Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Так оно и есть, дорогая Кахатанна, — сказал катхэксин.

Протянул руку, прикоснулся к ее волосам. И сделал это так ласково, что у нее что‑то дрогнуло в душе. Она улыбнулась и невольно потянулась к нему всем телом, радуясь этому жесту, как радовалась вообще любому проявлению нежности.

— Ты прекрасна, — сказал Сокорро, откровенно ею любуясь. — Ты прекрасна, ты неповторима, ты не умеешь лгать и не приемлешь лжи. Ты отрицаешь ее самой своей сутью, правильно?

— Говорят, что это так, только вот я этой своей способности не ощущаю. Приходится верить на слово.

— Тогда поверь мне — тебя нельзя обмануть, и ты обмануть не в состоянии. Я вижу, что, несмотря на мой чудовищный вид, я тебе не неприятен, более того — ты испытываешь ко мне симпатию. А ведь этого не может быть, правда? Помимо того, что я монстр, я еще несколько часов тому назад собирался тебя уничтожить, заключить здесь, словно в темнице, собирался погубить весь верхний мир, не дав тебе возможности покинуть мое царство…

— Но ведь этого больше нет? — спросила она немного растерянно.

— Нет, конечно.

— А что касается твоего чудовищного вида, то лицо у тебя очень красивое. Правда, выглядишь ты необычно, но ведь это так естественно: ты не человек, следовательно, не по‑человечески и сложен. Во всяком случае, ни ужаса, ни отвращения ты не вызываешь. А твоими глазами я просто любуюсь.

— Спасибо, милая богиня, — тихо прошептал катхэксин. — Давно я не слышал таких добрых и таких радостных моему сердцу слов. Так о чем мы говорили?

— О том, что я слабее многих бессмертных, которые и на самом деле могут считаться непобедимыми. Тогда как же Тиермес?

— Они с Траэтаоной свалились сюда, но мы их ждали и приготовили им простенькую, но действенную ловушку: ты думаешь, их держит какая‑то страшная злая сила? Отнюдь — они сражаются друг с другом и с собственными страхами в плену у собственного же сознания. А оттуда нет возврата, потому что этого врага не победить. Смертный просто уничтожил бы себя: несколько дней без сна, еды и воды — и он мертв! Бессмертный попадает в темницу навсегда. Хочешь, открою еще одну маленькую тайну?

И когда Каэ кивнула головой, Сокорро продолжил:

— Когда ты зашла в этот зал, здесь бродило множество наваждений, одно страшнее другого. А мы собрались посмотреть, как ты будешь с ними сражаться в течение многих дней подряд. Никто не думал, что ты просто увидишь нас и даже не обратишь внимания на эти несчастные призраки…

— Боги, боги! Как все просто!

— Бесконечно просто. Для тебя.

— Бедные мои. Помоги им!

— Немного позже, когда ты встретишься с тем существом, иначе возникнут сложности. Я же говорил тебе, что сам не могу освободить их, хотя мне и неудобно отказывать в твоей просьбе. Я надеюсь, Он поможет… Ты же не хочешь рисковать попусту?

— Ты прав, как это ни горько. Хорошо, повелитель, а что я могу сделать для твоего народа?

— Мой народ ничего так не желает, как вырваться отсюда. За это он готов служить и Мелькарту, и кому угодно — злому, темному, чуждому, лишь бы добиться исполнения этой мечты. Мы живем очень долго — слишком долго, и по человеческим меркам мы почти бессмертны. Те дапаоны, что стоят сейчас в толпе моих подданных, даже помыслить не могут о том, что когда‑то все было иначе, наоборот. И хорошо, что не могут…

— А талисманы? — спросила Каэ.

— Талисманы потеряли к моему народу всякий интерес. Они ведь не могут покинуть этот дворец вместе с катхэксином. А дапаонов они по‑прежнему убивают, только еще быстрее, чем тысячи лет тому. Достаточно пары минут. При моем отце их замуровали в какую‑то из стен. Здесь, надеюсь, они и сгинут навсегда.

— Но ведь онгоны Мелькарта могут отобрать их?

— Никто им не позволит этого сделать. Пусть я и проклят, пусть я не могу покинуть этот дворец, но в его пределах я почти всемогущ. Во много раз могущественнее слуг Мелькарта. Сам он не может проникнуть к нам, а талисманы, покорные его воле, на нас не обращают внимания.

— Остаются хорхуты…

— Остаются, — чересчур спокойно согласился Сокорро. — Но мы ведь прекрасно понимаем, что эти талисманы — наша дополнительная гарантия. А осторожность нужно соблюдать всего несколько суток раз в тысячу с лишним лет. Правда, — встрепенулся он, — хочешь, я отдам их тебе?

Каэ с тоской подумала, что сил уничтожить их здесь и сейчас у нее не хватит.

— Я их даже не могу отыскать, — шепнул Ниппи. — Знаю, что целых пять, но направления не чувствую. Только тень присутствия… На ближайшую тысячу лет они здесь в безопасности.

И она ощутила невероятное облегчение оттого, что не нужно заниматься немедленными поисками и…

— А мы обречены, — внезапно прервал ее размышления катхэксин. — Мелькарт вряд ли выполнит свою часть соглашения. В отличие от тебя он умеет лгать. Он ведь отец лжи. И поэтому я еще раз прошу тебя, пообещай мне, что ты отыщешь Джератту, как только у тебя появится эта возможность, но не станешь слишком затягивать с этим.

— Обещаю, Сокорро. Я найду ее…

— Ешь, маленькая богиня. Это вкусно. — Катхэксин пододвинул к ней поближе плоскую тарелку с розовыми ломтями остро пахнущего мяса.

— Что это?

— Не спрашивай, не важно, что это, важно, что оно очень вкусно…

— Ты прав, — согласилась Каэ, подумав, что в подземельях вряд ли водятся свиньи, коровы, куры или даже дичь.

Хорхуты притащили глиняную бутыль, и Сокорро ударом когтя буквально срезал ей верхушку. Каэ приложилась к ней не без опаски, но уже через минуту пила древнее вино с выражением блаженства на лице.

— Вот это настоящее сокровище, — сказала она.

— Верю на слово, катхэксины не чувствуют вкуса этой жидкости. Мы пьем воду.

— Тоже верно.

Кахатанна обратила внимание на то, что толпа слуг Сокорро как‑то странно затопталась у трещин и проломов стен, бросая на своего владыку короткие умоляющие взгляды.

— Что это с ними? — спросила Каэ.

— Приготовься, сейчас появится тот, о ком я тебе говорил. А мои подданные его боятся. — И Сокорро величественным жестом отпустил всех. Не прошло и минуты, как зал опустел.

Воцарилась тишина, и только тяжелые капли срывались с карниза, гулко ударяясь о гладь воды. У Каэ звенело в ушах — не то от эха, не то от напряжения.

Он вышел прямо из стены — не из трещины, как делали это подданные Сокорро, но как это и полагается призраку. И двинулся прямо к Каэтане, не касаясь поверхности воды. Следов он тоже никаких не оставлял. Это был тот самый диковинный гость, что явился Нингишзиде в пламени Истины в далеком отсюда Сонандане. И вместо лица у него был овальный провал, сквозь который можно было рассмотреть старую, когда‑то коричневую ткань капюшона. На призраке была истрепанная хламида, каштановые с сединой волосы мягкими завитками ложились на плечи.

Она узнала его сразу:

— Олорун!

Он протянул к ней руки, и Интагейя Сангасойя, Богиня Истины и Сути, бросилась в объятия своего брата — странного бога Олоруна, мудреца и вечного странника.

— Я знал, что ты придешь! Как я рад слышать тебя после стольких лет разлуки…

От внимания Каэтаны не ускользнуло, что ее брат произнес «слышать» вместо «видеть».

— Что с тобой, Олорун?

Бессмертный обнял ее еще раз, его руки были почти бесплотными, и все же она чувствовала их прикосновения, тепло, нежность.

— Меня почти что и нет, девочка. Я настолько не существую, что уже не в состоянии тебя видеть. Только слышу и могу говорить. Я прикован к этому месту больше, чем любой катхэксин. Так уж сложилось. Но ты здесь, и это главное: надеюсь, я успею все тебе рассказать… — И тут же добавил серьезно:

— Надеюсь, ты понимаешь: все, что я сам знаю. Того, что мне неизвестно, в мире гораздо больше. А кто это там так громко дышит?

— Это Сокорро — правитель.

— Владыка всех катхэксинов, хорхутов и дапаонов? Что ж, если он на твоей стороне, то ты превзошла мои ожидания. Здравствуй, Сокорро.

— Здравствуй и ты, — ответил владыка дапаонов странным голосом. Олоруна побаивался и он.

— Как ты очутился здесь? — спросила Каэтана, ощупывая Олоруна.

— Это долгая история, дорогая моя девочка. И ты сама прекрасно знаешь, кто мог так жестоко расправиться со мной.

— Неужели он всесилен? — с тоской спросила она.

— Нет, конечно. Но я оказался слабее. Впрочем, на победу я и не рассчитывал, мне просто нужно было кое‑что проверить. И то, что я все еще существую, это уже много. Когда я понял, что сила моя иссякает и вскоре Олоруна не станет, ибо там, на поверхности, Мелькарт способен был дотянуться до меня, я отправился на Джемар и затаился до тех пор, пока не наступил день Взаимопроникновения. Я воспользовался этим миром, чтобы укрыться от нашего врага. Как видишь, мне это помогло.

Олорун мягко улыбнулся:

— Только не скорби обо мне — это ненужное, бесцельное состояние. Я жив и еще долго буду жить. А для тебя главное — отстоять Арнемвенд.