Визитка злой волшебницы - Людмила Зарецкая

– Мне как свахе тут ловить нечего, – возразила Алиса. – Во-первых, у них и так все на мази. А во-вторых, Малванс женат. На молодой, между прочим. У него ребенку год всего.

– Тем более интересно, – авторитетно заявила Настя. – Как любит говорить наш главный редактор Юрик Гончаров, падение должно быть публичным!

Впрочем, долго наблюдать за парочкой им все-таки не пришлось. Малванс подозвал официанта, расплатился, как успели заметить глазастые подружки, карточкой, встал и подал руку своей молоденькой спутнице. Та поднялась, томно вихляя бедрами, взяла с соседнего стула сумочку и повернулась, чтобы идти к выходу. И тут Инна во второй раз за день вытаращила глаза и глупо приоткрыла рот – спутницей дорогого адвоката Эдгара Малванса оказалась пятнадцатилетняя Эвелина Манойлова!

Ее открытая кофточка блестела на груди стразами, сливающимися в ослепительную жар-птицу. Глаза были снова жирно очерчены черной подводкой. На губах алела ярко-красная помада, удивительно не шедшая к еще детскому личику.

– Настя, фотоаппарат! – прошипела Инна сквозь зубы и, ослепительно улыбаясь, рванулась из-за столика навстречу сладкой парочке.

– О-о-о-о, какая встреча! – мелодично пропела она, взяв Малванса за рукав. – Господин адвокат, вы явно лучше меня знаете уголовный кодекс. Что там у нас грозит таким любителям нимфеток, как вы? Или ваша фамилия Гумберт?

Лицо адвоката, узнавшего Инну, заметно перекосилось.

– Гарик, что она несет? – Эвелина брезгливо наморщила носик. – Эй, ты… Его фамилия Малванс! И он терпеть не может сладкое.

– Сладкое?

– Ну, ты сказала, что он любит конфетки, а он их не ест. А если бы и ел, при чем тут уголовный кодекс?

– Да, Эдгар Робертович, – Инна тяжело вздохнула, – ваша Лолита не знакома с Набоковым. Вы уж ей на досуге объясните, что такое нимфетка. А то она даже не знает, что водит вас не просто по ресторанам, а под статьей. А заодно научите ее обращаться к малознакомым людям на «вы».

– Ага, щас! Разбежалась, блин… Гарик, ты ее не бойся! Она всего-навсего журналистка. К нам домой приезжала, статью про маму писала. За мамины деньги, естественно. То есть ей жить не на что, приходится по чужим домам отираться. Смотри-ка, а в ресторан приперлась! Дорогой, кстати! Денег-то хватит расплатиться, а то могу одолжить, потом отработаешь, – Эвелина привычно хамила, и Инна ощутила острое желание придушить маленькую негодяйку. – Ты Гарика тут уголовкой и каким-то Набоковым не пугай, а то пожалеешь! У нас длинные руки. И у Гарика, и у мамы моей, и у брата. И тебя достанем, и Набокова, блин… Пошли, Гарик, ты мне еще обещал в ювелирный зайти! – И красиво тряхнув своей белокурой, тщательно уложенной гривой, небесное создание потянуло адвоката к выходу.

– Успела сфотографировать? – спросила Инна умирающую от хохота Настю. Та кивнула и начала вытирать выступившие от смеха слезы.

– Что это было? – спросила Алиса. – Что это, а? Ты что, знаешь эту дурочку?

– Это Эвелина Манойлова, сестра Коленьки, – ответила Инна и, глядя на ошеломленное лицо подруги, тоже не выдержала и расхохоталась.

Слово из пяти букв

Во втором классе одной из школ детям дали творческое задание: составить слово из букв Н, В, О, Г, А.

Учителя, конечно, молодцы. Могли бы, зная менталитет нынешних детишек, выбрать другие буквы. Но не догадались.

В результате 26 человек сложили слово ГАВНО. Причем с ошибкой. Второй буквы О им не хватило, но это их не смутило. По их мнению, там и должна быть буква А.

Что? Вы спрашиваете, какое слово надо было сложить на самом деле? То, которое получилось всего у двух учениц второго класса. Это слово ВАГОН. Что? Вы смеетесь? А мне не смешно. Грустно.

Грустно, что наши дети, упражняясь в лингвистике, оперируют не совсем нормативной лексикой. Как утверждала великая Раневская, слово ГОВНО есть. Вот только оно совсем не для школьного урока второго класса.

Что же удивляться, что ученики постарше остаются с девственно чистым мозгом даже тогда, когда всей остальной девственности лишаются напрочь?

К примеру, есть в интернете один сайт, где публикуются разные стихи, а молодежь и подростки оставляют к ним свои комментарии.

Так, стихотворения Якова Полонского (годы жизни 1818–1898) снабжены строками от некоей Лены: «Яша, я бы тебе отдалась, если бы ты мне такое посвятил. Напиши, в каком городе ты живешь».

У Константина Бальмонта (1867–1942) некто Кошмарик интересуется: «Костяныч, а Бальмонт – это твоя настоящая фамилия или ник?»

А строки Пастернака (1890–1960) сопровождаются отповедью некоей Кисоньки: «Полная байда твои стихи. Я бы и то лучше написала. Не повезло тебе, Борис Пастернак».

Не знаю, как Пастернаку, а вот нам с вами точно не повезло. Потому что это – наши дети.

Именно им рожать и воспитывать наших внуков. Но в плюсе у них – лишь умение складывать слово ГАВНО, а в минусе – полное незнание основ великой русской литературы. И вообще девственно чистый мозг.

И хотя для деторождения мозг – не главное, все равно становится как-то грустно. И уж совершенно точно – не смешно.

Инесса Перцева, газета «Курьер»

Глава 22

Уроки прошлой жизни

Если на тебя вылили ушат грязи, а ты не хочешь отвечать, потому что выше этого, – смири гордыню и ответь.

Ксения Собчак

«Уравнение с двумя неизвестными. А решить его надо, причем как можно скорее», – политик и бизнесмен Сергей Васильевич Муромцев грузно, но стремительно ходил по кабинету в своем доме. Вчера ему предложили купить раскрученный, престижный, но в последнее время стремительно тонущий бизнес. Точнее, часть бизнеса.

Часть была, что и говорить, вкусная. Этакий лакомый кусочек. Но игра стоила свеч лишь в том случае, если удастся провернуть сделку быстро, а главное – втихаря. Он знал, что со дня на день над головой человека, который обратился к нему с деловым предложением, разверзнутся тучи, собиравшиеся последние несколько месяцев, и тогда лакомый кусочек уплывет в чужие руки.

Сумма сделки, конечно, впечатляла. Но не случись того, что случилось, она была бы минимум в три раза больше. Так что следовало поторапливаться.

«С другой стороны, когда все всплывет, разговоров будет не обобраться, – размышлял Муромцев. – Да и трупов в этой истории многовато. При моей репутации трупы уж точно лишние».

В молодые годы студент-юрист Сережка Муромцев активно увлекался антиквариатом. Эта страсть не покинула его и в зрелые годы, однако в советское время из нынче невинного, пусть и дорогостоящего увлечения шили статью. Тем более что предприимчивый студент и его банда, особо не мудрствуя, грабили деревенские дома, откуда на черный рынок и тек нескончаемый поток икон. XVII, XVIII, XIX век, деревянные, серебряные и даже золотые оклады… Николай Чудотворец, Илья Пророк, Иоанн Богослов, Агиосоритисса, «В скорбях и печалях утешение»…

Муромцев был прекрасным знатоком церковной живописи, так же как его ближайший друг по художественной школе Вовка Смирнов. Тот занимался иконописью вполне профессионально, но поскольку применения его талантам в безбожное время не находилось, иконами была завалена вся кладовка их с матерью двухкомнатной хрущевки. Когда именно Муромцеву впервые пришло в голову загонять их наравне с крадеными раритетами, он потом вспомнить не мог, но на суде за это ему припаяли лишние три года.

На зоне ему было несладко, но вполне терпимо, не то что несчастному Смирнову, который ничего не умел, кроме как рисовать, был слегка блаженным, а потому быстро попал в разряд сначала придурков, а потом и вовсе опущенных. Оттрубив положенное, вернулся домой и сидел на шее у матери, целыми днями бесцельно глядя в потолок с широкой продавленной тахты. Заниматься иконописью он боялся, тем более что регулярно заходящий в дом участковый бдительно осматривал все углы, не пропуская и злополучную кладовку.

К тому моменту, как Муромцев тоже вернулся из зоны, Вовка уже сдался в какой-то богом забытый монастырь, где и занимался любимым делом на легальных началах – восстанавливал фрески в полуразрушенном храме. До сих пор раз в год Муромцев совершал паломничество к старому другу. Вовка при виде него светлел лицом, поглаживал окладистую, нечесаную и не особо мытую бороду, расправлял хилые плечи, показывал свои работы, которые теперь довольно высоко ценились у знатоков, и обязательно дарил одну. Муромцев благосклонно принимал дар, прекрасно зная, насколько наварится при его продаже.