История моей жизни - Эндрю Карнеги

Рабочий комитет медленно удалился. Потом мы узнали от наших служащих, чем закончилась эта история в доменном отделении. Келли и его товарищи вернулись в мастерские. Там уже собралась большая толпа рабочих, с нетерпением ожидавшая их. Увидев толпу, Келли закричал:

— Марш на работу, обезьяны! Чего вы тут стоите? Разрази меня Бог, если этот малый не взял опять быка за рога. Он не хочет с нами воевать, но говорит, что скорее даст себя убить, чем позволит сдвинуть себя с места. Становитесь же за работу, обезьяны!

Ирландцы и шотландцы — странные люди, но с ними легко сладить, надо только знать, с какого конца подойти. Этот Келли впоследствии превратился в моего преданного друга. Опыт показал мне, что на рабочих в массе можно положиться, они всегда поступают правильно и справедливо, если только не связаны безусловным повиновением своим вожакам.

Интересно также, как мы однажды справились с забастовкой на рельсопрокатном заводе. К сожалению, и в этом случае сто тридцать четыре рабочих из одного подразделения тайно сговорились за несколько месяцев до конца года потребовать увеличения заработной платы. Новый год обещал быть плохим для железного и стального производства, и промышленники повсюду уже объявили, что заработная плата будет снижена. Тем не менее наши рабочие сочли нужным упорствовать в своих требованиях только потому, что несколько месяцев назад поклялись, что бросят работу, если им не повысят заработную плату. Но мы никоим образом не могли ее повысить, в то время как наши конкуренты ее снижали. Вследствие этого они приостановили работу. Эта забастовка парализовала и остальные подразделения, и мы оказались в самом затруднительном положении.

Я поспешил в Питсбург и был чрезвычайно изумлен, когда увидел, что, несмотря на наш договор, доменные печи уже бездействуют. На этот день у нас на заводе было назначено собрание с рабочими. Они послали мне сказать, что оставили доменные печи и явятся ко мне на следующее утро. Недурной прием! Я велел им передать следующее: «Завтра они меня здесь не найдут. Бросить работу может всякий. Вопрос в том, как к ней снова вернуться. Настанет день, когда эти же рабочие захотят снова выйти на работу, но тогда им днем с огнем придется искать человека, который снова пустит дело в ход. Вот что я им тогда скажу: работа возобновится только после того, как будет установлен дифференцированный тариф в зависимости от стоимости производства. Тариф будет действовать в течение трех лет, и установим его мы, а не рабочие. Они столько раз предъявляли нам тарифы, что теперь очередь за нами. Я возвращаюсь в Нью-Йорк, мне здесь больше нечего делать».

Спустя некоторое время после того, как рабочие получили мой ответ, они прислали ко мне узнать, могут ли они переговорить со мной до моего отъезда в Нью-Йорк. Я, конечно, ответил, что согласен. Они явились, и я сказал им следующее:

— Ваш представитель, мистер Беннет, сказал вам, что я приеду и улажу наши недоразумения, как это всегда делалось до сих пор. Это правда. Он вам сказал также, что я не буду бороться с вами. И это тоже верно, он хороший пророк. Но он сказал вам еще одну вещь, и в этом он, к сожалению, ошибся. Он сказал вам, что я не могу бороться. — Я посмотрел Беннету прямо в лицо и поднял кулак. — Он забыл, что я шотландец. Но вот что я вам скажу: я не хочу бороться с вами. У меня есть дела интереснее, чем бороться с рабочими. Бороться я не хочу, но я могу справиться с любым комитетом, если только захочу, а на этот раз я так хочу. Машины будут пущены в ход только после того, как рабочие большинством двух третей голосов решат возобновить работу, и тогда, как я уже говорил сегодня утром, они будут работать по дифференцированному тарифу. Больше мне вам сказать нечего.

Они ушли. Прошло недели две. Однажды утром я сидел в Нью-Йорке в своей библиотеке, когда вошел слуга и подал мне карточку, на которой были написаны имена двух наших рабочих и имя одного знакомого, к которому я относился с большим уважением.

— Они приехали из Питсбурга и очень желали бы переговорить с вами, — прибавил лакей.

— Спросите этих людей, принадлежат ли они к числу тех рабочих, которые нарушили договор и бросили работу в доменных печах?

— Нет, — сказал слуга, вернувшись.

— В таком случае спуститесь вниз и скажите им, что я буду очень рад их видеть.

Мы очень сердечно поздоровались, и разговор начался с Нью-Йорка, который они видели первый раз в жизни.

— Мистер Карнеги, мы, собственно, явились для того, чтобы переговорить с вами об этой истории в мастерских, — приступил, наконец, к делу один из делегатов.

— Ах, так! — сказал я. — Ну что же, рабочие голосовали?

— Нет.

— Простите, но в таком случае я не желаю больше говорить на эту тему. Я уже сказал, что мы только тогда возобновим переговоры, когда рабочие большинством двух третей голосов постановят снова приступить к работе. Господа, вы еще не знаете Нью-Йорка. Позвольте пригласить вас на небольшую прогулку, я хотел бы показать вам Пятую авеню и парк, в половине второго, к ланчу, мы уже успеем вернуться.

Мое приглашение было принято. Мы касались в разговоре всевозможных предметов, кроме того единственного, о котором они хотели со мной говорить. Между американским и иностранным рабочим существует большая разница. Американский гораздо свободнее и увереннее в обращении и садится за стол, как настоящий господин.

Они вернулись в Питсбург, не проронив более ни слова о заводских делах. Но вскоре после этого произошло голосование (причем только несколько человек высказалось против возобновления работы), и тогда я поехал в Питсбург. Я явился на заседание рабочего комитета и предложил им новый тариф. Это был переменный тариф, колеблющийся в соответствии с изменениями стоимости производства. При таком порядке предприниматель и рабочий являются настоящими партнерами, потому что наравне делят и удачи, и неудачи. Конечно, при таких условиях необходимо установить низший предел заработной платы, чтобы обеспечить рабочему минимум существования. Так как рабочие уже были знакомы с тарифом, не пришлось еще раз рассматривать его.

— Мистер Карнеги, — сказал лидер рабочих, — мы принимаем все ваши условия. — И затем прибавил с некоторым колебанием: — А теперь мы хотели бы попросить вас оказать нам услугу, в которой вы, надеюсь, нам не откажете.

— С удовольствием, если ваша просьба окажется приемлемой.

— Просьба наша состоит в следующем: разрешите, чтобы президиум нашего союза подписал договор от имени рабочих.

— Ну конечно! С величайшим удовольствием! А теперь, после того как я исполнил вашу просьбу, позвольте мне, в свою очередь, обратиться с просьбой к вам. Вы окажете мне личное одолжение, если под подписями президиума каждый рабочий поставит и свою подпись. Видите ли, мистер Беннет, этот тариф будет действовать в течение трех лет, и за это время может найтись какой-нибудь рабочий или группа рабочих, которым вдруг покажется, что президиум вашего союза вовсе и не имел права дать за него обязательство на такой продолжительный срок. Если же у нас будут подписи каждого рабочего в отдельности, то всякие недоразумения заранее исключаются.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});