Мой муж Лев Толстой - Софья Толстая

Любовь понятие, как и счастье, сложное, но однозначно должна отличаться положительным для своего объекта, в противном случае это сильное чувство, но не обязательно любовь. Терзания же, которые создает в душе Л.Н. Софья, не любовь, это нездоровые капризы чрезмерные. Это последствие несоответствия Анимуса и реального мужчины Софьи. Он будто бы пытается переделать его. И слезы её вовсе не страдания, а способ влияния.

6 декабря

Ездили с Соней, Сашей и внуками в театр: «Майская ночь» Римского-Корсакова. Не выдержан характер музыки: то лиризм, то речитативы, то русский или, вернее, малороссийский трепак, и ничто ничем не связано, и мало красивых мелодий. То, что интересует в новой музыке, сложность гармонии, как у Танеева, – этого нет, а что восхищает – богатство мелодий, тоже нет. В общем было скучно. Да и пустота в голове, не выздоровела еще я от душевного потрясения.

10 декабря

Отношения с Л.Н. стали лучше, но я уж не верю в их чистоту и прочность. Переписываю следующие главы «Воскресения». Глаза болят, досугу совсем нет, а я все переписываю.

Ездила в банк с Андрюшей, передала ему все его дела и деньги. Подарила ему шубу, 2000 р. денег и заказала дюжину серебра для его невесты. – За все мои хлопоты и подарки не только он мне спасибо не сказал, но вид имел недовольный.

12 декабря

Переписывала весь день. Вечер – квартетный концерт. Прелестно квартет Шумана. Слепота, жутко.

13 декабря

Пригласила Лавровскую петь, Танеева играть и близких друзей слушать: Раевскую, Колокольцовых, дядю Костю, брата с женой, Масловых и пр. Играл С.И. прелестно, аккомпанировал тоже. Лавровская пела много и хорошо. Было бы очень приятно, даже весело, если б не чувствовался в Льве Николаевиче злобный протест всему задуманному мною развлечению.

14 декабря

Писала, переписывая Льву Николаевичу, 7 часов, не сходя с места; отвечала на его письма. Голова закружилась. Приехал H.H. Ге. Лев Николаевич не весел и не приятен. Жалуется на боль в пояснице. Миша огорчает: все вечера и ночи пропадает по балам, день до трех спит, в лицее не был.

15 декабря

Весь день с артельщиком счеты и контроль книжной продажи. В пять – с Сашей крестили мальчика Ден с волосиками густыми. Потом посетители, баня. Вечером Л.Н. нам читал вслух Jerome’a, перевод – плохо. Полная оттепель.

16 декабря

Опять с утра счеты с артельщиком. Привела в большой порядок все практические дела, ответила на письма, все книги счетные учла. Приехала Варя Нагорнова, я ей очень рада; Н.Н. Ге тут, добрый, умный неудачник. Опять Л.Н. читал нам Джером-Джерома вслух и так хохотал сам, как я давно не видала его смеющимся.

19 декабря

Приехали с вечера в театре Корша, который должен был считаться вечером чествования семидесятилетия Толстого. Жалкий, неудачный вечер! Плохое пение, плохое чтение, плохая музыка, и отвратительные живые картины, в которых ни правды, ни красоты, ни художества – ничего. Почему-то делали страшные овации Михайловскому; потом начали кричать Толстого, потом послать телеграмму… Все это пошло, казенно, настоящего крика сердца толпы не чувствовалось. А сам Л.Н. уехал сегодня один в Ясную Поляну с почтовым поездом. Утром он занимался, потом в час поел овсяный суп, попил кофе и уехал, прося только H.H. Ге проводить его. Он заезжал на Мясницкую по просьбе Трубецкого, чтоб мастер из Италии, бронзовщик, мог бы поправить по натуре кое-что в бюсте Льва Николаевича.

Была утром на репетиции симфонического, а вечером прослушала опять весь концерт, кроме симфонии Бородина.

Приехали Илюша и Андрюша. Андрюша огорченный такой. Летом на Кавказе он легкомысленно сделал княжне Гурьели предложение, а потом письменно отказался от него. Княжна эта стрелялась, теперь ее родные заступились за нее, и Андрюша боится дуэли или убийства. Все только горе с ними! Миша уехал в Орел и оттуда к Илье и в Ясную.

Княжна эта умерла[6].

20 декабря

Узнала, что участвующие во вчерашнем так называемом Толстовском вечере и Илья сын с ними поехали в Эрмитаж ужинать, т. е. пьянствовать – и это чтят Толстого! Безобразие возмутительное!

Ездила сегодня с Сашей в консерваторский концерт памяти Рубинштейна; вещей хороших исполнили мало; хороша, драматична ария из «Ифигении» Глюка. Шли славно домой пешком с Сашей, А.И. и С.И., бодро, весело, болтали, смеялись. Мягкий мокрый снежок, все бело, луна сквозь облака… как хорошо было! Я упала, но ничего…

Дома волнительные разговоры о том, что стрелялась княжна Гурьели, которой Андрюша на Кавказе делал предложение и потом отказал. Боится мести родственников кавказских.

23 декабря

Выехали с Сашей и Соничкой в Ясную Поляну. Илья тоже ехал с нами. Дорогой тесно, Илюша юродствовал, шутил, всех смешил. В Ясенках Таня и Лева. Досада с уехавшим багажом; у Левы тяжелый и для него и для окружающих его характер, и он этого не замечает. – Ехали по воде, оттепель и мало снегу.

Дома Маша, худая, слабая, жалкая до слез. Коля при ней тоже жалкий. Таня бодрится, но не забыла еще своей несчастной любви и оттого тоже несчастная.

Л.Н. на этот раз тоже жалкий, потому что нездоров. Болит у него поясница и лихорадит его слегка. Приехала я бодрая, счастливая тем, что спокойно проживу в Ясной Поляне, в семье, без душевных тревог, без увлечений музыкой, не одиноко – приехала с радостным чувством, что буду со Львом Николаевичем, но так все угнетены, что сразу стало грустно. Растирала спину Льву Николаевичу, который меня ласкал.

24 декабря. Ясная Поляна

Встала рано, опять растирала спину и поясницу Л.Н., дала ему пить Эмс; и опять моя близость его волновала. – Погода плохая, ветер, сыро, хотя 3 градуса мороза. Л.Н. бодрей и мог опять немного заниматься, а те дни ничего не писал, совсем ослабел и завял. Все говорят, что я необыкновенно моложава; я думаю, что я своим моложавым сожительством действую бодрящим образом на Л.Н. Без меня ему не пишется, он легко заболевает, плохо спит и дряхлеет.

Сегодня он другой человек, и я ему это сказала, и он с улыбкой согласился. Мне здесь хорошо, только все мои не бодры; боюсь, что на всех и против общей кислоты духа – одной моей бодрости не хватит. Ходила в тот дом к Доре и Леве и наслаждалась миленьким, симпатичным шестимесячным внуком – Левушкой. Ходила по саду с сентиментальным, как всегда, чувством к Ясной Поляне, к воспоминаниям молодости, да и последних годов, и с молитвенным настроением.

Последнее время я слаба духом, не готова ни к какому горю, ни к какому несчастью. В душе размягченность и жалость ко всем и всякому, виноватость и неспособность к протесту, к терпению, к спокойствию, и главное, отсутствие религиозного настроения. Слишком переполнена душа чем-то другим.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});