Кровавое золото Еркета - Герман Иванович Романов

Глава 25

«Это засада, уж больно хивинцы «радушие» свое четвертый день показывают гяурам. Так не бывает у разбойников — чисто восточный подход — наговорить кучу комплиментов, накормить, а потом перерезать глотку. Или шкуру содрать, как в моем случае».

Бекович бестрепетно смотрел в глаза хивинского хана — они были ровесниками, ну может быть Шергази был постарше на несколько лет. Вот только глаза владыки были немного растерянными, бродили из стороны в сторону. Никто из хивинцев, включая хана и его окружение, никак не ожидали, что в полуденную молитву зухр, вместе с хозяевами, на противоположном берегу арыка будут также открыто выполнять и прибывшие сюда «гости». Совершал обязательный для каждого правоверного намаз сам посланник «белого падишаха», оба его брата и десяток ногайцев и узденей личной охраны — все в расшитых праздничных халатах.

Вместе с ними молился пришедший из селения суфий с двумя учениками. Бекович заранее озаботился свидетелями, и за эти четыре дня беседовал с этим мудрецом многократно и весьма познавательно, приводя свои доводы в защиту учения про «джумхурию. Того самого, что легло в построение Муаммаром Каддафи «Джамахирии», первого опыта воплощения в жизнь исламского социализма, теория которого была изложена в его известной «Зеленой книге». И западным странам пришлось изрядно потрудиться, чтобы погубить Ливию — новоявленные ханы, пришедшие к власти при их вооруженной поддержке, сами разодрали процветающую страну в мелкие клочья, обернув «благо для всех» только к собственной выгоде.

Да и о «праведных халифах» говорили долго и горячо — суфий оказался их рьяным почитателем, как и сам Бекович, в той жизни бывший сторонником социализма до самого последнего дня жизни.

«Нас будут убивать — это уже предрешено. Время для нападения выбрано ими самое удачное — солнце в зените, припекает — для европейцев тяжело сейчас находиться в этом пекле, а для местных почти комфортно — они привычные. Те полсотни лишних хивинцев, что пришли еще с утра как повара и прислуга — самые натуральные воины, ухватки ведь не спрячешь. Причем матерые убийцы — движения плавные, выверенные, ни одного лишнего шага. Хотя в кулинарии знают толк, следует признать — запахи от костров идут просто сногсшибательные. Вот только сразу после обеда, когда гяуры отяжелеют от пищи и потеряют бдительность, их начнут резать.

Да, все выверено — жаркое солнце за несколько часов притупит подозрительность как здесь, так и в нашем лагере — пойдет, как говорили в армии «раслабуха». Да еще нас тут накормят — все правильно — на полный желудок драться будет тяжело, без той сноровки.

Уверен — луки они имеют, хотя ни у кого их не видно, в саду спрятали, и в юртах. А вот пистоли у многих, персидские и османские — рукояти резные и украшены зело, арабской вязью сталь покрыта, насечка. Дорогие штуки, вот только как и многие другие восточные вещи мало функциональные для реального боя. Хоть в чем-то они уступают, и то хорошо!»

— Ты выглядишь правоверным, коназ, и совершаешь намаз, — хан говорил беспристрастно, словно констатировал факт, который имел место. Бекович отвечал ему также совершенно спокойно:

— А я и есть правоверный, только соблюдал принятые у московитов обычаи. А ведь это не запрещено. И мое близкое окружение мусульмане, вот два брата стоят. А мое настоящее имя, которое ты знаешь, владыка блистательной Хивы — Девлет-Гирей-мурза. Я один из потомков великого Чингиз-хана, как и ты, повелитель Хивы Шергази-хан.

«Только троим не хочется проливать мою кровь — оба имама побледнели, как и советник хана — тот даже глаза прикрыл, и пальцы дрожат. Мое поведение и заявление смешало карты пасьянса — одно дело содрать с вероотступника шкуру, вполне благочестивое занятие в глазах ханской свиты, хотя и порицаемое, а другое с правоверного, тем более гостя, с которым вкусили пищи, вот тут вообще харам, то есть грех!»

— Да, я знаю о том, коназ, но думаю, что твоя вера притворна! Как и подарки, что тобой были даны от имени твоего повелителя — я не стану принимать их! Из рулонов тканей в сто локтей только два, с семи других взяты отрезы чуть ли не в треть! И эта походная юрта на колесах — она никчемна и бесполезна! А блюда и ножики из серебра дарят бекам, а не ханам, а прочим вообще не надлежит есть мусульманину! Это не подарки от повелителя к повелителю, а оскорбление!

«Ай-ай-ай, то-то Самонов глазки тогда потупил. Украсть царские подарки преступление, и перс на это пошел, думая, что хивинский хан ничего не скажет. И тем самым воровство будет покрыто! Ошибся ты, князь Михайло, и натура твоя поганая — боясь наказания за казнокрадство, ты бежал и сменил веру, но вором так и остался по своей сути. Но ты принес мне пользу — хан раньше времени обозначил свои намерения!

У него была проигрышная позиция — просящий всегда ниже того, у кого он просит — а тут на кону было перемирие. Теперь Шергази-хан в роли обвинителя, и в глазах своих людей у него невероятно возрос рейтинг, к тому же он выступил в защиту справедливости — ведь оскорбили его, а не он! И теперь в мой адрес пошли обвинения!»

— Ты не прав, Шергази-хан — все подарки сделаны от меня, как от посла — я соблюдаю традиции, заложенные нашими с тобой великими предками. Да, подарки бедны, но это с твоей точки зрения, повелитель Хивы, ты ведь богатейший хан, — Бекович усмехнулся, глядя на удивленное лицо своего противника, и жестко произнес:

— А я лишь один из потомков «Потрясателя Вселенной», и отдал все свое имущество, чтобы собрать дары, достойные тебя! А в ответ ничего не получил — не думал, что владыка Хивы настолько скуп и не соблюдает законов гостеприимства! Даже дешевые отдарки ты мне сейчас не преподнес, как положено по обычаю!

«Эх, Петр Алексеевич, ты бы хоть с умными людьми посоветовался, когда дары выбирал. Карета здесь нужна, как индусам тушенка из говядины, а столовый набор на шесть персон из дешевого серебра