Печальный демон Голливуда - Анна и Сергей Литвиновы

– Как много вопросов! – усмехнулся Сологуб. Несколько картинно оглянулся (никого!) и сказал: – Неужели ты, Настя, думаешь, что человек, действительно укравший из партийной кассы пять миллионов долларов, может спокойно, даже не сделав пластической операции, вернуться в Москву? Пройти пограничный контроль, поселиться в гостинице, арендовать машину, разгуливать по улицам?

– Кто знает? Я нынче ничему не удивлюсь. Все у нас в стране покупается и продается.

– Насчет покупается и продается – это верно. Но пока не наша служба.

– Ты хочешь сказать, что по-прежнему служишь? – прошептала Настя.

Эжен не отвечал – однако молчание порой бывает красноречивее слов.

– Значит, ты все эти годы на самом деле был агентом под прикрытием, – продолжала она. – Нашим нелегалом.

Ее спутник по-прежнему безмолвно вышагивал рядом. Они возвращались к машине.

– И теперь, – развивала свою догадку Настя, – ты зачем-то вернулся в Москву. А ваши люди из МВД или из МИДа сообщили твоей службе, что кто-то попытался тебя сдать.

Теперь она смотрела на Эжена другими глазами. Согласитесь, одно дело, когда он – предатель, инсценировавший собственную смерть, и вор, утащивший у чехословацкой компартии пять миллионов долларов. И совсем другое – если он в течение двадцати последних лет выполнял особое задание родины.

– Ты скажи, – Настя прикоснулась к локтю Сологуба и заглянула ему в глаза, – ты только кивни. Я права? Я правильно все понимаю?

– В общих чертах да, – тихо, одними губами, проговорил Эжен.

– Но при чем здесь Арсений?! – воскликнула она.

– Ах, думайте что хотите, дорогая Анастасия Эдуардовна! – вдруг перешел на дурашливый тон Эжен. – А теперь мне пора. Я завезу тебя домой, а у меня еще дела.

Он заботливо открыл перед ней дверцу «Мерседеса», подсадил. Плюхнулся на водительское кресло, завел мотор, включил на полную мощность печку. Блаженное тепло разлилось по салону.

– Куда ты собираешься ехать? – поинтересовалась она.

– Надо кое с кем поговорить.

– С Арсением? – осенило Настю.

– Да, для начала с ним.

– Не стоит! – воскликнула Капитонова. – Знаю я ваши с ним разговоры! На кулаках.

– Прекрати, девочка моя. Мы оба цивилизованные люди.

– Нет!

– Боишься, что твой благоверный на вручение «Оскара» с фингалом поедет? Говорю тебе еще раз: мы просто побеседуем.

– Ох нет! Если тебе это так важно, если действительно надо с ним поговорить – ну давай… Давай поедем вместе.

– Вместе? Хм, вместе. – Сологуб задумался. – Что ж! Как говорил Малюта Скуратов, попытка не пытка.

– Перестань!..

– Да шучу я, шучу, – бросил Эжен, выруливая от тротуара.

Глава 5

Арсений

Умирать со стыда иль долго предаваться унынию было не в характере Арсения. Напротив, когда он пропускал удар, всегда стремился дать сдачи. Тому его детский южнороссийский двор выучил. И тюрьма с лагерем. И долгая, тридцатилетняя почти (с перерывом на отсидку) житуха в столице. Ведь Москва, как известно, бьет с мыска.

Но как отвечать на удар судьбы, если в нем повинен ты сам? Когда тебя по морде съездила собственная глупость? Когда пощечину залепила твоя же неразборчивость, сластолюбие? Кого бить? Не себя же самого!

Единственный выход Арсений нашел: забыться в работе. Сделать что-то. Сотворить нечто, что послужит или поможет людям, доставит им радость. И тем искупит свой грех – как ни беги этого, может слишком сильного, слова.

Челышев выключил звонок у обоих телефонов и сел к ноутбуку. Его «Лавка забытых вещей» хороша была тем, что могла стать бесконечной. Сколько объектов ни опиши, всегда найдется новый, совершенно вышедший из употребления. Постепенно забываемый. Вызывающий ностальгические чувства.

Вот, к примеру, лампа. Не та, что настольная. Не дневного света и не накаливания. (И та, и другая еще живы – однако им, похоже, скоро тоже конец придет – светодиоды заменят.) Нет, имеется в виду лампа электронная. Ведь сын его Николай даже, пожалуй, и не вспомнит сей предмет. А некогда (двадцати лет не прошло!) без них ни радиоприемник не работал, ни телевизор, ни электронно-вычислительная машина. И калькуляторы тогда, представьте себе, работали на лампах. Стояли эдакие бандуры в учреждениях на столах – каждая размером с нынешний ноутбук. Они и грелись к тому же. А в их электронных глазах (тоже ламповых) циферки высвечивались.

Ведь Арсений, провинциал безнадежный, впервые карманный калькулятор увидел в зрелом, можно сказать, возрасте: одиннадцати лет. Одному дворовому мальчишке папаня-моряк из Японии привез. О, как тот заморский прибор тогда воспринимался! Мы из рук друг у друга его вырывали!

Как мы, пацаны, тогда говорили, выказывая восторг? «Круто!»? Нет, так выражаться стали уже намного позже, когда видеобум начался. Нет, тридцать лет назад мальчишки восклицали: «Клево!» И еще: «Хиппово!» И кажется: «Сила!» Да, плоский, с ладонь, арифмометр – и впрямь сила. Можно незаметно принести с собой в школу и все задачки решать!

А раз калькуляторы появились – постепенно сошли на нет таблицы Брадиса. И логарифмические линейки. Каждому, ха-ха, гаджету можно по отдельной главе в книге посвятить.

Но сконцентрируемся на лампах.

«Тогда у нас, – писал Арсений, – в нашей первой с Настей съемной квартире в Измайлове, имелся телевизор. Черно-белое пузатое чудо на тонких деревянных ножках. Весом килограммов тридцать. Во всяком случае, мы его только вдвоем могли поднять. И вот однажды этот агрегат потух.

Тогда, конечно, мало что можно было по ТВ посмотреть. «Утреннюю почту» – раз в неделю. Пару сериалов (в год). «Голубой огонек». Футбол. Хоккей. Олимпиаду – раз в четыре года. Но все равно с голубым экраном жизнь протекала веселее.

И я совершил подвиг. Открутил четыре шурупа и снял заднюю стенку телеприемника. Включил прибор в сеть (чего по правилам техники безопасности со снятой защитой делать категорически не рекомендовалось). И увидел: все электронные лампы горят желтоватыми светлячками. Все, кроме одной.

Была вероятность, что именно в ней, погасшей лампе, загвоздка. И я вытащил ее из гнезда и отправился в магазин «Радиодетали». Он тогда располагался на улице Бутырский Вал. Зная советские порядки, я предвкушал, что нужной запчасти, конечно же, не будет в наличии. Ее потребуется заказывать и потом долго, месяцами, ждать. Или вовсе скажут: в продаже не бывает. Дефицит. Придется у барыг (спекулянтов, жучков) доставать.

У юного читателя, разумеется, возникнет вопрос: почему нельзя было вызвать специалиста-телемастера? Отвечаю: в СССР для того, чтобы пригласить ремонтера, требовалось для начала съездить в телеателье и там записаться (как правило, на две, три недели, а то и месяц вперед). Потом в назначенный день с утра до ночи просидеть дома – а в итоге наверняка требуемой лампы у мастера не окажется, заплатишь ему рупь за вызов и будешь еще клянчить, чтобы тот нужную деталь достал. И потом переплачивать ему за нее.

К тому же интересно, черт возьми, сделать самому. Выйдет – не выйдет? Сумею – не сумею?

Самое интересное, что требуемая лампа на прилавке магазина нашлась! Чудные дела творились в Советском Союзе, Господи! Нормального чаю, растворимого кофе, сыру швейцарского или, к примеру, полукопченой колбасы – не купишь. Да что там! Обычные лампочки вскорости в СССР стали дефицитом. А электронных – завались.

Другой бы тут порассуждал о военизированной экономике и о том, что катодные лампы потому и производились, что нужны были нашему военно-промышленному комплексу. Я же просто опишу, как примчался домой – радостный и, можно сказать, вдохновленный. Как, едва раздевшись и Настену мельком поцеловав, бросился к телевизору с лампой наперевес. И вонзил ее в пазы. И нажал «Вкл.». И лампы – все лампы, включая вновь приобретенную! – засветились, постепенно накаляясь. И на экране вдруг появилось изображение!

Благословенные времена! Тогда еще можно было починить телевизор своими руками. И радиоприемник – тоже. И телефон. Не говоря уже об автомобилях, которые народ, весь поголовно (за исключением редких пижонов, фарцовщиков, торгашей и деятелей культуры и искусства), ремонтировал самостоятельно.

В ту пору существовала целая каста умельцев, домашних мастеров – сегодняшним языком говоря, элита. Каста эта окружена была ореолом всеобщего пиетета. По части общественного уважения они занимали промежуточную ступень: чуть ниже космонавтов, но выше ракетных академиков.

К мастерам – золотые руки люди со всей округи часы исправлять носили, и пылесосы, и кофемолки. И если кто-то из них печально говорил: нет, сделать ничего нельзя – значит, точно уж нельзя.

Вся страна была на самообслуживании. Сами чинили сантехнику, клеили плитку, вешали карнизы. А жены и подруги ценились рукодельные: чтоб и носки с колготками могла заштопать, и свитер связать, и платье пошить.