Бумер-2: Большая зона - Андрей Троицкий

– Я всего-навсего с того фраерка костюм снял, а не скальп, – усмехнулся Китай. – Дашка, ты не бери в голову. И не грузись насчет денег. Бумер сейчас отстоится, скинем его. И ты получишь за свою наколку.

– Ты только не тяни, Пак, мне бабки вот так нужны, – Дашка провела ладонью по горлу. – Поторопись.

– Если хочешь, "нисан скалия" прямо сейчас возьми. С правым рулем. Сама покатаешься или продашь кому. Чистая тачка. Ну, почти чистая.

– На фиг мне это ведро с гайками?

– Ну, ты типа без колес, – ответил Китай. – А "скалик" запросто бумер вставит. Резвая машина.

Поднявшись из-за стола, Дашка подошла к машине, гадая про себя, который год пошел этому раритету. Так просто с ходу не догадаешься. Странно, что этот экспонат автомобильного музея еще на ходу. Китай остановился за ее спиной, агитировать за "скалик" как-то язык не поворачивался, сразу видно, что тачка и на троечку не тянет.

– Слушай, – Китай тронул Дашку за плечо и вложил в ее ладонь паспорт, в котором лежала сложенная вчетверо справка об освобождении Кота, – вот ксива того мужика. Может, захочешь выпить за помин его души. Или как. Не нужна, так выброси. А так можешь по паспорту взять в магазине какую-нибудь электронику в кредит. И продать за полцены. Покупатели быстро найдутся. Однажды я по паспорту одного торгаша взял в разных магазинах телевизор, стереосистему и два дорогих ноута.

Дашка, не развернув паспорт, сунула его во внутренний карман ветровки, села за руль, хлопнув дверцей, повернула ключ в замке зажигания. Движок, кажется, потянет. Без колес ей никак нельзя, а попиленный "нисан" лучше, чем ничего. Дашка опустила боковое стекло и, глядя на Китая снизу вверх, сказала:

– Хрен с тобой. Покатаюсь пару дней. А там видно будет.

Машина медленно тронулась с места по дороге, присыпанной гравием, покатила к распахнутым воротам. Китай, удовлетворенный тем, что дипломатические переговоры завершились быстро и, главное, в его пользу, вернулся к столу, присев на скамейку, щедро плеснул в чашку кипятка и долил коньяка на палец.

Дашка доехала до ворот, когда рука сама потянулась к паспорту. Она тормознула, включив верхний свет, перевернула пару страниц, слюнявя палец. Все-таки интересно, кем был по жизни тот фраерок. Так-так, Виталий Елистратов, прописан в Питере, женат. Странно все это. За какой надобностью занесло этого парня в их края? Что он тут искал? Свою любовь? Или свою смерть? Но в паспорте о таких делах ни фига не пишут.

На колени вывалилась сложенная бумажка, истертая на линиях сгибов. А это что за хрень? Справка об освобождении, выданная ИТУ номер неразборчиво Шубину Николаю Сергеевичу, в том, что он освобождается... Начальник колонии такой-то, подпись и круглая колотушка. Дашка трижды перечитала короткий текст. Минуту сидела, закрыв глаза и опустив руки.

* * *

Услышав рев движка, Китай повернул голову назад, в изумлении раскрыл варежку и забыл ее закрыть. Вспыхнули огни стоп-сигналов, "скалик", дав задний ход, помчался обратно на полном газу. Чашка дрогнула в руке, кипяток расплескался по брюкам, обжог безволосые ляжки. Китай вскрикнул от боли, приподнялся и выплеснул остатки кипятка на ноги, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы боли. И застыл, парализованный страхом.

Дашка, кажется, хотела припечатать его задним бампером к дубовому столу, но в последнее мгновение, передумав, дала по тормозам. "Скалик" остановился в сантиметре от скамейки. Девчонка выскочила из машины, рванулась к Паку, сграбастала его за лацканы пиджака.

– Где он? – проорала она в лицо Китая.

Пак промычал что-то невразумительное. Секунду назад он чуть было не попрощался со своей грешной жизнью и теперь искренне не понимал, чего добивается эта стерва.

– Слышь, ты, козел сраный, где вы его высадили?

– Даш, ты чего, первый раз в теме? – пробормотал Китай, он боялся, что Дашка схватит со стола увесистый чайник и навернет его по репе. – Там где высадили, нас уже нет. И такие места я на карте не отмечаю. Не знаю, кум он тебе или сват, но роиться там не советую.

Привлеченные криками и разговором на повышенных тонах из темноты появились Миха и Вася Рослый. Не понимая, по какому поводу кипеш, они переглядывались и пожимали плечами. Дашка со всей силы толкнула Китая ладонью в грудь, он едва устоял на ногах. Развернувшись, она шагнула к машине, упала в водительское кресло и газанула так, что мелкий гравий и земля фонтанами полетели из-под колес.

Китай, шмыгая носом, тер грязноватой тряпкой промокшие штаны.

– Вот же дура, – шептал он. – Такой костюм испортила. Шалашовка. Поганка вольтанутая. А я ей, дурак, "скалик" отдал.

* * *

Последние два дня в Москве стояла гнетущая жара, и свежий утренний ветерок показался Жоре Бубнову подарком судьбы. Он вышел из подъезда старого дома в районе Сухаревки ровно в девять тридцать утра. Настроение у него было прекрасное, под стать его прикиду. На нем был бежевый летний костюм и рубашка с отложным воротничком, на ногах плетеные мокасины. Жора с наслаждением глотнул воздуха, еще не отравленного бензиновыми парами. Впереди масса дел и среди них есть приятные. После обеда ему уделит внимание одна особа женского пола, благосклонности которой он добивался уже вторую неделю, извел кучу денег и времени. И в награду за терпение готов получить премиальные.

На улице ни пешеходов, ни машин. Бубен сообразил, что легче поймать тачку у метро, и двинул вверх по переулку, когда навстречу из-за поворота вылетела "девятка". Бубен уже поднял руку, чтобы проголосовать, но машина, резко тормознув, заехала колесами на тротуар, преграждая ему путь. Жора, как всегда легко и артистично, развернулся на каблуках и, ускоряя движение, зашагал в обратную сторону, хорошо понимая, что уйти ему не дадут. И хрен с ними. Он даже принялся насвистывать себе под нос легкомысленный мотивчик из популярного мюзикла, потому что серьезных неприятностей от встречи с ментами не ждал.

Вторая машина, стоявшая у кромки противоположного тротуара, сорвавшись с места, отрезала путь к отходу с другой стороны. Двое оперативников в штатском выскочили из салона. Еще пара ментов бежала к ним по переулку. Через несколько секунд Жора стоял, широко расставив ноги и упираясь ладонями в горячий капот машины. Он спокойно ждал, когда закончится шмон и можно будет перейти от формальностей к делу.

Опера выложили на капот ключи, пухлый бумажник, пачку сигарет и крошечный пластиковый пакетик с белым порошком. Дежурный ментовской фокус. Неизвестно откуда взявшиеся понятые, баба с мужиком, по виду ханыги, которым менты пообещали хорошую опохмелку. Они кивали головами, когда опер растолковывал, что извлечено из карманов задержанного. Подмахнув протокол, эти персонажи заспешили к магазину. Менты засунули Жору на заднее сиденье "девятки", с двух сторон сжали его крепкими плечами, в довершение всего заковали в наручники. И приказали опустить голову на колени.

Минут сорок они ехали неизвестно куда, пока наконец не тормознули во дворе какого-то незнакомого дома, похожего на огромный высохший колодец. Жору подхватили под руки, спустили в подвал, на двери которого висела табличка "опорный пункт милиции", потащили дальше по длинному коридору. Еще не зная, что произошло и какую поганку ему станут клеить, Бубен решил, что дело дрянь. Его привезли даже не в районное отделение внутренних дел, а в какую-то дыру без географического названия. Значит, разговор будет более чем серьезный. И не понять, что у ментов на уме.

Устроившись на привинченном к полу табурете, Жора попросил снять с него браслеты, и старший по группе выполнил просьбу задержанного. И велел своим парням, выйти на воздух.

– Меня зовут Иван Павлович Ерохин, капитан, – представился старший оперативник. – Честно говоря, я никогда карманников не брал. Всю жизнь занимаюсь кое-чем посерьезнее. Ну, что ж... Раз такое дело, раз у нас состоялась первая встреча, давай знакомиться, Бубнов.

Капитан протянул руку для пожатия. Бубнов никогда не ручкался с ментами и был удивлен изысканно вежливым обращением. Поднявшись с табурета, он протянул ладонь гражданину начальнику. И в следующее мгновение получил такой удар кулаком в лицо, что, перелетев через табурет, оказался у противоположной стены. Комната закачалась перед глазами, пол встал вертикально и плашмя ударил его по лицу.

Он увидел рядом с собой начищенный до блеска ботинок и тут же получил им по носу. Жора вскрикнул от боли – кто-то от души навернул его по ребрам. Ерохин поставил каблук тяжелого ботинка на растопыренные пальцы, надавил до костяного хруста. Когда Жора закричал, ударил его коленом в лицо. Бубен решил, что его забьют до смерти, молча и остервенело. Или превратят в никчемного инвалида, который без посторонней помощи не сможет завязать шнурки на ботинках.

Он не был трусом и умел терпеть боль, но сама мысль о том, что менты раздавят ему суставы пальцев, казалась ему невыносимой. Это было страшнее боли. Ведь он мог навсегда лишиться самого своего уникального дара щипача, а с ним, и красивой жизни, к которой успел привыкнуть.