Умри за меня - Эми Плам

Моё лицо, должно быть, выражало недоумение, потому что она тут же пустилась в объяснения.

— Не то, чтобы я не могла пойти и завести дружбу с кем-нибудь из людей. Они бы многое не понимали. Но раз ты уже знаешь, кто мы такие…

Я мягко прервала её:

— Шарлотта, мне невероятно льстит, что ты хочешь со мной дружить. Ты мне, правда, тоже нравишься. Но я всё еще так расстроена из-за Винсента, что, если мы начнем с тобой тусоваться, а потом столкнемся с ним, мне будет очень тяжело.

Она отвела взгляд в сторону и небрежно кивнула головой, как бы отдаляясь от меня.

— Я думала, что вы зависаете с Чарльзом большую часть времени, — сказала я.

— О, он последнее время много проводит времени наедине с собой, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал легкомысленно, но у неё не очень получалось.

Её голос дрогнул, когда она продолжила,

— Так что с недавнего времени я по большей части занимаю себя сама, к чему не очень-то привычна.

Её попытка выглядеть храброй была разрушена слезой, которую я заметила, скатившуюся по щеке. Она отвернулась.

— Подожди! — сказала я, хватая её за руку и, потянув её назад, чтобы посмотреть ей в лицо.

Она смахнула еще одну слезу, уставившись в землю.

— Извини, кое-что… в последние время было трудным.

Похоже, не только у меня одной проблемы, подумала я. Моя решимость пала, когда я увидела печаль на её лице.

— Ладно, хорошо. Давай прогуляемся к реке.

Её опустошенные глаза встретились с моими и у неё появился проблеск улыбки на лице. Она взяла меня за руку и мы вместе пошли по улице. Пока мы спускались к воде, я указала на антикварный магазин, который торговал чучелами.

— Мы с мамой всегда здесь прогуливались, — сказала я. — Он как зоопарк, за исключением того, что все животные умерли. Сейчас я даже не могу пройти мимо него, чтобы не подумать о маме. Я осмелюсь туда зайти только в том случае, если, прямо здесь случится ядерная катастрофа и чучела белок окажутся в самом центре событий.

Шарлотта рассмеялась — это был тот ответ, на который я надеялась.

— Я себя также чувствовала, когда мои родители погибли. Всё мне напоминало о них. Еще много лет Париж казался мне городом призраком, — сказала она, пока мы спускались по ступенькам к набережной.

— Твои родители погибли? Раньше тебя? — спросила я, и пустота в моём сердце снова напомнила о себе.

Мы проходили мимо длинной вереницы плавучих домов, которые были пришвартованы к берегу. Шарлотта кивнула.

— Это была вторая мировая война. Во время оккупации. Мои родители руководили подпольной печатью из нашей квартиры, неподалеку от Сорбонны, где преподавал отец. Немцы нашли их и застрелили. Мы с Чарльзом той ночью были в доме у тёти, иначе, скорее всего они убили бы и нас. Мы гордились своими родителями и хотели пойти по их стопам. Поэтому, когда мы услышали об облавах…

Она замолчала, а потом объяснила,

— Когда полицаи окружили евреев, чтобы отправить их в концентрационные лагеря.

Я кивнула, показывая, что понимаю, о чём она говорит, и она продолжила,

— Мы укрывали некоторых друзей из школы и их родителей в нашей квартире, в комнате с фальшивой стеной, где была спрятана типография. Мы получали достаточно продовольственных карточек, чтобы прокормить и одеть всех нас шестерых, больше года, пока сосед всё не понял и не сообщил о нас.

Я замерла как вкопанная.

— Кто мог так поступить? — сказала я, ошеломленная.

Она пожала плечами и продолжила, взяв меня за руки и увлекая за собой. Мы смогли благополучно переправить семью в другое укрытие, но нас с Чарльзом поймали на следующий день и расстреляли.

— Я с трудом могу поверить, что это произошло здесь, в Париже.

Шарлотта кивнула.

— Они говорят, что тридцать тысяч наших «партизан» были расстреляны во время оккупации. По крайней мене, это официальная цифра. Некоторые были на самом деле преступниками. Но остальные были случайными прохожими, которых брали в заложники, а потом убивали, чтобы отомстить их соотечественникам за попытки сопротивления.

— Это было храбро с вашей стороны, твоей и Чарльза, помочь той семье.

— Да ладно, разве ты бы не сделала тоже самое? Разве ты смогла поступить бы по-другому?

Мы дошли до каменной скамьи и сели.

— Я не знаю, — наконец ответила я.

— Мне хотелось бы надеяться, что я поступила так же как ты. Но, на самом деле, не там много таких храбрых людей, как ты. Может поэтому ты стала одним из них. Я имею в виду — ревенентом, — сказала я.

— Жан-Батист так же думает. Что спасение жизней в нас уже изначально запрограммировано. Это заложено природой. Кто знает? — она замолчала, о чём-то раздумывая. — То, что я действительно теперь знаю, что могу сопереживать боль других, пережив подобную, когда моих родителей убили, из-за того, что те пытались спасти других людей. Что делает наше бремя постоянного риска своей жизнью легче.

Я кивнула и посмотрела, как она задумчиво ковырялась в ногтях.

— Так что произошло с Чарльзом? — наконец спросила я.

— Это часть всё той же истории, — сказала она. У него выдалось тяжелое время, связанное с тем несчастным случаем на лодке, что он не смог спасти девчушку. За последние пару недель он… — Она взвешивала как много можно мне рассказать и добавила, — стал одержим этим.

— Может со временем всё пройдет? — спросила я.

Она пожала плечами.

— В итоге я всё рассказала Жан-Батисту сегодня утром. Он собирается поговорить с Чарльзом.

— Может это поможет, — согласилась я.

Она покачала головой, показывая, что не особо в это верит.

— Давай сменим тему.

— Ладно, — сказала я, хватаясь за новую тему разговора.

— Итак, чем же плохо жить в одном доме с крутыми парнями? Исключая Гаспара и Жан-Батиста, которых, я думаю, можно назвать крутыми в своём роде…

Я умолкла. Она расхохоталась.

— Да они определенно не крутые, — согласилась она. — Там так много тестостерона витает в воздухе, что я не перестаю удивляться как у меня еще усы не выросли только от того, что я вдыхаю его.

Теперь была моя очередь смеяться. Такое чуждое мне ощущение, как будто я вдруг заговорила на китайском. Я не чувствую себя естественно, но это не означает, что это плохо.

Шарлотта посмотрела на меня с кривой усмешкой, гордая, что пробилась сквозь мою оборону.

— По правде говоря, — призналась Шарлотта, — они все как семья мне. Мы живем вместе на протяжении десятилетий. Ревенентам в деревнях приходиться постоянно переезжать, чтобы местные жители не узнали в них тех, кто погиб, спасая чью-то жизнь. Они постоянно переезжают из одного деревенского дома Жан-Батиста в другой. Большинство из них это устраивает, но это не для меня. Все эти люди мне как семья и я не могу их оставить.