Рёв - Ария Кейдж

Полагаю, несмотря на мой дневник, нависающий над нашими головами подобно гильотине, готовой упасть от рук Пола, я не могу это сделать. Почему он еще не шантажировал меня? Он хочет чего-то. Всегда. Он ждал до вчерашнего дня, чтобы сделать первый шаг, и сегодня я собираюсь сделать свой – навсегда покончить с той частью моей жизни, чтобы освободить место для новой.

Нейт провожает меня обратно в мою кровать, он тяжело вздыхает и целует меня в щеку. Я улыбаюсь и пытаюсь заставить его почувствовать себя лучше, потому что он должен работать, а я – начать приводить свою жизнь в порядок. Пол всё еще играет со мной в свою игру, блокируя мои счета. То, что он удерживает меня за мое прошлое, лишь начало его дьявольского плана. Скорее всего, он ждет, что сегодня я приду – и я пойду подготовленной, чтобы играть в полную силу.

Нейт бросил всё, чтобы защитить меня. Теперь моя очередь. Если Пол при помощи моего дневника добьётся своего, это может разрушить всё хорошее, что с тех пор сделал Нейт со своей жизнью. Нейт хороший мужчина, он создал лучшую жизнь для себя и других… меня. Я же сделала то, что делаю всегда – хороню себя и все мои грехи.

Но не сегодня. Я наблюдаю, как Нейт надевает свою одеревенелую от краски одежду, выезжает на своем грузовике с подъездной аллеи и едет по улице, когда я отправляюсь обратно в дом и иду прямиком в папину комнату. В этот раз моя рука не дрожит на ручке; в этот раз я проталкиваю себя вперед, ибо у меня нет другого выбора.

Как и во всем доме, простыни закрывают всё от пыли, но я не сомневаюсь, что под ними всё еще лежат все его вещи, равно как и вещи моей матери, которые он хотел сохранить, которые были практически всем. Я не убираю их, я не буду искать их. У меня есть единственная цель, из-за которой я нахожусь здесь, и я направляюсь к его секретному месту, под креслом-качалкой, в углу. Оно тоже было мамино. Она никогда не пользовалась им в этом доме. Каждый вечер, перед сном, она держала меня на руках, сидя в этом кресле, читала и пела мне. Полагаю, это - было немного жестоким напоминанием, но, в любом случае, он принёс его с собой. Это своего рода ирония, хранить кресло, как знак маминой любви ко мне, ведь его любовь ко мне основывалась на извращении… мне нужен был другой предмет.

Я волочу её кресло по ковру и избавляюсь от унылого воспоминания о ней, когда оно качается само по себе. Я впиваюсь ногтями в угол плинтуса, захватываю край ковра и оттягиваю его назад. Единственная просверленная дыра в одной из досок: все было так, как я запомнила.

Когда мне было двенадцать, я пошла на шум сверла и заглянула сюда, слишком заинтригованная, чтобы думать о своем благе. Я знала, что пронзительный звук того, как метал сверлил древесину, заглушил мою слежку, но существовал риск, потрепавший моё маленькое сердечко: я не была допущена в его комнату. Он что-то замышлял – это было очевидно. Так что, в следующий раз, когда была одна дома, я пошла посмотреть. Как только я нашла содержание его тайны – я поклялась никогда не подглядывать снова.

Сегодня я впервые за всё время вернулась в его комнату. Мой живот скрутило от затхлого воздуха и нервов, но я тянусь к дырке в древесине и задерживаю дыхание, пока поднимаю доску. Внутри темного пространства под половицами лежат его порно журналы, все в пыли от прошедшего времени. Я достаю их и откладываю в сторону, ища то, что, надеюсь, всё еще лежит под ними. Завернутые в наволочку, как готовые к утоплению котята, видеозаписи Нейта и меня. Аналогия подходит – содержимое кассет потопит нас, если попадет в чужие руки. Я никогда не смотрела их, но знала об их содержимом. Я видела, как он заряжал пленкой камеру и мне всегда было интересно, что он сделал с ней. Я благодарна, что мы не жили в век, когда интернет был услугой широкого пользования в домашнем обиходе. Нет, грехи моего прошлого записаны на VHS.

Я беру самодельный мешок и сдерживаю рвотные позывы, единственное, что удерживает меня от рвоты – рассматривание другого предмета, за которым я пришла.

Холодный металл неприятно ощущается под моими пальцами. Оборачивая пальцы вокруг стали, я вытягиваю его на свет и кладу на колени. Он не заряжен, в нем нет обоймы, которая все еще лежит в темноте, ожидая, искушая меня. Я знаю, что должна сделать и знаю последствия. Я тянусь за обоймой, беру пистолет и наволочку с моими грехами, и бегу из его комнаты на кухню.

Я вываливаю всё это на стол и пытаюсь успокоить свое трясущееся тело, пока оцениваю то, что должна сделать с содержимым. Ничто из этого не будет легким и всё же я не могу дождаться, когда всё это закончится.

Я засовываю все в кладовку и направляюсь в душ. Первое место, куда мне нужно пойти – мне не нужно выглядеть, как сумасшедшая женщина или они не воспримут меня всерьез. Мне нужно быть спокойной и сделать это правильно.

Шарлотта

21 год

Во всей моей жизни никогда не было ночи подобной этой, когда алкоголь, лица и музыка как следует затуманили моё прошлое.

Пол не смог присутствовать, мне жаль, что у него не вышло. Это был мой двадцать первый день рождения, это важно, не так ли? Пришли мои коллеги-медсестры, некоторые доктора и университетские друзья. Мы праздновали так, будто снова были студентами. Несмотря на то, что вечер должен был завершиться после ужина – мы отправились в местный клуб. Никто не мог поверить в то, что прежде я никогда не была в клубе, так что это было единогласное решение – убедиться, что я никогда не забуду. Я никогда не забуду.

Смеясь, я вываливаюсь из такси с неистово смеющимися Трентом, Долли и Люси, сидящими внутри. Это немного позорно, однако, мне глубоко наплевать. Я хочу делать это снова завтра вечером и послезавтра.

На крайне неустойчивых ногах я машу им рукой на прощанье, посылаю им воздушные поцелуи, пока, шатаясь, взбираюсь по лестнице в мою с Полом роскошную квартиру. Я слышу, как такси трогается с места с гоготом, проносящимся в воздухе, не знаю: смеются ли они потому что у меня целая вечность уходит на то, чтобы вставить ключ в дверь, или почему-то еще, но начинаю смеяться сама над собой, пока мой смех не оказывается единственным звуком в тихой ночи.

Кто знает, сколько бы времени ушло у меня, чтобы открыть дверь, если бы она не распахнулась. Сначала я туманно полагала, что собираюсь упасть в объятья Пола, но он делает шаг в сторону, позволяя мне жестоко упасть на пол. Алкоголь очень сильно блокирует вашу реакцию, поскольку я даже не вытягиваю руки вперед, чтобы уберечь себя от удара о плитку. Моё лицо встречается с прохладой твердой поверхностью, но прохлада ощущается не долго, прежде чем жгучая боль простреливает в челюсть, щеку и глаз.

– Вставай, – спокойно произносит он.

Что? Я не понимаю, что происходит. Он злится?

– Я сказал, вставай!

Затем происходит нечто, что меняет в наших отношениях все. Пол всегда был ревнивым мужчиной, всегда был немного непреклонным, всегда уверен в себе, но никогда не был жестоким. Сегодня вечером он изменил это своим первым актом ненависти ко мне, пнув меня в живот. Я чувствовала, как жестокость проникает прямиком через мои внутренние органы и знала (даже с отсутствием ясности в мыслях из-за алкоголя), это было плохо.

Я кричу и сворачиваюсь в клубок. Почему жертвы скручиваются? Это лишь дает атакующему другую цель, которую он с жадностью принимает. Мало того, что я ощущаю его ногу, затем я чувствую его щедрую руку на своей голове. Похоже, прошло лишь десять секунд, но этого было достаточно, чтобы напугать и сделать так больно, что меня вырвало и я отключилась.

Я очнулась позже; он ушел, но я все еще там, лежу в собственной рвоте. Я пытаюсь сесть, осматриваю свои волосы, висящие прядями, залитые переработанным алкоголем и содержимым желудка. Мир безумно вращается, снова побуждая меня к рвоте.

Не знаю, от алкоголя это или от сотрясения, возможно и от того и от другого. Я напугана и не думаю, что могу открыть хоть один глаз. Не думаю, что действительно могу двигаться, чтобы привести себя в порядок и убрать весь этот бардак. Я должна бежать, должна постоять за себя – я должна уйти. Впрочем, на самом деле, в глубине всего важного для меня, я знала, что заслуживаю это.

Папочка издевался надо мной, а теперь он мертв. Любовь всей моей жизни в тюрьме, потому что это был единственный способ освободить меня. Меня совали в семьи, которые все, кроме последней, обманули ту частичку веры в мир, что у меня была. Вместо того, чтобы поступить так, как нужно, и пожаловаться на них, я незаметно исчезла ночью, и в свою очередь, позволила им направить свои грехи на других приемных детей.

Я ушла от своей неразделенной любви в руки другого монстра, который заботился обо мне меньше, чем все остальные. Я заслуживаю это, в том числе и немного за жизни, которые я отяготила.

Это моё наказание, прежде чем я умру. Я лишь надеюсь: он убьет меня как можно скорее.

Глава 18