Безумные дамочки - Джойс Элберт

— Сумочки нынешней весной будут забавной расцветки, если тебя это интересует, — сообщила коллега, отрывая взгляд от пишущей машинки. — В моде цвета питонов и лягушек. Жуткое чувство.

— У меня оно как раз такое сейчас, — сказала Лу.

— Любовь?

— Своего рода.

Страстное желание заполучить колонку не очень отличалось от желания получить мужчину, так ведь? Обе ситуации одинаково угнетали ее, болезненно возбуждали, доводя до исступления.

— Его жена устраивает сцены из-за тебя? — спросила девушка.

— Она обо мне не знает. Во всяком случае, так говорит Дэвид.

— Господи, только не говори, что он потерял интерес к тебе. Я не перенесу этого разочарования.

— Нет, не думаю, что это так, но он в трудном положении. Хочет, чтобы мы обе были счастливы.

Лу считала, что гораздо мудрее притворяться, что огорчаешься из-за Дэвида, а не из-за карьеры. Глупо демонстрировать собственный интерес, пока не добьешься чего-то значительного, а тогда результат будет говорить сам за себя. Тем временем наилучший способ поведения — скрыть от коллег по работе свое желание получить колонку, соблюдать полное хладнокровие.

— Это мисс О’Хара, — сказала она в трубку секретарше Дэвида. — Мистер Сверн недавно звонил мне. Можно переговорить с ним?

Она подумала, что Дэвид очень мило поступает, стараясь сберечь ее репутацию, называя ее чужим именем, но сомневалась, что его сотрудники попадаются на этот крючок. Лу прекрасно знала, как трудно сохранить секрет в любом учреждении.

— Привет, милая. Как дела? — через секунду спросил Дэвид.

— Это я должна задать тебе этот вопрос. О тебе и Лилиан. Ей лучше? — Ей должно быть лучше, иначе он не пришел бы на работу. — Рассказывай, как дела на семейном фронте.

— Доктор дал ей вечером успокоительное, и, судя по всему, лекарство оказалось эффективным. Думаю, через несколько дней она полностью оправится. Я велел горничной каждый час заходить к ней. Подожди минутку. — Голос его стал тише и жестче, он с кем-то разговаривал. — Нет, Симона, другую накидку. Да, ту, с яркой лентой. Вот так, дорогая. — Он снова обратился к Лу: — Мы можем вместе пообедать, детка? У меня для тебя маленький подарок.

— Не нужно все время что-то дарить, Дэвид. Правда, ты меня портишь.

Специалистка по сумочкам в притворном ужасе закатила глаза при этом не очень искреннем протесте. Лу ухмыльнулась, подмигнула и глянула на портрет сурового Джеймса Галаноса с непривычной улыбкой на лице.

— Я бы с удовольствием, Дэвид, но мне нужно быть в другом месте. Сам знаешь, подготовка к весеннему сезону. А в пол второго не будет поздно, дорогой?

Коллега начала изображать игру на скрипке и замурлыкала любовную мелодию.

— В самый раз, — сказал Дэвид. — У меня тоже есть срочные дела.

— Великолепно. — Лу уже собиралась положить трубку. — Увидимся в полвторого.

— Кстати, что ты делала вчера вечером?

— Обо всем расскажу за обедом.

— До свидания, дорогая.

— Что он припас для тебя на этот раз? — спросила девушка. — Горностаевый жакет?

— Кто знает? Какая разница?

— Для меня есть. Я ревнива.

— Но у тебя есть Джейсон, и он не женат.

— Джейсон мне не подарит такой шубки.

— Как говорится, уж лучше…

Лу оборвала фразу на полуслове, потому что распахнулась дверь в кабинет хозяина и в проеме появились Тони и Питер Нортроп. Они стояли так близко, что их головы почти соприкасались. На Питере был темный пиджак с кожаными нашивками на локтях, а Тони, как всегда, упакован в английский твид. На какую-то секунду они замерли. Затем Тони что-то сказал Питеру, который слегка наклонил голову, а затем почти незаметно кивнул. Тони выудил что-то из кармана брюк и вручил это Питеру, который снова кивнул, на этот раз более явно. Голубые глаза смотрели в голубые глаза, но никто не улыбался и никто не говорил. У Лу было ощущение, что она смотрит сцену из фильма Антониони, одну из его молчаливых, таинственных сцен, когда встречаются двое людей, и четкость их физического облика никоим образом не умаляет зыбкости и таинственности того, что только что произошло между ними. Через секунду дверь закрылась, а Питер Нортроп быстро пошел по ковру к своему столу и сел под фото ослепительно улыбающейся Коко Шанель, на которой было одно из ее знаменитых жемчужных ожерелий.

После этого время для Лу понеслось бешеным темпом. Секретарша сказала, что Тони Эллиот не сумеет встретиться с ней. Нет, точно, не сумеет. Сейчас к нему должны прийти, потом обед в другом конце города, а затем нужно успеть на самолет в Бостон.

— Ну, мне и не нужно видеться с ним, — сказала Лу. — Мне надо, чтобы он одобрил статью, которую я только что написала. Наверное, мистер Эллиот прочтет ее завтра.

— Завтра он будет в Бостоне. До понедельника его не будет.

— До понедельника?! Это точно?

— Точно, мисс Маррон.

— Но он говорил, что хочет опубликовать статью в понедельник. Она предназначалась для центрального разворота.

— Странно. — Раздраженная пауза. — Я знаю, что на этом месте будет статья мистера Нортропа.

— А, понимаю.

— Мне жаль, мисс Маррон.

— Мне тоже.

Ей хотелось разрыдаться, но для таких эмоциональных всплесков у нее не было времени, не было. Она опаздывала. Нужно бежать, ловить такси и нестись на выставку бюстгальтеров. Ей никогда так не хотелось никуда не ходить. Когда она приехала, несколько манекенщиц уже были на сцене. Бюстгальтеры были чудно сделаны, прекрасных цветов. Манекенщицы демонстрировали немногочисленной публике, как легко подгоняются лифчики под платье любого кроя, с любыми вырезами.

Следующий показ был в нескольких кварталах от этого зала. Весенние модели, и снова народу немного. «Покупатели весной замерзают. Посещение выставок падает», — записала Лу в блокнот. Несколько образцов было очень милыми. Ведущий объявил: «Они подойдут и для дискотеки, если надеть нижнее белье». Он был одним из партнеров в фирме, и вид у него был удрученный.

— Люди считают, что важна только осень, — рявкнул ведущий, когда Лу подошла попрощаться перед тем, как уехать к Дэвиду.

Они всегда обедали в одном ресторане, но это случалось не часто. В ресторане не было ни окон, ни свежего воздуха. Он был расположен на Тридцать седьмой улице, между Пятой и Шестой авеню, и его облюбовали для обедов служащие и постоянные клиенты из соседних зданий. Этот отрезок улицы был узким и темным, насыщенным запахом пищи и выхлопными газами.

Ресторан располагался на втором этаже, и, чтобы скрыть отсутствие окон, зал был декорирован под ночное время, когда на улице все равно темно. Лу всегда требовалось какое-то время, чтобы глаза привыкли к дымному тусклому свету, темно-красным скатертям. Возникала иллюзия, что ты в каком-то ночном клубе Нью-Орлеана.

Дэвид сидел на обычном месте, в глубине задней комнаты. Увидев ее, он начал медленно подниматься, но Лу жестом остановила его.

— Здесь слишком людно, чтобы быть галантным, дорогой, — сказала она, поцеловав его в лоб. — Я присяду.

Дэвид оставил ей более удобное место у стены.

— Что будешь пить? — спросил он через стол.

— Кампари с содовой.

— Один кампари с содовой, — сказал он официанту. — И один виски со льдом. Великолепно выглядишь, — сказал Дэвид, беря ее за руку. — Хотя уверен, что ты работала, как лошадь.

— Откуда ты знаешь?

— Рот. Он как-то изменяется, когда ты много работаешь. Не могу объяснить, в чем дело, но это так.

— Я содрогаюсь от мысли, как рот будет выглядеть к концу дня. У меня еще три показа. Хорошо, что я ночью выспалась. Угадай, куда я пошла ужинать?

— В «Элен»?

Они оба рассмеялись.

— Как ты догадался? — спросила она. — Я встретила…

Она рассказала о супружеской паре, которую они оба знали, о выставке в Еврейском музее.

— Но через несколько минут я ушла. Это был такой карнавал, что и не вообразить.

Официант принес напитки и дал меню.

— Сначала, — сказал Дэвид, — позволь вручить тебе вот это.

Достав из внутреннего кармана пиджака изящную коробочку «Картье», он положил браслет на стол. Камни таинственно мерцали в призрачном свете ресторана.

— У меня нет слов, — сказала Лу. — Что это? Я имею в виду, какие камни?

— Изумруды, рубины, розовый кварц и жемчуг. Тебе нравится?

Она надела браслет на свою изящную руку, боясь даже подумать, сколько это может стоить.

— Очень красиво, Дэвид. Прекрасно. Спасибо.

Когда она взяла его за руку, на глаза у нее навернулись слезы.

— Эй, — сказал он, — за столом не надо плакать. Это категорически запрещено.

— Это потому, что я ужасно счастлива.

Изумруды переливались в рубины, рубины — в розовый кварц, и только жемчужины выглядели непоколебимыми. Когда Лу смахивала слезинки, перед ее глазами стояло жемчужное ожерелье Коко Шанель, и она постаралась счастливо улыбнуться Дэвиду.