Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Ну что же, — сказал Кройден. — Ты, Харманли, как всегда, прав. И хоть ты и не любишь вспоминать, как славно, случалось, проводили мы время за кувшином доброго вина, мы с Ретимноном этого никогда не забудем. А потому, друг, поступай, как считаешь нужным. Мы доверяем тебе как товарищу по оружию. Это ведь вернее, чем доверие, которое один царедворец в состоянии испытывать к другому.

Рорайма Ретимнон только кивнул головой, подтверждая слова соправителя. Ему было не по себе. И он не знал, стоит ли говорить остальным, что сию минуту он припомнил, отчего были неспокойными его ночи: Медовая гора Нда‑Али вот уже неделю преследовала его в кошмарных и тягостных снах.

* * *

Когда Золотому шеиду Тиладуматти — Теконг‑Бессару — сообщили о том, что во дворец явился человек, заявляющий, что он приплыл с далекого Гобира, правитель только отмахнулся как от мухи. Ему было не до безумцев и не до дворцовых сплетен. Положение в стране стало угрожающим, а помощи от Кортеганы, чьи рыцари обычно решали все текущие проблемы, ждать не приходилось.

Баргу Барипада от смерти и изгнания спасла только загадочная гибель короля Чаршамбы Нонгакая. Это событие вынудило хассасинов отвести войска обратно на исходные позиции и отозвать в Эль‑Хассасин армаду Ондавы Донегола. Однако побережье было полностью разорено, а Штайр, Малый Бурган и десятка два городов поменьше разрушены и сожжены.

После гибели Катармана Керсеба король Кортеганы остался без того единственного полководца, который мог противостоять военачальникам Эль‑Хассасина и уравновешивал чаши весов. Орден унгараттов не признавал Барипада в качестве своего предводителя и сейчас был раздираем на части интригами и борьбой за кресло верховного магистра. Эта внутренняя маленькая война разразилась как нельзя более некстати, но в государстве не было человека, способного взять бразды правления в свои руки. Угроза нападения хассасинов отступила, но никуда не исчезла. Даже такой недалекий политик, как Барга Барипад, понимал, что стоит только Кройдену и Ретимнону немного подождать, и волнения — естественные при смене власти в любой стране — улягутся. А бесчисленные полчища жаждущих крови хассасинов снова вторгнутся на территорию соседних государств.

Все эти невеселые думы одолевали Золотого шеида. Собственная армия Тиладуматти практически не существовала. Даже охрана его персоны осуществлялась рыцарями‑унгараттами. Эль‑Матария, правда, была грозной крепостью, но умелых защитников можно было пересчитать по пальцам. И потому Теконг‑Бессар не рассчитывал отсидеться за мощными стенами.

Придворные всегда считали его недалеким и слабохарактерным человеком и терпели только как представителя древней династии — человека, которому поклонялся народ. Однако они очень удивились бы, узнав, что думает про них Золотой шеид.

До тех пор, пока орден унгараттов, точнее говоря — Катарман Керсеб и король Барга Барипад, практически правили Тиладуматти, взамен гарантируя Теконг‑Бессару безмятежную жизнь, он соглашался с подобным положением вещей. По своему характеру правитель Тиладуматти был человеком не тщеславным, не властолюбивым и не агрессивным. И, сознавая, что никакими военными талантами не обладает, Золотой шеид предоставлял право работать другим. В конце концов он без особых сложностей и проблем получал то, к чему стремились и остальные его царственные собратья.

Теперь же Теконг‑Бессар отчаянно искал выход из тупика. Обращаться к матариям было бесполезно — они могли войти на территорию его страны только как завоеватели. Слишком давно, слишком сильно матарии и унгаратты ненавидели друг друга, чтобы двумя‑тремя указами можно было уничтожить эту взаимную ненависть. К тому же, думал шеид, просящий всегда в проигрышном положении. По той же причине отпадала Доганджа. Игуэй был государством не менее слабым, чем Тиладуматти, его армия была небольшой и не слишком хорошо подготовленной — так что тягаться с закованными в сталь хассасинами ей было не по зубам. Правда, Игуэй был беден и его помощь Золотой шеид мог с легкостью купить за незначительную для казны Тиладуматти сумму. Но то, что дешево стоит, дорого обходится.

Самым мощным государством запада был, вне всяких сомнений, Хартум. Однако таурт Хартума был богат настолько, что запросто мог скупить всю Иману, если бы ему того захотелось. Теперь же, когда там правит наместник Кахатанны — герцог Талламор, обращаться к нему за содействием вдвойне бесполезно. Ведь именно унгаратты пленили в свое время его таурту и использовали ее в качестве гладиатора. Где‑то в глубине души Теконг‑Бессар был уверен, что беды, свалившиеся на Кортегану, уходят корнями именно в этот просчет Катармана Керсеба. И хотя сам шеид мог клясться, что не знал об этом вопиющем происшествии, напоминать всей Имане о том, что именно в его стране гладиаторские бои велись вообще безо всяких правил и были наиболее жестокими, ему не хотелось.

Хартум отпадал.

Царство Тонгатапу в качестве союзника и защитника вызвало у хмурого Теконг‑Бессара невольную улыбку. Дикари Тонгатапу были свирепы и кровожадны, каннибализм не считался у них чем‑то из ряда вон выходящим. А золота они не ценили, и вообще было неясно, как их привлечь на свою сторону, ибо детей Ишбаала они боялись панически. К тому же дальность расстояния от Тонгатапу до Тиладуматти сводила на нет все возможные варианты: дикари не пользовались верховыми животными. На пеший путь у них ушли бы месяцы.

Мелкие государства, такие, как Хандар, Ятта, Цаган или Астерия, вообще были не в счет.

Риеннские острова ждали исхода будущей войны, дабы пасть к ногам победителей.

Положение было безвыходным.

В ярости Теконг‑Бессар сломал какую‑то хрупкую костяную статуэтку из тех, что во множестве украшали его покои. Давая выход накопившейся злости, рванул тяжелый шелковый занавес. Тот рухнул на инкрустированный пол вместе с золоченым карнизом. Раздался грохот, на который моментально сбежались слуги. И шеид не без удовольствия пнул одного или двух ногой. Но делу это помочь не могло, и он постарался взять себя в руки.

Тиладуматти нужен был союзник. Сильный, заинтересованный, по возможности честный. Такого Теконг‑Бессар не знал. И чтобы немного развеять досаду, злость, чтобы прийти в себя, дабы со свежими силами приняться за решение проблем, правитель стал придумывать себе развлечение. Человек, заявляющий, что прибыл с Гобира, внезапно всплыл у него в памяти. Золотой шеид нетерпеливо стукнул золотым молоточком по подвешенному гонгу, и в зал, кланяясь, вбежала толпа разряженных слуг.

— Путешественника ко мне, — обронил шеид. — Вина, сладостей, музыку…

Пока придворные и слуги суетились, исполняя приказ, Теконг‑Бессар подошел к карте Арнемвенда, висевшей на стене. Карта с невероятным искусством была нарисована красками на огромном полотне голубого шелка. Ее выкупил у библиотеки Риенна еще отец нынешнего шеида. Она стоила целое состояние пятьдесят лет тому, но и сейчас редко где можно было встретить что‑то подобное.

— Гобир, Гобир, — задумчиво пробормотал он. — Явное вранье, но любопытно послушать.

Небольшой по сравнению с Бардом или Иманой, Гобир находился к западу от последней, отделенный полосой бурных вод океана Торгай. Несколько раз на этот континент отправлялись экспедиции Хадрамаута, Аллаэллы и — независимо от них — Эль‑Хассасина, Хартума, Кортеганы и Доганджи. Все корабли добирались до разных мест на побережье Гобира, и сведения соответственно были различными. Большинство экспедиций просто не смогли проникнуть в глубь континента, не сумев пристать к скалистым отвесным берегам, возле которых волны кипели и бурлили, словно в котле. Несколько флотилий были почти полностью уничтожены — корабли попадали в водовороты, разбивались в щепы о подводные скалы, были затянуты стремительным течением и выброшены на камни. Некоторые — просто растаяли в тумане без следа.

Приставшим в другой части побережья повезло несколько больше. Они оказались на раскаленной, безводной поверхности, где ничто живое не могло продержаться более нескольких часов. Корабли, запас пресной воды на которых был ограничен, не могли долгое время стоять у этих берегов в надежде на то, что команда найдет где‑нибудь источник или колодец. Несколько отчаянных попыток такого рода, закончившихся мучительной гибелью десятков людей, навсегда разохотили остальных.

О Гобире ходили всякие небылицы и слухи, но доподлинно известно было только одно — этот континент недосягаем и для жизни непригоден. А потому все молчаливо согласились считать его как бы несуществующим. Соответственно, и боги утратили к нему всякий интерес, ибо бессмертным нужны верующие, а не пустые, дикие пространства.

— Посланец с Гобира! — возвестил один из слуг, мягко стучась лбом о толстый ковер.