Умри за меня - Эми Плам

— Ладно. Когда ты последний раз умирал?

— Год назад.

— Как?

— Помощь при пожаре.

Я замолчала, интересно насколько близко он меня подпустит.

— Это больно?

— Что?

— Умирать… Я имею в виду, что мне кажется, что в первый смерть такая же как и в любой другой раз. Но после того, когда вы умираете, спасая кого-нибудь… Это больно? Винсент изучал выражение моего лица прежде, чем ответить.

— Так же больно, как если бы ты, человек, попала под поезд метро или задохнулась под грудой горящей древесины.

По моей коже поползли мурашки, когда я представила, что некоторые люди… или ревененты… неважно… испытывают боль смерти ни один раз, а многократно. Из-за выбора.

Винсент увидел моё беспокойство и потянулся к моей руке. Его прикосновение успокоило меня, но не из-за того, что оно было сверхъестественным.

— Тогда почему вы это делаете? Это что-то вроде гипертрофированного чувства добровольной помощи? Или погашения своего долга перед вселенной для принятия своего бессмертия? Я имею в виду, я уважаю то, что вы спасаете жизни людей, но после нескольких спасений, почему бы вам просто не позволить себе стареть, как Жан-Батист, пока вы, наконец, не умрете от старости? — я замолчала. — Вы умираете от старости?

Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как если бы исповедовался.

— Потому, Кейт. Это как принуждение. Это как давление, растущее внутри, пока вы не должны сделать что-то, чтобы получить облегчение. «Благотворительные» или «бессмертные» мотивы не делают ценным боль и травмы сами по себе. Против нашей природы этого не делать.

— Тогда как этому сопротивляется Жан-Батист… Как? на протяжении тридцати лет?

— Чем дольше ты ревенет, тем проще удается этому сопротивляться. Но даже с пару сотней лет у него под каблуком, это требует от него гигантских усилий самоконтроля. Однако у него на это есть веские причины. Он не только приютил наш маленький клан, но и поддерживает другие группы ревенентов по всей стране. Он не может умирать направо и налево и продолжать управлять, это накладывает большую ответственность.

— Ладно, — согласилась я. — Я поняла, что у вас есть принуждение к смерти. Но это не объясняет почему, в период между всеми умираниями, ты делаешь такие вещи, как, например, ныряние в Сену, после попытки самоубийства. Очевидно же, что ты не умрешь от этого.

— Ты права, — сказал Винсент. — Случаи, когда мы и действительно умираем, спасая кого-то, редки. Один… самое большее два раза в год. По большей части мы в основном предупреждаем хорошеньких девушек, чтобы те, не погибли под обломками обрушившегося здания.

— Очень учтиво, — сказала я, пихая его. — Но это именно то, что я имела в виду. А какое за это вознаграждение? Или это тоже принуждение? Винсент, похоже, смутился.

— Что? Это действительно вопрос.

— Мы все еще говорим про двадцать первый век, — сказала я, оправдываясь.

— Да, но мы выходим немного за рамки первоначального вопроса.

Пока он изучал моё упрямое выражение лица, зазвонил его телефон.

— Уф, звонок меня спас, — сказал он, подмигивая мне, и ответил.

На другом конце линии я услышала пронзительный голос в панике.

— Жан-Батист с тобой? Хорошо. Шарлотта, просто постарайся успокоиться, — утешал он. — Я сейчас буду.

Винсент достал бумажник и положил на стол немного мелочи.

— Чрезвычайная семейная ситуация. Я должен идти, нужна помощь.

— Я могу пойти с тобой? Он помотал головой, пока мы вставали, чтобы уйти.

— Нет. Произошел несчастный случай. Это может быть, — он замолчал, подбирая слова, — неприятно.

— Кто?

— Чарльз.

— А Шарлотта с ним?

Винсент кинул.

— Тогда я хочу пойти. По её голосу было слышно, что она очень расстроена. Я могу помочь ей, пока ты не разберешься с… не важно, что тебе там нужно сделать.

Он посмотрел на небо, как будто ждал божественного вдохновения, которое подскажет, как объяснить это мне.

— Все не так как обычно. Как я уже говорил, обычно мы умираем вместо кого-то только один, может быть два, раза в год. Это, считай, случайность, что Жюль и Амброуз оба умерли, как только мы с тобой начали встречаться.

Мы дошли до скутера. Винсент разблокировал на нём замок и одел шлем.

— Это же твоя жизнь, правильно? И ты обещал ничего не скрывать от меня. Так может, это то, что мне следует увидеть, если я захочу понять, что на самом деле значит встречаться с ревенентами.

Внутренний голос говорил мне, чтобы я всё бросила, пошла домой и держалась подальше от «семейных» дел Винсента. Но я его проигнорировала. Он прикоснулся пальцем к моему упрямо сжатому рту.

— Кейт, я, правда, не хочу, чтобы ты шла со мной. Но, если ты настаиваешь, я не собираюсь тебя останавливать. Я надеялся, что пройдет больше времени, прежде, чем ты увидишь худшее, но ты права — я не должен укрывать тебя от нашей действительности.

Натягивая свой шлем, я уселась на скутер позади него. Винсент завел двигатель и поехал к реке. Мы проехали мимо Эйфелевой Башни и остановились в скверике перед Королевским мостом. Я знала это место, потому что, это — конец маршрута экскурсионных лодок прежде, чем они возвращаются в центр Парижа.

Одна из таких экскурсионных лодок была вытащена на берег, а перед ней была взволнованная толпа людей, которая что-то высматривала из-за защитного ограждения полицейских барьеров. Две машины скорой помощи и пожарная машина были припаркованы на лужайке рядом с рекой, их мигалки горели.

Винсент прислонил скутер к дереву, не потрудившись даже привязать его и, держа меня за руку, побежал к ограждению, чтобы поговорить с полицейским, который стоял за этим ограждением.

— Я член семьи, — сказал он полицейскому, который даже не шелохнулся, но кинул вопросительный взгляд на своего начальника.

— Дайте ему пройти. Это мой племянник, — раздался знакомый голос, и Жан-Батист зашагал сквозь орды парамедиков и отодвинул заграждение, давая нам возможность пройти.

Винсент крепко обнимал меня рукой за талию, давая понять, что я с пришла с ним.

Теперь, когда у нас перед глазами никто не маячил, я увидела на берегу реки три тела. Одно достаточно далеко от других. Это был маленький мальчик, возможно пяти-шести лет, а он лежал на носилках обернутым в одеяло. В его изголовье сидела женщина и тихо плакала, вытирая его мокрые волосы полотенцем. Через секунды, два парамедика по бокам помогли ему маленькому и дрожащему подняться до сидячего положения, спиной к двум другим тел, и начали задавать вопросы ему и женщине. С ним, очевидно, всё было в порядке. В отличие от тела, лежавшего в нескольких ярдах в стороне.