Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

— Твой дом? — спросила Скади.

— Мой дом, — ответил я.

Потому что я — Утред Беббанбургский. И я глядел на огромную серую крепость на дальнем краю скалы у моря.

Люди стояли на деревянных укреплениях и смотрели на нас. Над ними, на древке, поднятом над обращенным к морю фронтоном крыши господского дома, развевался мой фамильный флаг с волчьей головой. И я приказал, чтобы такой же флаг был поднят на мачте, хотя вряд ли ветер дул достаточно сильно, чтобы развернуть его.

— Я даю им знать, что я жив, — сказал я Скади, — и что пока я жив, они должны бояться.

А потом судьба вложила в мою голову одну мысль, и я понял, что никогда не отобью Беббанбург, никогда не поднимусь на скалу и не вскарабкаюсь на стены, пока не сделаю того, что сделал Рагнар столько лет назад.

Такая перспектива пугала меня, но судьбы не миновать.

Пряхи наблюдали за мной, выжидая, нацелив свои иглы, и до тех пор, пока я не выполню их приказ, мне не видать удачи.

Я должен был пробежать по веслам.

— Держите весла ровно! — приказал я двадцати гребцам того борта, что был обращен к берегу. — Держите их ровно и крепко!

— Господин, — предупреждающе проговорила Скади, но я увидел и в ее глазах возбуждение.

Я был в полных доспехах, чтобы показаться перед людьми моего дяди в Беббанбурге полководцем, повелителем войны — а теперь они, возможно, будут наблюдать, как я умру, ведь достаточно один раз поскользнуться на длинном весле, и я окажусь на морском дне, утянутый под воду тяжестью кольчуги. Но во мне жило слишком сильное убеждение — чтобы получить все, мужчина должен всем рискнуть.

Я вытащил Вздох Змея, поднял его высоко вверх, чтобы гарнизон крепости увидел, как солнце блестит на длинном клинке, а потом шагнул с борта корабля вниз.

Секрет хождения по веслам заключается в том, чтобы делать это быстро, но не настолько быстро, чтобы это казалось паническим бегом. Нужно было сделать двадцать шагов, выпрямив спину, чтобы казалось, что это легко. Я помню, как перекатывался корабль и как во мне дергался страх, как каждое весло опускалось под моей ногой. Однако я сделал эти двадцать шагов и, спрыгнув с последнего весла, взобрался на корму, где Скади помогла мне выпрямиться, а мои люди разразились одобрительными криками.

— Ты проклятый дурак, господин, — любящим голосом сказал Финан.

— Я иду! — прокричал я в сторону крепости, но сомневался, что мои слова туда долетели.

Волны разбивались в белую пену и откатывались от берега. Скалы над берегом выбелил иней. То была серо-белая крепость. То был мой дом.

— Когда-нибудь, — сказал я своей команде, — мы все будем здесь жить.

Потом мы повернули корабль, снова подняли парус и пошли на юг.

Я наблюдал за укреплениями, пока они не исчезли.

В тот же самый день мы скользнули в устье реки, которую я так хорошо знал. Я снял с носа голову волка, потому что то была дружественная земля, и увидел маяк на холме, разрушенный монастырь и берег, где меня спас красный корабль. А потом, на высшей точке прилива, вывел «Сеолфервулфа» на гальку, туда, где уже были вытащены на берег больше тридцати кораблей. Всех их охраняла маленькая крепость рядом с разрушенным монастырем на холме.

Я выпрыгнул на берег, потопал по гальке и стал наблюдать за всадниками, которые ехали к нам от крепости. Они явились, чтобы узнать, по какому делу мы прибыли, и один из них опустил копье, направив его на меня.

— Кто ты? — вопросил он.

— Утред Беббанбургский.

Наконечник копья склонился, а всадник улыбнулся.

— Нам приказали ждать тебя раньше, господин.

— Был туман.

— Добро пожаловать, господин. Все, что тебе нужно — твое. Все, что угодно!

И там были тепло, еда, эль, гостеприимство, а на следующее утро — лошади для Финана, Скади и меня. И мы поехали на юг. Ехать было недалеко, и команда отправилась со мной. Запряженная быком повозка везла сундук с сокровищами, нашими доспехами и оружием.

«Сеолфервулф» остался в безопасности на реке, под охраной тамошнего гарнизона, а мы двинулись к крепости, где, как я знал, нас радушно примут. Повелитель этой великой крепости выехал верхом, чтобы приветствовать нас.

Он что-то бессвязно ревел, кричал и смеялся; мы спрыгнули с лошадей и, встретившись на тропе, обнялись.

Рагнар. Ярл Рагнар, мой друг и брат. Рагнар из Дунхолма, датчанин и викинг, повелитель севера — и он обнял меня, а потом ударил кулаком в плечо.

— Ты выглядишь старше, — сказал он. — Старше и куда пошарпанней.

— Значит, я стал больше походить на тебя, — ответил я.

Он засмеялся, услышав это, шагнул назад — и я увидел, как вырос его живот за те годы, что мы не виделись. Он не был толстым, но казался счастливым, как никогда.

— Всем вам — добро пожаловать! — проревел он моей команде. — Почему не прибыли раньше?

— Нас задержал туман, — объяснил я.

— Я думал, может, ты погиб, — сказал Рагнар. — Но потом мне пришло в голову, что боги еще не жаждут оказаться в твоей жалкой компании.

Он помедлил, внезапно вспомнив, и лицо его затвердело. Рагнар нахмурился и не смог больше смотреть мне в глаза.

— Я плакал, когда услышал о Гизеле.

— Спасибо.

Он резко кивнул, потом обхватил меня за плечи и пошел рядом. Его правая рука, заброшенная мне на шею, была искалечена в битве при Этандуне, где Альфред уничтожил великую армию Гутреда. В тот день я сражался за Альфреда, а Рагнар, мой ближайший друг, сражался за Гутрума.

Рагнар так походил на своего отца — с широким благородным лицом, блестящими глазами, как никто другой скорый на улыбку. Он был светловолос, и нас часто принимали за братьев. Его отец обращался со мной как с сыном, и если у меня и был брат, то им был Рагнар.

— Ты слышал, что случилось в Мерсии? — спросил он.

— Нет.

— Войска Альфреда атаковали Харальда.

— На Торнее?

— А, где бы он там ни был. Я слышал только, что Харальд не встает, его люди голодают, они в ловушке, их мало, поэтому мерсийцы и восточные саксы решили с ними покончить.

— Итак, Харальд — покойник?

— Конечно, нет! — весело ответил Рагнар. — Харальд — датчанин. Он отобьется от ублюдков, заставит их бежать. — Он засмеялся. — Я слышал, Альфред несчастливый человек.

— Он никогда не бывал счастливым, — ответил я. — Его преследует Бог.

Рагнар повернулся и украдкой взглянул на Скади, которая все еще сидела в седле.

— Это женщина Харальда?

— Да.

— Она похожа на ту, что приносит беды. Так что, мы продадим ее обратно Скирниру?

— Нет.

Он ухмыльнулся.

— Значит, теперь она уже не женщина Харальда?

— Нет.

— Бедняжка, — сказал он и засмеялся.

— Что тебе известно о Скирнире?

— Я знаю, что он предлагает золото за то, чтобы ему вернули Скади.

— А Альфред предлагает золото за то, чтобы ему вернули меня?

— Точно! — жизнерадостно сказал Рагнар. — Я подумывал о том, чтобы связать тебя, как козла, и сделаться еще богаче.

Он помедлил, потому что мы увидели Дунхолм на вершине огромной скалы, стоящей в излучине реки. Над крепостью развевались привычные орлиные крылья Рагнара.

— Добро пожаловать домой, — тепло проговорил он.

Я явился на север и, впервые за много лет, почувствовал себя свободным.

В крепости ждала Брида. Она была восточной англичанкой и женщиной Рагнара. Брида молча меня обняла — а я почувствовал лишь ее скорбь по Гизеле.

— Судьба, — сказал я.

Она шагнула назад и пробежала пальцем по моему лицу, глядя на меня так, словно удивлялась, что сотворили годы, и сказала:

— Ее брат тоже умирает.

— Но он все еще король?

— Здесь правит Рагнар, — ответила Брида. — И он позволяет Гутреду называться королем.

Гутред, брат Гизелы, правил Нортумбрией из своей столицы, Эофервика. Он был добродушен, но слаб, и сохранял трон только потому, что Рагнар и другие великие северные ярлы дозволяли ему это.

— Он сошел с ума, — сурово проговорила Брида. — Он безумен и счастлив.

— Это лучше, чем быть безумным и печальным.

— За ним присматривают священники, но он не ест. Он швыряется едой в стены и заявляет, что он Соломон.

— Значит, он все еще христианин?

— Он поклоняется всем богам, — ядовито ответила Брида. — На всякий случай.

— Рагнар объявит себя королем? — спросил я.

— Он этого не говорит, — мягко сказала Брида.

— А тебе бы этого хотелось?

— Я хочу, чтобы Рагнар нашел свою судьбу, — проговорила она, и в ее словах было что-то зловещее.

Той ночью был задан пир. Я сидел рядом с Бридой, и ревущий огонь освещал ее сильное, смуглое лицо. Она смахивала на Скади, только была старше. Обе женщины распознали сходство и немедленно ощетинились враждебностью.