Место летнего отдыха - Слоан Уилсон

С тех пор как Молли в последний раз была во Флориде, вдоль дюн понастроили много домов, но она слишком углубилась в свои мысли, чтобы замечать их. Вокруг бегали дети, бросаясь песком. Какой-то волосатый мужчина в плавках присвистнул, когда она проходила мимо, но она его не слышала. Инстинктивно ноги вели ее на север, туда, где можно найти уединенное место, потому что осенью, когда налетал ураган, морские волны там обрушивались прямо на берег залива, и стройные ряды домов заканчивались в полумиле, подальше от греха. Забравшись на самый гребень дюн поближе к заливу, она сидела на песке, зажав в губах солоноватую травинку, и смотрела в морскую даль.

За час до прибытия самолета Сильвия переоделась в лучшее белое платье и причесалась. Посмотрев на себя в зеркало, она увидела осунувшееся от бессонницы и напряжения последних дней лицо. «Что ж, – мрачно подумала она, – если Хаспер ему что-то рассказывал, я вполне соответствую этому образу». «Перед отъездом в аэропорт стаканчик чего-нибудь крепкого не повредит», – решила она, и выпила два.

«Главное, сейчас не представлять, как он выглядит», – думала она. Он повзрослел, на будущий год поступит в университет, напрасно она рассчитывает увидеть юного мальчика.

Джон вышел из самолета одним из первых. По трапу спускался сильный восемнадцатилетний парень, но его улыбка, когда ему навстречу выбежала Карла, оказалась по-прежнему мальчишеской. Сильвия словно окаменела, когда он подошел к ней, обнял одной рукой – она уловила запах лосьона для бритья – и поцеловал коротким вежливым прикосновением губ.

– Рад видеть тебя, мама, – сказал он. – Ты выглядишь потрясающе.

«Ты тоже», – произнесла, как ей показалось, Сильвия, но ее губы шевелились беззвучно, поэтому ей пришлось повторить:

– Ты тоже.

Какая изящная у него походка! Какой он обходительный в разговоре с Кеном, как ласков с Карлой! С какой непринужденностью держится! Он так ловко открыл дверцу машины, помогая ей сесть, и закрыл ее плотно, но без хлопка. И что за неумолимая сдержанность кроется за всеми его хорошими манерами, думала Сильвия, какие секреты таятся в его глазах и улыбке?

– Молли приехала? – спросил он, уже сидя в машине, и ему почти удалось сделать это непринужденно.

– Она пошла к заливу и, наверное, перепутала время, – предположил Кен. – Когда приедем, она скорее всего будет уже дома.

– Тебя ожидает сюрприз, – сказала Сильвия. – Молли так похорошела, просто загляденье.

Джон ничего не ответил, и Сильвия впервые заметила, как он бледен.

Когда они приехали домой, Молли не было ни в гостиной, ни в спальне; и в глазах Джона промелькнула боль, слишком сильная, чтобы он сумел ее скрыть. Они расположились на террасе, выходящей на море; его глаза блуждали по всему побережью, но не находили ее. Сильвия пыталась завязать с ним вежливый разговор, пока он продолжал всматриваться в пески. «Я уже позабыла молчаливые, тайные приметы юности, – подумала Сильвия, – ясно, почему ей не хотелось ехать в аэропорт: она хотела встретить его одна». Улыбнувшись, она сказала Джону.

– Пожалуй, пойду отдохну. Почему бы тебе не прогуляться по пляжу?

– Можно я с ним? – спросила Карла.

– Ты останешься дома, – ответила Сильвия. – Кен, ты обещал Карле починить радиоприемник.

– Да, конечно, – в замешательстве сказал Кен. – Пойдем?

– Ну, пошли, папуля, – согласилась Карла, и они вдвоем отправились на второй этаж.

Сильвия зашла в дом и, стоя у окна, наблюдала за идущим вдоль побережья Джоном. Высокий молодой человек в коричневом габардиновом костюме наклонился вперед, чтобы преодолеть силу ветра. Прикрыв от солнца глаза ладонью, мать смотрела вслед сыну, пока тот не скрылся из виду.

Какую-то девушку он увидел еще издалека; на высоких дюнах спиной к нему и лицом к заливу, подстелив желтый халат, на песке сидела маленькая фигурка в голубом купальнике. «Может, это она», – подумал он, сдерживая себя, чтобы не побежать. Даже подойдя ближе, он не был до конца уверен, что это она. Потом на нее легла опережавшая его тень, и она подняла глаза: сужающееся книзу личико, большие глаза – Молли. Может быть, они что-то и сказали друг другу, но он не запомнил никаких слов, а только ее облик: темные волосы, тонкую золотую цепочку вокруг шеи, старомодный медальон на груди, подаренный ей матерью, ее невероятную грациозность– Молли в семнадцать лет.

Он сел рядом, ничего не сказав, по крайней мере ничего такого, что стоило бы помнить. Его взгляд упал на ее лодыжки, тонкие и изящные.

Минут пять они так и сидели, глядя на море, на пенящиеся волны, набегающие одна на другую. Тайком поглядывали друг на друга, но тут же отворачивались. В нескольких сотнях футов от них появилось какое-то семейство, приехавшее на пикник; пришла супружеская чета средних лет, подбежали дети, и родители начали раскладывать на песке скатерть, покрикивать, давая детям указания распаковывать корзины, открывать термосы, собирать дрова для костра. Раздосадованные Джон и Молли встали и пошли вдоль берега по мягкому песку – она в голубом купальнике, а он в коричневом габардиновом костюме представляли собой довольно странную пару. Их руки при ходьбе соприкоснулись, и он взял ее руку в свою.

– Как хорошо видеть тебя снова, – произнес он.

Часть четвертая

НАСТАЛО ВРЕМЯ ГОВОРИТЬ

Глава 23

– У Джонни есть подружка! – четыре дня спустя сказала двенадцатилетняя Карла.

– Да, – ответил Джон. – Есть.

Он стоял в плавках с небрежно накинутым на плечи полотенцем, скрывавшем красное пятнышко на плече, которое невыносимо смущало его.

– Теперь понятно, почему ты в сборной по боксу, – сказал Кен. – Плечи у тебя что надо.

– В общем-то мне не очень нравится заниматься боксом, – отреагировал Джон.

Он воспользовался первым же удобным моментом и помчался на пляж, где его ждала Молли. Им казалось проще уходить из дома по одному, чтобы встретиться где-нибудь без посторонних. Она сидела в голубом купальнике почти у самой кромки воды.

– Привет! – весело крикнул он еще на бегу. – Извини, что опоздал!

Опоздал он на целых три минуты. Улыбнувшись, она поднялась; ее волосы растрепались на ветру.

– Я не долго ждала, – призналась она.

Они пошли по пляжу в сторону от дома, привычно взявшись за руки; ветер подгонял их в спину. В конце пляжа у залива они остановились. Три лодки с рыбаками, промышлявшими ловлей креветок, направлялись в открытое море, борясь с волнами и начинающимся приливом. Над ними, словно огромный хоровод, кружилась стая чаек. Дальше по берегу во время последнего урагана вода проделала в песке большую выемку. Это место, отделенное от побережья крутыми обрывами, поросшими травой и низкорослыми пальмами, предполагало относительное уединение. Джон хотел предложить Молли пойти туда, но боялся, что она откажется и что, по всей вероятности, ее рука в его руке – просто проявление дружбы, далекое от желания уединиться с ним. Если он предложит ей направиться туда, думал он, она может отказаться и, наверное, спросит: «Зачем, Джонни?» Вполне вероятно, будет возмущена, шокирована, рассержена, поражена, вырвет свою руку из его навсегда, потому что он неправильно расценил ее товарищеский жест, а потом, разумеется, он будет стоять здесь, на берегу, и мямлить извинения, и разверзнется небо, и все мечты рухнут, и рассыпятся у ног, словно разбитое стекло. Разрываемый непреодолимым желанием остаться с ней наедине, подальше от глаз купающихся, отдыхающих и собирающих ракушки, и одновременно обуреваемый страхом разрушить все, что уже можно было считать верхом блаженства, он стоял, не смея вымолвить ни слова. Затем, с ощущением, что он делает огромную ставку в игре и рискует потерять все, он проговорил:

– Пойдем туда, посидим – там нет ветра.

– Пошли, – согласилась она.

Они зашли в амфитеатр из песка разрушенных дюн. Песок под ногами, местами светло-коричневый, где-то серый и даже белый, все еще носил ребристые следы волн. Оказавшись вдали от посторонних глаз, они сели в неловкой позе, спиной к покатому склону дюны, вытянув вперед ноги, все еще держа друг друга за руку, с напряжением и даже мукой, написанными на их лицах. Ему хотелось обнять ее за талию, прижать к себе, дотронуться до ее плеча, но им снова овладел страх, уже удвоенный. Может, и в самом деле она пришла сюда, чтобы скрыться от ветра. «Джонни! – скажет она, если он дотронется до нее. – Джонни Хантер, прекрати сейчас же! Что за глупости! Джонни, тебе должно быть стыдно!» Она может залепить ему пощечину, может с криком побежать по пляжу, призывая на помощь, может рассказать все своему отцу, обратиться в полицию; а самое худшее, она может почувствовать, что он вызывает у нее отвращение, что она его не любит. Если он попытается ее поцеловать, она в ужасе отпрянет от него, как от свиного рыла, и тогда, как он всегда и предполагал, станет ясно: в нем есть что-то отталкивающее, и он обречен на одиночество. Потом он побредет домой, зная, что скоро она его бросит ради кого-нибудь еще; пусть она была добра с ним, но, если вдуматься, никакой доброты не хватит, чтобы преодолеть чувство отвращения и полюбить.