Порочный круг - Майк Кэри

Машина осталась на другом конце площади, так что кратчайший путь туда лежал через парк. Обогнув тюдоровский павильон, где когда-то продавали мороженое, я увидел противоположные ворота: господи, неужели закрыты? Несколько шагов — я подошел вплотную и потянул на себя. Бесполезно, ворота заперли на ночь.

Обернувшись, я заметил, что крепыши направляются ко мне.

— Ворота закрыты, — спокойно объявил я. Разборку устраивать не хотелось, и я даже не подумал, что у них другие намерения. Увы, они по-прежнему шагали в мою сторону, хотя уже знали: здесь не пройти. Но вдруг у них проблемы со слухом? Если не вгонять себя в жесткие рамки, почти всему на свете можно найти вполне безобидное объяснение.

— Отлично, — хрипло проговорил шедший слева парень и ловким натренированным движением вытащил из-за пояса нож. Его высоченный товарищ с бровями, по густоте напоминающими посудные ершики, сжал кулаки.

Что же, я ведь сказал «почти всему на свете», следовательно, мне попалось исключение, которое только подтверждает правило.

Громилы наступали. За их спинами виднелась пустая в обоих направлениях улица: да, помощи ждать бесполезно, нужно взять себя в руки и организовать хоть какое-то сопротивление! Однако нападавшие действовали куда быстрее и ловчее, чем я предполагал. Сойдя с дорожки, они рассредоточились, и я уже не мог следить за обоими одновременно. Чтобы не зажали в тиски, я попятился, но закрытые ворота оставляли всего два шага на отступление. Я то и дело поглядывал на Гулливера: даже без оружия он казался лидером тандема. Его партнер не стал дожидаться более удобного случая: мощный удар в прыжке — и я потерял равновесие.

Швырнув меня на ворота, он надавил мне плечом на грудь, да так сильно, что сбил дыхание. Подавившись воздухом, я безвольно соскользнул на покрытую трещинами мостовую и не успел пошевелиться, как громилы бросились в атаку. Двигаться, ерзать, вертеться — пусть нож запутается в складках шинели или войдет косо и не повредит жизненно важные органы, которыми столь щедро наделила природа. Но удара почему-то не последовало. Я продолжал ерзать, и парень с ножом чуть не упал на своего напарника — так бешено мы крутились на холодных мокрых камнях.

Парень с ножом выругался, и в тот момент какой-то предмет, выпавший из его или из моего кармана, с лязгом ударился о ворота и покатился по мостовой. Я ткнул локтем в горло нападавшего. Но там были не мышцы, а стальные провода, и любой удар превращался в мелкий раздражитель. Чтобы я не отвлекался, громила отвесил пару пощечин, а затем еще одну чисто для удовольствия, после чего его бровастый напарник вцепился мне в шею огромной ручищей и без малейшего сопротивления поставил на ноги. Однако во время бешеного рывка я сумел нащупать и поднять короткий металлический цилиндр, упавший рядом со мной.

Гулливер оказался еще выше, чем я предполагал. Меня оторвали от земли; я задыхался скорее под тяжестью своего веса, чем под давлением сжимающихся вокруг горла пальцев. Грубое массивное лицо приблизилось: очень крупный рот и неимоверное количество зубов.

— По, остановись! — рявкнул громила с ножом. — Ты его убьешь!

Голосище низкий и сиплый: создавалось впечатление, что с каждым словом парень изрыгает бритвенные лезвия.

— Я думал, так и надо, — прогудел Гулливер.

Со стиснутым горлом дышать я практически не мог, однако, уловив отвратительный горячий запах изо рта Гулливера, невольно оценил преимущества своего положения.

— Немедленно поставь его на землю! Когда придет время убивать, я скажу.

Зарычав, Гулливер опустил руку на сантиметр, и мои ноги коснулись мостовой.

Сморщившись от напряжения, громила с ножом регулировал высоту руки своего напарника: чуть ниже, на полмиллиметра выше, чтобы я и не задохнулся, и дрыгаться не посмел. Ни дать ни взять стоматолог, устанавливающий кресло в оптимальном положении. Такое сравнение мне совсем не понравилось.

Внешность, конечно, обманчива, но парень был редкостным уродом. В отличие от своего бровастого дружка он не источал грубую физическую силу, но с лицом, точнее, с его пропорциями, явно произошло что-то непоправимое: челюсть казалась слишком длинной, а глаза — посаженными чересчур низко. Создавалось впечатление, что устав от такого лица, предыдущий хозяин смял его и швырнул в мусорную корзину, а мой новый знакомый вытащил и дал вторую жизнь.

— А теперь поговорим. — Голос громилы напоминал утробный рокот.

— С-слушаю… в-вас, — невнятно пробормотал я: ублюдок Гулливер рассек мне губу.

— Да, правильно, слушай. Меня зовут Цукер, моего друга — По. Кастор, хочу кое-что тебе сообщить. Ты моему другу не нравишься, и он мечтает порвать тебе горло.

— Очень… жаль, — выдавил я.

— Да уж, жаль, — склонившись к моему уху, прошипел Цукер. Из его рта тоже пахло отвратительной кислятиной. Ну почему мне постоянно угрожают личности, пренебрегающие элементарными правилами личной гигиены?!

— Знаешь, по какой причине он хочет разорвать тебе горло?

— Понятия не имею, — прохрипел я.

— Конечно, не имеешь, — согласился громила. — Но я объясню. Ты якшаешься со всяким сбродом, продаешь себя направо и налево, набиваешься на неприятности.

Удивительно, но именно тогда я пришел к выводу, что у меня есть шанс. По какой-то причине этот придурок не хотел меня убивать, ну, как минимум, пока не прочитает нравоучительную лекцию и, возможно, не выпорет. Если это нежелание подорвет его решимость в тот момент, когда он со своим высоченным дружком соберется меня порвать, я получу ничтожный шанс когда-нибудь рассмеяться, вспоминая маленькое происшествие в парке.

Так или иначе, ни на один пункт обвинения я ответить не мог, потому что ладонь Гулливера — ах да, его же зовут По! — до сих пор сминала мою трахею. Сообразив, в чем дело, Цукер начальственно коснулся его запястья, и тот немного ослабил хватку.

— Ну, — я сглотнул и болезненно поморщился, — ес-сли об-бъясните, к-кого именно с-считаете с-сбродом, я пос-ста-раюсь об-бходить их с-стороной. — Я заикался и шепелявил куда сильнее, чем заставляла рассеченная губа, а под занавес даже выпустил струйку кровавой слюны: пусть думают, что я совсем плох.

— Неужели я расслышал нотки сарказма? — Цукер махнул ножом прямо перед моим носом. Двухцветный блеск острия подсказывал: нож любовно затачивали несколько часов, а напоследок вычистили и отполировали каким-то средством. Вероятно, я даже не почувствую, как в меня входит лезвие. — Ты не представляешь, насколько неуместен в данный момент сарказм. Сейчас твоим девизом должны быть покорность, раскаяние и готовность к сотрудничеству. На меньшее мы не согласны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});