Есть! - Анна Матвеева

– …Гриша умеет вкусненько, а Толька надоел, – томно объяснила Эльвина кадровые перестановки в «Эдельвейсе» мужу.

Анатолия Градовского сослали в ресторацию быстрого питания, а Гриша примерил наконец колпак шеф-повара – сел как влитой!

От Эльвинки он отделался с трудом, но «Эдельвейс», впрочем, все равно закрылся – не пережил 98-го года. Зато один из его клиентов, знаменитый городской деятель Юрий Карачаев, не забыл талантливого белобрысого повара и пригласил возглавить первый в городе ресторан итальянской кухни. Гриша предложил назвать ресторан «Модена», и Карачаев, пожевав с минутку губы, согласился.

Нателла к тому времени окончательно срослась с волчьей шкурой гастрономического критика – и хлестала рестораторов статьями, как перчаткой, – по щекам. «Модену» она, ясное дело, всерьез не задевала, а лишь изредка деликатно покусывала – будто заигравшаяся кошка.

Гриша правил и царствовал на кухне – там у него были сразу и восточная деспотия, и абсолютная монархия, и культ личности. С годами он обзавелся привычкой петь за работой, причем пел почти всегда одно и то же. Верная Ленка Палач, выведенная теперь Гришиными заботами в су-шефы, могла определить по первым же нотам, тихо, но аккуратно спетым Малодубовым, в каком он пребывает настроении и что именно делает. «Вдоль платанов смотревших листвой в небеса нас умчал комфортабельный ЗИС» – чем-то расстроен, но терпеливо глазирует морковь или режет – сам! немыслимо! – лук для пирога. «Отцвели уж давно хризантемы в саду» – проверяет, как поработал трудовой коллектив. «Я ехала домой» – ну это понятно. Еще в репертуаре Григория Алексеевича Малодубова значились один из венгерских танцев Брамса, Лав Ми Тендер, Бесаме Мучо и, любимейшая, челентановская Соли – ее Гриша исполнял всякий раз, смешивая соус для своих секретных спагетти «Челентано».

– … E’ inutile suonare qui non vi aprira’ nessuno-o-o… – вполне чистенько для повара пел Гриша, кидая в любимую сковородку свежий чеснок в шелухе.

Чеснок повозился в масле, разогреваясь, и начал отдавать будущему соусу свою ароматную сладость. Сейчас было крайне важно не упустить момент, вовремя добавить следующий ингредиент.

И Гриша обязательно добавил бы его, если бы в их любовь с соусом не вмешалась Палач:

– Гриша, тебя там спрашивают, говорят – от Нателлы.

Именем Нателлы в Гришиной жизни открывалось все. Жена воспитала в нем именно такого мужчину, которым он сам всегда хотел стать, и он ни в чем ей никогда не отказывал. Даже на балет ее обожаемый Гриша ходил покорно, как пес на веревочке. Героически терпел четыре действия и пытался не проваливаться в сон. Он, кстати, считал, что на балетах с операми зрители только делают вид, что в восторге, – разумеется, кроме его жены. На «Жизели», помнится, Нателла так восхищалась, что случайно обдала слюной левый Гришин глаз. Оросила! «Плюнь в глаза, скажет «божья роса», – вспомнил Гриша народную мудрость. От Нателлы всё – божья роса. Даже посетитель, прервавший работу, как коитус на самом интересном месте…

Гриша с тоской посмотрел на сковородушку и, вытирая на ходу руки, пошел в крошечный кабинетик, где еле помещались рабочий стол, компьютер и фото Нателлы в резной, как наличник, деревянной рамке.

Посетитель, впрочем, поместился в кабинетике запросто – потому что это была посетительница. Хрупкая дамочка лет тридцати. Нателла угадывала возраст с точностью до месяца рождения, она и знаки зодиака каким-то загадочным образом определяла, не глядя в паспорт. Но Нателлы здесь не было.

– Чем могу? – устало спросил Гриша. Дамочка его не впечатлила.

– Мне сказала ваша жена… я с ней знакома по университету, так вот… она сказала, вы можете научить меня готовить.

Гриша не поверил. Нателла? Зачем ей? Можно, конечно, позвонить и проверить, но неудобно делать это при гостье. И если она действительно пообещала…

– Катя. Парусова Катя.

«…пообещала Кате мою помощь, – думал Гриша, – значит, я должен хотя бы что-то для нее сделать».

– А вы хотя бы представление имеете о том, что такое кухня?

Катя вспыхнула:

– Конечно! Я хочу посмотреть, как все устроено у профессионального повара, и взять у вас пару уроков, можно?

– Переодевайтесь, – скомандовал Гриша. Конечно, он не откроет этой Кате своих лучших рецептов, но пару уроков… если Нателла просила… Почему бы и нет?

Изумленная Палач притащила в подсобку халат, а Гриша поспешил к своему соусу. Уроков ему давать не приходилось.

– Что вы умеете делать? – сурово спросил Гриша у девицы.

– Итальянский фасолевый суп.

Гриша пальцем показал, где все лежит, и бросился к «Челентано». К счастью для Кати, соус получился таким, как надо – густым, полнокровным, чуточку хриплым и страстным.

Через полчаса подобревший Гриша склонился над кастрюлей практикантки и тут же отпрянул – там плавало нечто вроде темных свинских помоев, по верху которых неслись в свободном плавании взбаламученные кусочки будто бы отходов.

Девчонки хихикали, Палач была красной, как карпаччо, – словно это она сварила такую мерзость. А Катя смотрела на шеф-повара Малодубова с вызовом. И шеф-повара Малодубова это зацепило.

– У меня есть знакомая, – откашлявшись, сказал Гриша, – с телевидения. С канала «Есть!». Так вот у них там выходит передача «Фиаско» – и они представляют коллекцию заваленных рецептов. Жуткое дело!

– Жуткое, – легко, как блин в полете, подхватила тему Ленка Палач, хотя ее никто не спрашивал. – Там была пицца из сушек – из таких мокрых, распаренных сушек с мясным фаршем. Еще картофельное пюре «Фиалка» цвета ядовитой жвачки и зразы с баночками из киндер-сюрпризов.

– И это… – Гриша щелкнул пальцами в поисках слова, – это вот изделие могло бы там блеснуть, честное слово!

Катя полоснула по нему взглядом – холодным, как лезвие.

– Я теоретик, – хмуро сказала она. – Практики почти не было. Но вы все же попробуйте.

Палач с девчонками расхохотались уже в полный голос. Да чтобы Гриша… Да чтобы это пойло… Но он – попробовал. Маленьким половничком брезгливо зачерпнул мутную жижу и поднес к своему опытному рту.

Катя ждала, опустив глаза долу, а Гриша прислушивался – пусть выскажутся вкусовые бугорки!

Бугорки сказали, что суп при всей гадкой внешности у Кати Парусовой получился отменным. В супе был тот дикий и прелестный вкус итальянской деревенской кухни, какой не сыщешь в больших городах. Любопытно, где эта дура раздобыла такой добротный рецепт?

– Хорошо, придешь завтра к восьми, поучимся, – махнул рукой Гриша, и Катя просияла, будто он пообещал ей полцарства и принца с белым конем.

…Поздно вечером, уже проваливаясь в крепкий и густой, как харчо, сон, Гриша все-таки вспомнил, что должен был спросить у Нателлы.

– Та девушка, Катя, которую ты прислала… – вяло пробормотал засыпающий шеф-повар, и жене пришлось его хорошенько встряхнуть, чтобы дождаться продолжения.

– Какая еще девушка? – дослушав сонную речь Гриши, возмутилась Нателла. – Не присылала я тебе никаких девушек, еще чего!

Малодубов удивился, но все равно заснул, а поутру, раздумавшись после трех чашек кофе, решил не рассказывать ни Нателле о том, что на самом деле произошло, ни Кате – о том, что ее обман раскрыт. Чем-то она заинтересовала его, да и рецепт ужасного фасолевого супа надо было выяснить.

Он велел по-быстрому оформить Катю на самую низшую ставку. Нателла, внимательно следившая за всем, что происходит в жизни мужа, тут дала промашку и ничего не заметила. А с Палач они были не настолько близки, чтобы Ленка побежала к супружнице шефа с докладом – Палач Нателлу недолюбливала. Но знали бы обе, что принесет в их мирную кухню новенькая скромница…

Катя росла, как сорняк, и Гриша только успевал подкидывать ей новые и новые задания. Ждал, когда она сломается, и гадал – на чем? Катя невозмутимо принимала брошенную в лицо одноразовую перчатку и готовила как одержимая – лазанью, оссобуко, конкильони, минестроне… Помойный фасолевый суп облагородился и занял почетное место в меню – а Катя метала в Гришу все новые и новые рецепты. Фейнер-кондитер Даша, ушедшая следом за Гришей из «Эдельвейса», надувала щеки от обиды: новенькая замахнулась на сладкое! Ее ореховый, легчайший и нежный, десерт, украшенный сахарными буквами «Я торт!» вырубил Дашу из рабочего настроения на целую неделю. А какие она делала миндальные кексы – Гриша от одного запаха сходил с ума! Впрочем, он и так сходил с ума – впервые с тех счастливых и ужасных детских лет перед ним во весь свой рост встала ненавистная проблема выбора. Стоит ли заниматься и дальше поварским делом, если случайная птичка творит на кухне такие чудеса?

– Знаешь, Гриша, – сказала однажды Катя Парусова, взбивая малиновый крем, – один поэт бросил писать стихи, когда прочел то, что сочинил его знакомый подросток. Это было так хорошо, что поэту показалось глупым тратить остаток жизни просто на то, чтобы его догнать…