Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ева Ночь

— Лендры? — я споткнулась о новое слово.

— Городские ведьмы. Они посильнее медан, послабее сайн. Хотя, возможно, не всегда. Но у лендр — свой путь, поэтому им плевать на славу и силу сайн и нет желания становиться чем-то большим, чем они есть.

— А маги?..

— Мужчины-колдуны. Те, кто не отказывается от дара вольно или невольно. Но у них почти нет выбора: самых слабых и никчемных мальчишек отцы отдают магам.

— Вот интересно, как это можно определить, — буркнула я, жалея несчастных мальчишек, которых лишали семьи.

Иранна передернула плечами. Что-то сверкнуло в её глазах. Холодно так, нехорошо…

— Сироты, калеки, болезненные детишки… Напуганные зверьки, пережившие в детстве трагедию… Заторможенные, не умеющие дать отпор. Хилые, рассеянные, со слабой реакцией…

— Ужас какой…

Меня это разозлило. Какое-то тупое бессердечие.

— Для них это шанс выжить, Дара, — тихо сказала Иранна.

— А слабых девочек не бывает? Куда сплавляют их?

— Девочки… сильнее. Но если совсем плохо, есть приюты, где можно жить и набираться сил. Рано или поздно почти все женщины, подпитанные силой, находят место, зарабатывают на кусок хлеба и не страдают от того, что природа не одарила их щедро мускулами или быстрой реакцией.

Поодаль появился Геллан. Говорил о чём-то с меданами и кузнецом. Чёткие жесты, властный голос.

— А стакеры? — спросила я машинально, не отрывая глаз от группки людей вдали.

Иранна обернулась, проследив за моим взглядом. Нарочито так, демонстративно. Чтобы я поняла: она могла этого и не делать.

— Стакеры хуже магов. Так здесь считают. Они другие. Им не нужны камни, чтобы сдерживать силу. Им не нужна магия, чтобы творить чудеса. Они сами — клетка для своих способностей. Хотят — выпускают птицу на волю, хотят — держат в неволе. Кормят или морят голодом. Их право. Стакеров боятся, ненавидят, презирают. Но не гнушаются пользоваться их услугами, способностями, силой.

— Геллан сказал, что стакеры — убийцы.

— Так и есть. Убийцы нежили, потусторонних сил, колдунов. Да и человека им прихлопнуть ничего не стоит. В Братство попадают отбросы, разбойники, бандиты, висельники, насильники, воры, незаконные сыновья. Чья жизнь ничего не стоит в глазах других людей. Имя им — Смерть. Они её сеют, они её принимают. Так или иначе.

— Но Геллан же не такой… — мне хотелось порвать Ираннин жесткий тон на куски: от него сжималось внутри и хотелось бунтовать.

— Геллан — выродок. — она сказала это каменным голосом. Мраморным, как холодное надгробие. Зубастым, как пила.

Мила рядом выпрямила спину.

— Его мать хотела спасти его. И спасла. И нет разницы, каким способом. — сказала она тихо. — Мальчик жив, а мог и не выжить здесь.

— Живой мальчик-стакер мог бы накостылять всем подряд, чтобы, прежде чем сказать слово «выродок», каждый подумал: а стоит ли делать это?

Мила расслабилась, Иранна ухмыльнулась.

— Ты бы так и сделала, да, Дара? Вбивала бы в глотку ненавистное слово?

— Не обязательно, — показала я зубы, — можно и в какое другое место.

— И для него ты сделала бы то же самое?

Похоже, у Иранны слишком много вопросов.

— Неа. У мальчика-стакера есть всё, чтобы позаботиться о себе самом. Мой па учил: каждый сам выбирает для себя меру страдания. Если человеку нравится страдать, ты его не спасёшь. Хочешь помочь — подтолкни, но не делай за него грязную работу. Поэтому я буду толкать, а всё остальное он сделает сам. Если захочет, естественно.

Иранна отвела глаза и провела рукой по белому платку-шапочке.

— Трудно тебе придётся. Однажды он ответил ударом на удар, и ничего хорошего из этого не получилось. Поэтому он дал слово не обращать внимания на то, как его называют.

— Однажды он поклялся не быть стакером, но, кажется, обстоятельства оказались сильнее каких-то там клятв.

Иранна улыбнулась тонко, одними губами.

— Ты хлещешь словами, как косой дождь.

— Мы отвлеклись, — больше всего мне не хотелось ввязываться в перепалку с Иранной, — итак, все эти побрякушки драгоценные только для того, чтобы погасить естественные силы? Получается, они глушат способности?

— Получается так.

— А если это не совсем камни? Украшения не совсем из натуральных камней?

Иранна посмотрела на меня с интересом, выжидающе. Я вздохнула. Тёмный народ, эти зеоссцы.

— Ну, украшения можно делать не только из сверкающих каменьев. А… из чего-то подобного, красивого, похожего, но не натурального.

— Фальшивые камни?..

— Ну да.

— Интересно… Здесь это как-то не принято. Только солнечный камень, который очень ценится, но встречается редко, заменяют слезами эхоний.

— Эхоний? Это что за крокодил такой и от чего он плачет?

— Д-д-дерево — уточнила Мила. — Э-э-хония.

— Что это за солнечный камень такой ценный? — спросила я, пока не совсем понимая, о чём речь.

— Камень над камнями. Прозрачный, как вода в горном озере. Неприметный, пока не падает на него свет. Солнце, Луна, огонь преображают застывшую воду и превращают в радугу, искры, оттенки, от которых глаз оторвать трудно.

— А-а-а-а… — до меня наконец дошло. — Бриллианты. Ничего не меняется в мирах глобально. Люди гибнут за металл и поклоняются сверкающим стекляшкам.

— У нас называют их солнечными камнями. — тупо гнула своё Иранна.

— Ваши мужики обвешаны ими? Или я путаю?

— Путаешь. У каждого есть один-два заветных камня, а всё остальное — слёзы эхоний. Смола этих деревьев очень похожа, но всего лишь подделка, не имеющая ни силы, ни мощи солнечного камня.

— И чем же ценны эти погремушки? Сдерживают силу во сто крат?

Иранна посмотрела на меня долго-долго, прежде чем ответить:

— Солнечные не сдерживают. У них другое предназначение. В них самих — сила. Охраняющая, защитная, мудрая, притягательная. Владеть ими не так просто. И лучше не знать, что они могут, когда их много.

— Да ну, на фиг, — пробормотала я, — страсти какие. Хотя в нашем мире за них убивают иногда. Слишком дорогие. Скажите мне лучше, если украшения не будут гасить способности, женщины захотят их носить?

— Какая женщина откажется от красоты? Особенно если она не вредит.

— Ну, не носят же они слёзы эхоний ваших.

Иранна опять посмотрела на меня пристально. Что мелькнуло в её глазах? Жалость?

— Солнечный камень — мужской. Так уж тут повелось. Поэтому даже фальшивку вряд ли какая женщина рискнёт надеть.

— А у нас бриллианты носят женщины. В основном. У меня идея появилась. Есть здесь где-нибудь стол?

Иранна легко поднялась на ноги и пошла в сторону деревни. Я поплелась следом, хвостиком за мной — Мила. В маленьком уютном садике — огромный стол. Поверхность ровная-ровная, затёртая до блеска сотней рук.

— Здесь мы с детишками занимаемся, — Иранна произнесла это просто и уселась поудобнее на лавочке.

Я кивнула, старательно делая вид, что не поняла её тонкого намёка на толстые обстоятельства. С Милой мы сходили к месту, где отдыхали наши лошади и принесли в садик мешок. Ребёнок ещё тоже не понимал, что к чему. Я высыпала горстку мимеиных семян на стол и полюбовалась идеально круглыми бусинами.

— Мне нужна иголка с ниткой, — скомандовала я, — лучше, конечно, что-то пожестче, тонкая металлическая проволока или леска были бы кстати, но, боюсь, здесь такое не водится.

У них водилось нечто круче. Слово «леска» сделало мой день: у них тут дерево какое-то чудовищное растёт с тонкими нитями вместо листьев. Они называют его айгур. Этими практически неубиенными нитями сшивают кожу, плетут из них сети для рыбы, используют для удочек и много где ещё.

Годилась эта зачётная вещь для моих целей идеально. Иранна и Мила с любопытством смотрели, как я пыхчу, пытаясь провертеть дырку в круглом семени. Почти что долбить камень, но я справилась. Иранна со вздохом принесла мне подобие тонкого шила — и дело пошло лучше.

— Когда-то давно, когда я была поменьше Милы, мама вбила себе в голову, что девочка должна заниматься рукоделием. — вещала я, накручивая дырки в семенах. — Почему именно бисероплетение — тайна, покрытая мраком. Из этой тоски я вынесла кое-какие навыки и умение плести нехитрые украшения. И вот она истина: никогда не знаешь, что тебе пригодится в жизни! Меньше всего я думала, что эта тоска понадобится когда-нибудь, а вот поди ж ты…

Конечно, мимеи не бисер, но зато плелось куда легче и веселее. Мила смотрела во все глаза за моими руками. А пока я разглагольствовала, оказалось, подтянулись любопытные меданы и девчонки с разноцветными паклями вместо волос. Толкались, вытягивали шеи, тихонько охали и не могли глаз оторвать от переливающихся бусин. Проняло до печёнок, я так понимаю.

— Ну, как-то вот так, например, — пробормотала я удовлетворённо, застёгивая простую фенечку на запястье Милы.