Бастион» сожалела об «отсталости» Кубы. Газета «Нью-Йорк таймс» называла Кубу «бывшей полуфеодальной экономикой» и превозносила Кастро и Че за «обещание социальной справедливости и надежду на обретение человеческого достоинства для миллионов людей, которые так мало видели его на докастровской Кубе».

К 1965 году контрреволюционная деятельность на Кубе постепенно сходит на нет. Договор между Кеннеди и Хрущевым в октябре 1962 года способствовал подавлению антикастровского сопротивления. Теперь режим Кастро нуждался в новых поводах для массовых арестов, запугивания населения и особенно в рабском труде. Полиции была дана полная свобода действий для расправы с «антиобщественными элементами», «извращенцами», «преступниками» и знаменитыми «люмпенами», по выражению Че Гевары (этот термин подчеркивает его фирменное высокомерие).

Молодежь была под прицелом, наибольшему риску подвергались длинноволосые, подозреваемые в любви к рок-н-роллу, неисправимо религиозные и – особенно – гомосексуалисты.

«Потенциально уголовно опасен» – таков был любимый приговор режима в отношении этих молодых людей.

Ваши длинные волосы, ваш ехидный взгляд, ваши музыкальные вкусы, ваши узкие брюки, открытая поддержка христианства, ваше происхождение, ваш отказ «добровольно» работать в выходные – все это могло сделать из вас нарушителя революционной морали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});