Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

Оффа был саксом, мерсийцем и бывшим священником — высоким, худым, с мрачным лицом, наводящим на мысль о том, что он повидал все глупости этого мира. Теперь он стал старым, старым и седовласым, но все еще странствовал по всей Британии с двумя ссорящимися женщинами и труппой дрессированных терьеров. Он показывал собак на ярмарках и пирах, и собаки ходили на задних лапах, танцевали вместе, прыгали через обручи, а одна даже ездила на маленьком пони, в то время как другие носили кожаные корзинки, чтобы собирать у зрителей монеты.

То было не самое впечатляющее зрелище, но детям очень нравились терьеры, и Рагнар, конечно, тоже был ими зачарован.

Оффа бросил сан священника, заслужив таким образом неприязнь епископов, но его защищал каждый правитель в Британии, потому что на самом деле Оффа зарабатывал на жизнь не терьерами, а своей невероятной способностью добывать сведения. Он разговаривал со всеми, делал умозаключения и продавал выводы, к которым приходил. Альфред годами прибегал к его услугам.

Собаки позволяли Оффе входить почти в каждый благородный дом в Британии, и он слушал сплетни и нес услышанное от правителя к правителю, добавляя все новые факты с каждой выложенной монетой.

— Ты, наверное, разбогател, — сказал я Оффе в тот день, когда он появился.

— Господин изволит шутить, — ответил он.

Он ел за столом у дома Рагнара, восемь его собак послушно сидели полукругом позади его скамьи. Слуга подавал эль и хлеб. Рагнар был в восторге от неожиданного появления Оффы, предвкушая смех, который всегда сопровождал выступления собак.

— Где ты держишь все свои деньги? — спросил я.

— Ты и вправду желаешь, чтобы я ответил, господин?

Оффа отвечал на вопросы, но за его ответы всегда приходилось платить.

— Ты поздно отправился на север, — проговорил я.

— Однако покамест зима удивительно мягкая. И меня привели на север дела, господин, — отозвался Оффа. — Твои дела.

Он пошарил в большом кожаном мешке и выудил оттуда сложенный запечатанный пергамент, который подвинул ко мне по столу.

— Это тебе, господин.

Я поднял письмо. Печать представляла собой кляксу воска, без всяких вдавленных знаков, и, похоже, ее не трогали.

— Что говорится в письме? — спросил я Оффу.

— Ты полагаешь, я его читал? — оскорблено спросил тот.

— Конечно, читал. Поэтому избавь меня от хлопот с чтением.

На губах Оффы появился намек на улыбку.

— Я думал, ты не сочтешь это столь важным, господин. Письмо написал твой друг, отец Беокка. Он говорит, что твои дети в безопасности на попечении госпожи Этельфлэд и что Альфред все еще сердится на тебя, но не прикажет тебя казнить, если ты вернешься на юг — как, напоминает он, ты обязан сделать согласно клятве верности. Отец Беокка заканчивает письмо словами, что он каждый день молится за твою душу, и требует, чтобы ты вернулся к своим обязанностям, скрепленным клятвой.

— Требует?

— Весьма сурово, господин, — Оффа снова чуть заметно улыбнулся.

— Это все?

— Все, господин.

— Итак, я могу сжечь письмо?

— Пустая трата пергамента, господин. Мои женщины выскоблят кожу дочиста и заново используют ее.

Я подтолкнул письмо обратно к нему.

— Пусть скребут. Что случилось на Торнее?

Оффа несколько биений сердца раздумывал над вопросом, потом решил, что ответ будет заключать в себе сведения, которые вскоре станут общеизвестными, поэтому он может рассказать мне об этом бесплатно.

— Король Альфред приказал идти на штурм, господин, чтобы покончить с ярлом Харальдом, занявшим остров. Господин Стеапа должен был доставить людей вверх по течению на кораблях, в то время как господин Этельред и Этелинг Эдуард напали через мелкий рукав реки. Обе атаки закончились неудачей.

— Почему?

— Харальд воткнул заостренные колья в речное дно, господин, и корабли восточных саксов застряли на этих кольях. Большая часть судов не добралась до острова. Атака господина Этельреда просто захлебнулась. Они бултыхались в грязи, а воины Харальда осыпа́ли их стрелами и метали в них копья, и ни один сакс так и не добрался до палисада. Это была бойня, господин.

— Бойня?

— Датчане сделали вылазку, господин, и перебили в реке много людей господина Этельреда.

— Подбодри меня, — сказал я, — скажи, что господин Этельред убит.

— Он жив, господин, — ответил Оффа.

— А Стеапа?

— Тоже жив, господин.

— Итак, что же теперь происходит?

— А вот это вопрос, — сдержанно проговорил Оффа.

Он подождал, пока я выложу на стол монету, и сказал, опустив ее в кошель:

— Среди советников короля идут споры, господин, но, я уверен, верх возьмет осторожный совет епископа Эркенвальда.

— Какой совет?

— О, заплатить Харальду серебром, конечно.

— Подкупить его, чтобы он ушел? — ошарашенно спросил я.

Зачем кому-то подкупать банду беглецов, побежденных датчан, чтобы те покинули занятый ими остров?

— Серебро часто добивается успеха там, где не может добиться успеха железо, — сказал Оффа.

— Торней могли бы взять десять человек и мальчишка, — сердито заявил я.

— Если ты поведешь их — возможно, — проговорил Оффа, — но ты же здесь, господин.

— Да, здесь…

Мне пришлось заплатить еще, чтобы выяснить то, о чем уже рассказала мне Брида: Хэстен, находясь в безопасности в высокой крепости в Бемфлеоте, собирается напасть на Мерсию.

— Ты рассказал об этом Альфреду? — спросил я Оффу.

— Рассказал. Но другие его шпионы опровергли сведения, и он поверил, что я ошибаюсь.

— А ты ошибаешься?

— Редко, господин.

— Хэстен достаточно силен, чтобы захватить Мерсию?

— Сейчас — нет. К нему присоединилось много команд Харальда, бежавших после победы при Феарнхэмме, но я не сомневаюсь, что ему нужно больше людей.

— Он будет искать их в Нортумбрии? — спросил я.

— Полагаю, такое возможно, — сказал Оффа, и этот ответ сказал мне все, что я хотел знать: даже Оффа, с его сверхъестественными способностями разнюхивать секреты, не ведал о целях Бриды, желавшей, чтобы Рагнар повел армию против Уэссекса.

Если бы Оффа об этом знал, он бы намекнул, что нортумбрийские датчане могут найти дела поинтереснее, чем нападать на Мерсию, но он проскользнул мимо моего вопроса, не почувствовав возможности получить мое серебро.

— Но корабли все еще присоединяются к ярлу Хэстену, — продолжал Оффа, — и он может стать достаточно сильным к весне. Я уверен, он будет искать и твоей помощи, господин.

— Я так и думал.

Оффа вытянул под столом длинные худые ноги. Один из терьеров заскулил, и Оффа щелкнул пальцами. Собака немедленно замолчала.

— Ярл Хэстен, — осторожно проговорил Оффа, — предложит тебе золото за то, чтобы ты к нему присоединился.

Я улыбнулся.

— Ты пришел сюда не в качестве посланца, Оффа. Если бы Альфред захотел отправить мне письмо, он воспользовался бы более дешевым способом его передать, нежели удовлетворять твою жадность.

Оффа выглядел обиженным, услышав слово «жадность», но не протестовал.

— И именно Альфред велел отцу Беокке написать письмо, не так ли? — спросил я.

Оффа слегка кивнул.

— Итак, Альфред послал тебя, чтобы выяснить, что я собираюсь сделать.

— В Уэссексе любопытствуют насчет этого, — сдержанно проговорил Оффа.

Я положил на стол две серебряные монеты.

— Так расскажи мне.

— Рассказать тебе что, господин? — спросил он, уставившись на монеты.

— Расскажи мне, что я буду делать.

Он улыбнулся, потому что ему платили за ответ, который я знал сам.

— Ты щедр, господин, — сказал Оффа, положив на монеты свои длинные пальцы. — Альфред считает, что ты нападешь на своего дядю.

— Возможно.

— Но для этого, господин, тебе нужны люди, а людям нужно серебро.

— У меня есть серебро.

— Но недостаточно, господин, — уверенно заявил Оффа.

— Так может, я присоединюсь к Хэстену?

— Никогда, господин, ты презираешь его.

— Тогда где же я найду серебро? — спросил я.

— У Скирнира, конечно, — сказал Оффа, не сводя с меня глаз.

Я попытался сохранить непроницаемый вид.

— Скирнир — один из людей, которые тебе платят? — спросил я.

— Я не выношу путешествий на кораблях, господин, поэтому избегаю их. Я никогда не встречался со Скирниром.

— Итак, Скирнир не знает, что я замышляю?

— Судя по тому, что я слышал, господин, Скирнир верит, что каждый человек замышляет его ограбить, поэтому он готов ко всему — будет готов и к вам.

Я покачал головой.

— Он готов к грабителям, Оффа, а не к полководцу.

Мерсиец молча приподнял бровь — знак того, что ему требуется еще серебро. Я положил на стол монету и наблюдал, как она исчезла во вместительном кошеле.