Умри за меня - Эми Плам

Другая рука и нос отсутствовали.

— Ах, мой курос, — сказал Папи, подойдя к мраморной статуе.

Пятый век до н. э. Настоящая ценность. В настоящее время греческое правительство даже не выпускает такие ценности из страны, но я купил его у швейцарского коллекционера, чья семья приобрела его в девятнадцатом веке.

Он провел меня мимо усыпальницы усыпанной драгоценностях, находящейся в витрине.

— Ты никогда не догадаешься, со сколькими подделками тебе приходится сталкиваться.

— Что это? — спросила я, остановившись перед большой черной вазой.

Её поверхность была разрисована дюжиной людей красноватого цвета в драматических позах. Две группы в доспехах лицом друг к другу, а в середине обнаженный свирепого вида человек, стоявший во главе каждой армии. Они держали свои копья наготове, собираясь, бросить их друг друга.

— Обнаженные солдаты. Интересно.

— А, амфора. Она где-то на сто лет моложе куроса. Демонстрирует битву двух городов, ведомую их нумина.

— Кем?

— Нумина. В единственном числе нумен. Вид Римского божества. Они наполовину люди, наполовину боги. Могут быть ранены, но не убиты.

— Итак, раз они боги то дерутся голышом? — спросила я.

— Нет необходимости в доспехах? По мне, так они выглядят выпендрежниками.

Папи усмехнулся. Нумина, подумала я и пробормотала себе под нос,

— Звучит как нума.

— Что ты сказала? — воскликнул Папи, его голова дернулась, он оторвал взгляд от вазы и уставился на меня.

Он выглядел, будто кто-то ударил его.

— Я сказала, что нумина похоже на нума.

— Где ты слышала это слово? — спросил он.

— Я не знаю… по телевизору?

— Очень в этом сомневаюсь.

— Папи, я не знаю, — сказала я, отводя взгляд от его буравивших меня глаз, и, шаря по галереи, в надежде найти хоть что-нибудь, что могло бы выручить меня бы в этой ситуации. — Возможно, прочла об этом в старинной книге.

— Гмм… — он кивнул, нерешительно приняв моё объяснение, но продолжая смотреть на меня с тревогой.

Довериться Папи, который слышал про всех древних богов и чудовищах когда-либо существовавших. Я должна была рассказать, что Винсент ревенент, или, в конце концов, злобное подразделение ревенентов, не были «под радаром», как им казалось.

— Спасибо тебе за приглашение, Папи, — сказала я с облегчением, меняя тему. — Ты хотел еще о чём-то поговорить? Кроме статуй и ваз.

Папи слабо улыбнулся.

— Я попросил тебя прийти, чтобы привлечь к работе вас с Джорджией. Это просто перестрелка, — сказал он, взглянув на вазу, — или полномасштабная война? Наверное, это не мое дело. Мне просто интересно, когда вы планируете пойти на перемирие и восстановить покой в семье. Если всё пойдет так и дальше, то мне придется уехать в срочную непредвиденную деловую поездку.

— Прости Папи, — сказала я. — Это полностью моя вина. Знаю. Джорджия сказала, что ты и некие молодые люди оставили торчать её в ресторане.

— Да. Было что-то вроде экстренной ситуации и нам пришлось уйти.

— И у тебя не было достаточно времени, чтобы забрать Джорджию с собой? — спросил он скептически.

— Нет.

Папи взял меня за руку и осторожно повел меня обратно, в сторону выхода из магазин.

— Не похоже на тебя, ты так обычно не поступаешь, princesse. И твоё сопровождение повели себя не по-джентльменски.

Я кивнула головой, соглашаясь, но я не могла ничего сказать в своё оправдание. Мы подошли к двери.

— Поосторожнее с тем, с кем ты выбрала проводить время, chérie. Ни у кого нет такого доброго сердца как у тебя.

— Прости, Папи. Я улажу всё с Джорджией незамедлительно.

Я обняла его и вышла из темной комнаты, моргая от солнечного света. И после того, как я купила букет гербер у флориста по соседству, пошла домой, отчаянно надеясь помириться с сестрой. Не знаю, то ли из-за цветов, который свершили чудо, то ли он была просто готова простить и забыть. Но на этот раз мои извинения сработали. Речь Папи, вместо того, чтобы отговорить меня от встречи с Винсентом, только усилила моё желание его увидеть. Прошли долгие пять дней, и хотя мы планировали увидеться на выходных и общались смсками и по телефону, казалось, что прошла вечность. После завершение моей миротворческой миссии с Джорджией, я подняла телефон, чтобы позвонить ему. Но прежде, чем закончить набирать номер, я увидела его имя, появившиеся на моём экране, и телефон начал звонить.

— Я только что собиралась тебе позвонить, — сказала я, смеясь.

— Ага, конечно, — его бархатистый голос донесся с другого конца линии.

— Амброуз проснулся? И как он? — спросила я.

По моей просьбе он давал мне полный отчет о восстановлении своего близкого. На следующий день после поножовщины, его рана начала затягиваться и Винсент заверил меня, что всё как обычно, Амброуз будет как новенький, когда очнется.

— Да, Кейт. Я же говорил, с ним всё будет в порядке.

— Да, я знаю. Мне всё еще сложно во все это поверить, вот и всё.

— Ну, ты можешь сама его проведать, если захочешь приехать. Но куда ты хочешь сначала пойти? Так как нам удалось обойтись в ле де Маго без того, чтобы быть кем-нибудь убитыми или искалеченными, я мог бы снова отвести тебя туда.

— Конечно. У меня есть несколько часов перед ужином.

— Заеду за тобой в пять?

— Прекрасно.

Винсент ждал снаружи на своей Веспе к тому времени, как я уже спустилась.

— Ты быстрый! — сказала я, забирая у него шлем.

— Расцениваю это как комплимент, — ответил он.

* * *

Стоял первый холодный день октября. Мы сидели за пределами кафе на бульваре Сен-Жермен, под одной из высоких, ламп-обогревателей, которые растут на по всей террасе кафе, как только на улице начинает холодать. Их излучавшиеся тепло согревало мои плечи, в то время как горячий шоколад грел меня изнутри.

— Теперь это шоколад, — сказал Винсент, заливая толстой лавой растопленный шоколад в свою чашку и добавляя немного молоко из второго кувшина.

Мы сидели и наблюдали, как мимо шли люди, одетые в пальто, шапки и перчатки, впервые в этом году. Винсент откинулся на своём сидении.

— Итак, Кейт, дорогая, — начал он.

Я приподняла свои брови и он рассмеялся.

— Ладно, просто добрая Кейт. В духе нашего согласия раскрытия информации, я подумал, что мог бы предложить ответить на твой вопрос.

— На какой вопрос?

— На любой, если он относиться к двадцать первому, а не к двадцатому веку.

Я на мгновение задумалась. Что я действительно хотела знать так это, кем он был до того, как умер. В первый раз. Но очевидно, что он не готов был мне рассказать.